Ее все любили - Эксбрайя Шарль (книги серии онлайн txt) 📗

— Пока нет.

— Вот увидите — этакий толстяк крестьянской закваски. Только смотрите: он тот еще хитрец!

— Я люблю хитрецов, дорогой коллега. Игра с ними всегда увлекательна. А сейчас, если вам нетрудно, расскажите мне о Жане Арсизаке.

— Личность незаурядная. Всегда и во всем первый и в то же время какой-то беспечный. Говорят, что любая работа дается ему поразительно легко. По мнению многих, это один из самых блистательных юристов. Весьма тщеславный, он готов взяться за любое дело. Так что, если бы не это преступление, его назначение заместителем прокурора Бордо было бы гарантированно, а дальше — Париж. Вместе с тем, говоря о профессиональном честолюбии Арсизака, нельзя не сказать, как мне кажется, и о его политических амбициях.

— А?

— Он часто публикуется в прессе, и его статьи всегда получают высокую оценку в кругах буржуазии.

— Он что, правый?

— Консерватор. По крайней мере, если судить по тем идеям, которые он исповедует публично, хотя мне трудно сказать, насколько они искренни. Ведь в его положении оставаться абсолютно свободным нельзя. Могу вас заверить, что в нем видели будущего независимого депутата. По-моему, и я в этом убежден, у него не все еще потеряно, если, конечно, его не отправят на каторгу.

— Да уж… Уважаемый коллега, вы меня просветили в отношении друзей Арсизака, а как насчет его недругов? Ведь, влезая в политику, он хоть немного да должен был их приобрести?

— Разумеется. Самый серьезный противник прокурора — ветеринар Этьен Тиллу, чей кабинет находится на улице Леона Дессаллеса. Ему оказывает всяческую поддержку его друг Альбер Суже, фармацевт-гомеопат с улицы Сажес. И тот и другой — идейные лидеры СЛП — Союза левых партий, ведущего яростную борьбу против политики Арсизака.

Записав все, о чем ему любезно сообщил коллега, Гремилли собрался уходить.

— Тысячу раз вам благодарен. Не буду откладывать в долгий ящик и прямо от вас пойду побеседую с друзьями и врагами прокурора. Если ваши суждения окажутся верными, то и те и другие будут мне лгать, и, возможно, из клубка обоюдной лжи появится хоть ниточка правды, за которую мне удастся ухватиться.

— Не стоит благодарности. Наоборот, это я у вас в долгу, потому что мне бы ни за что не удалось выкарабкаться из этого дела.

— Вы знаете, я тоже не уверен, что выкарабкаюсь.

Сверившись с планом Перигё, Гремилли отправился на улицу Леона Дессаллеса к ветеринару Тиллу. Он уже проходил по бульвару дез Арен, как вдруг его окликнули. Это был Бесси.

— Ну как дела, дорогой друг?

— Отлично, мсье следователь, а у вас?

— Ничего. Ходил навестить сестру. По правде говоря, это лишь предлог, чтобы заставить себя хоть немного пройтись. Я возвращаюсь во Дворец правосудия. Вы туда же?

— Нет, мне на улицу Леона Дессаллеса.

— Тогда нам почти по пути.

Они пошли рядом.

— Все так же очарованы нашим городом, комиссар?

— Все больше и больше.

— А как расследование?

— Наконец-то лед тронулся.

— Действительно? Ну-ка расскажите мне побыстрее!

— Боюсь, что вам это может не понравиться.

— Мне?

— Вам как представителю высших кругов перигёского общества.

— Объяснитесь, пожалуйста.

— Суть можно выразить в нескольких словах. Мадам Арсизак, вопреки тому, что вы мне говорили, вовсе не ангел, спустившийся по своей оплошности на землю.

Следователь возмутился:

— Мсье комиссар, ваша ирония по отношению к умершей мне кажется совершенно неуместной!

— Согласен, если не считать, что эта умершая устроила комедию и умудрилась ввести в заблуждение определенную часть города.

— Я полагаю, вы — человек достаточно уравновешенный и не будете делать ни на чем не основанные и оскорбляющие память мадам Арсизак предположения. Тем не менее я буду признателен, если вы выразите свою мысль более конкретно.

