Ловушка для Золушки - Жапризо Себастьян (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
На нее веяло духами Ми, и До думала о том, что вот Ми уйдет, а ее аромат останется, и До сама будет пахнуть ее духами. Увидев фотографию, где обе они были сняты на взморье, сидя на краю Тоббогана, Ми засмеялась, и До не выдержала и отчаянно стала целовать ее волосы.
— Хорошее это было время, — сказала Ми.
Она не отстранилась, но не глядела на До. Уже все снимки были пересмотрены, а Ми не шевелилась, по-видимому немного смущенная. Вдруг она повернулась и скороговоркой сказала:
— Поехали ко мне.
Она встала и надела туфли. До продолжала сидеть на кровати; тогда Ми встала перед ней на колени и провела своей нежной ладонью по ее щеке.
— Я бы хотела остаться с тобой навсегда, — сказала До.
И она прижалась лбом в плечо маленькой принцессы, которая была сейчас не равнодушной девушкой, а нежным и незащищенным ребенком, как когда-то, и ответила ей дрогнувшим голосом:
— Ты здорово выпила в этом китайском кабаке, сама не знаешь, что говоришь.
В машине До делала вид, будто с интересом разглядывает Елисейские поля, мелькавшие мимо окна. В номере четырнадцатом ждала, дремля в кресле, все та же старуха. Ми услала ее звонко чмокнув в обе щеки, закрыла дверь, швырнула свои туфли через всю комнату в угол, свое пальто — на диван. Она смеялась; казалось, она счастлива.
— Что ты там делаешь на своей работе?
— В банке? О, это слишком сложно, так сразу и не объяснишь! И потом, это не интересно.
Ми, которая уже стаскивала с себя платье, подбежала к До и стала расстегивать ее пальто.
— Ну что за бестолковщина! Да сними ты с себя это, устраивайся как дома! Ты меня мучаешь, когда ты такая. Пошевеливайся, слышишь? Кончилось это дракой, обе повалились на кресло, сползли на ковер. Ми оказалась сильнее. Отдышавшись, она со смехом схватила До за запястье.
— Говоришь, работа у тебя сложная? Ясно, ты и сама девушка сложная. А с каких это пор ты стала сложной девушкой? С каких пор мучаешь людей?
— С давних, — ответила До. — Я тебя никогда не забывала, я часами смотрела на твои окна. Воображала, как спасаю тебя во время кораблекрушения. Целовала твои фото.
Продолжать в том же духе, лежа навзничь на ковре, с будто скованными руками, под тяжестью навалившейся на нее Ми, Доменике было трудновато.
— Ну ладно, что ж теперь делать, — заключила Ми.
Она вскочила и побежала в спальню. Через минуту До услышала плеск воды в ванной. Она поднялась с полу, пошла в спальню и стала рыться в шкафу, ища для себя пижаму или ночную рубашку. Попалась пижама. Пижама была ей впору.
В ту ночь она спала в передней номера Ми на диване. Ми легла в смежной комнате, говорила много и громко, чтобы До могла ее услышать. На этот раз Ми не принимала снотворное. Принимала она его часто, из-за него-то она так внезапно и уснула в ночь их первой встречи. Долго еще, после того, как она объявила: «Бай-бай, До!» (и при этом полагалось тоже смеяться), она продолжала свой монолог.
Часа в три утра До проснулась и услышала плачь Ми. Подбежав к ее кровати, она увидела, что Ми спит с мокрым от слез лицом, сжав кулаки и скинув с себя простыни и одеяло. До погасила свет, укрыла Ми и вернулась на свой диван.
Назавтра вечером к Ми должен был «кое-кто» прийти. Звоня по телефону из «Дюпон-Латен», До имела возможность услышать, как этот «кое-кто» спрашивал, где его сигареты. Ми отвечала: «на столе, прямо перед твоим носом».
— Я тебя сегодня не увижу? — спросила До. — Кто он? Это ты с ним уходишь? А потом мне нельзя будет тебя увидеть? Я могу и подождать. Я могу и расчесывать твои волосы щеткой. Я могу делать все, что угодно.
— Ты меня мучаешь, — ответила Ми.