Полицейский рассказал следователю все, что стало ему известно вчера вечером, избегая упоминать имена, после чего заключил:

— Большинство опрошенных друг друга не знают, совершенно отличны друг от друга по роду своих занятий и принадлежат к разным слоям общества. Так что о сговоре не может быть и речи. Добавлю еще, что ни один из моих «порядочных» свидетелей не мог предвидеть мой приход. Исходя из всего сказанного, мсье следователь, вы, наверное, согласитесь: я имею все основания утверждать, что мадам Арсизак, если говорить о ее «ангельском» характере, вводила окружающих в заблуждение.

Глядя на Бесси, нетрудно было догадаться, что он находится в полной растерянности.

— Я ничего не понимаю… Я даже допустить не могу… И все-таки… Я просто потрясен. Я не подозревал… Никто, впрочем, не мог подозревать… Каждый готов был головой поручиться за мадам Арсизак как за личность в высшей степени благородную.

Гремилли уточнил:

— Да, мсье следователь, каждый, но только в вашей среде. Можно лишь сожалеть, что вы не прислушивались к тому, о чем говорили за стенами салонов.

— Вы правы. Но, согласитесь, мы не скомпрометируем себя тем, что выдадим или не выдадим мадам Арсизак свидетельство о ее добродетели, не так ли? Перед нами одна задача — узнать, кто ее убил. Вы со мной согласны?

— Согласен, мсье следователь. Однако вы не можете не допустить, что открытие неизвестных до сего момента личных качеств мадам Арсизак — качеств явно отрицательных и вызывающих к их обладательнице глубокую неприязнь — может значительно расширить круг подозреваемых лиц. Надеюсь, вы поверите мне на слово, что мне не нужен никакой скандал, однако кто может сказать, куда и к чему приведут мои поиски?

— Бог ты мой, как же все скверно получается! Я не сомневаюсь, дорогой комиссар, что мне не нужно просить вас о строжайшем соблюдении тайны следствия?

— Можете на меня положиться. Видите ли, мсье следователь, в нашем случае речь идет о провинциальной драме. И какой бы оборот она ни принимала, если, конечно, речь не идет о профессиональных убийцах, скандал всегда зреет где-то рядом. Наши парижские коллеги часто не могут понять, почему иногда мы не ведем себя более открыто и решительно даже во время дознания. Они не подозревают, сколько на нашем пути подводных камней, каждый из которых таит в себе смертельную опасность. Мы вынуждены продвигаться медленно и с максимальной осторожностью, чтобы избежать катастрофы, которую нам никто не простит.

— Кому вы это говорите!

От хорошего настроения следователя Бесси не осталось и следа. Казалось, что на его полное и добродушное лицо опустилась серая вуаль. Губы у него были надуты, как у обиженного ребенка. Полицейский безжалостно довершил удар:

— Если все как следует взвесить, то ни у вас, ни у меня заранее не было никаких шансов в этой истории.

— Да вы-то после всего уедете, а мне здесь оставаться! Если случится что-то неладное, обвинят во всем меня. Ведь в таком городе, как наш, жить можно лишь со всеми в ладу, в противном случае это — ад. Я понимаю, что все эти игры в учтивость требуют изрядного лицемерия, но таков уж удел всех малочисленных обществ, члены которого обречены на невозможность надолго потерять друг друга из виду. И несмотря на это, я даже предположить не мог… Ну и свинью вы мне подложили.

— Я сожалею.

— Но далеко не так, как я, смею вас заверить. Хотя, что уж тут жалеть, в свершившееся изменений не внесешь. Остается только надеяться на то, что у тех, с кем вы имели дело, чересчур сильное воображение.

— А вы сами в это верите?

— Нет…

Они расстались на бульваре Монтеня. Гремилли еще раз торжественно пообещал Бесси, что не предпримет ни одного чреватого гибельными последствиями шага, не поставив предварительно его в известность.

Комиссару вдруг захотелось пропустить стаканчик, и он вошел в «Гранд кафе де ля Бурс». Едва он закрыл за собой дверь, как услышал голос справа:

— Так это же наш комиссар!

Вот тебе и инкогнито! Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения, потому что по городу уже пошли разговоры.