Во втором часу ночи она постучала в дверь номера До, в гостинице «Виктория». Ми, должно быть, пила, курила и разговаривала без передышки. Она была грустна. До раздела ее, дала свою пижаму, уложила на свою кровать и, пока не зазвонил будильник, она, не смыкая глаз, баюкала Ми в своих объятиях, прислушиваясь к ее ровному дыханию и повторяя себе: «теперь это не сон, она со мной, она моя, расставшись с ней, я унесу ее с собой, я стала ею».
— А тебе обязательно нужно туда идти? — спросила Ми, приоткрыв глаза. — ложись обратно. Я включаю тебя в «главную книгу».
— Куда?
— В расходную ведомость крестной. Ложись. Я заплачу.
До уже оделась, собираясь уходить. Она ответила, что это чушь, она не игрушка: хочу — поиграю, хочу — брошу. Банк платит ей жалование, выдается оно каждый месяц, она на это жалование живет. Ми в ярости села, лицо у нее было свежее, отдохнувшее, глаза ясные.
— Ты говоришь точь-в-точь как один мой знакомый. Если я сказала, что заплачу, значит заплачу. Сколько тебе дает твой банк?
— Шестьдесят пять тысяч в месяц.
— Оклад повышен, — сказала Ми. — Ложись обратно, иначе получишь расчет.
До сняла пальто, поставила варить кофе, посмотрела в окно на свое солнце Аустерлица, которое не было еще в зените. Когда она подала Ми чашку с кофе в постель, она знала, что с этого утра ее восхождение будет продолжаться, и отныне все, что она сделает или скажет, когда-нибудь может быть использовано против нее.
— Ты премилая игрушка, — сказала Ми. — Кофе у тебя вкусный. Ты давно здесь живешь?
— Несколько месяцев.
— Собирай вещи.
— Мики, пойми же! Ведь то, что ты меня заставляешь сделать, вещь серьезная.
— Представь себе, я это уже поняла два дня назад. Как, по-твоему, много есть на свете людей, которые спасли меня во время кораблекрушения? К тому же я уверена, что плавать ты не умеешь.
— Не умею.
— Я тебя научу, — сказала Ми. — Это легко. Смотри: руками надо двигать вот так, видишь. А ногами работать труднее…
Она смеясь, толкнула До на кровать и стала сгибать и разгибать ей руки, потом вдруг посмотрела на До без тени улыбки и сказала, что она знала, как все это серьезно, но не думала, что на столько.
Следующие ночи До провела на диване в передней номера четырнадцатого в «Резиденс Уошингтон», — так сказать, на роли привратницы, оберегающей любовные забавы Ми, которая спала в соседней комнате с довольно чванным и противным молодчиком. С тем самым, которого До видела в банке. Звали его Франсуа Руссен, он работал секретарем в конторе у адвоката и не лишен был известного лоска. А так как у него были такие же мутноватые замыслы, что и у До, то они сразу и откровенно друг друга возненавидели.
Ми утверждала, что он красивый и безобидный. Однако До почувствовала себя почти счастливой, когда однажды вечером Ми спросила ее, оставила ли она за собой номер в «Виктории». Ми пожелала провести там с кем-то ночь. За номер было заплачено до марта. Ми пропадала три вечера.
Бывали и такие вечера, когда Ми сидела дома. Самые приятные для До. Ми не переносила одиночества. Кто-нибудь должен был двести раз провести щеткой по ее волосам, помыть ей спину, погасить ее сигарету, если она задремлет, слушать ее монологи: для всего этого и существовала До. В такие вечера она предлагала пообедать «по-холостяцки», и в номер подавали невероятные яства (например, яичницу-болтунью) в серебряных кастрюльках. Она учила Ми складывать особым образом салфетки, так что получались фигурки зверей, то и дело называла ее своим светиком или своей красавицей. Это было едва ли не самое важное, ведь Ми перед сном испытывала потребность в отвлечении, в разрядке, которую давало ей иногда снотворное, иногда любовники, иногда собственная бессмысленная болтовня; а потребность эта была ничем иным, как старинной боязнью темноты, которую мы испытываем, когда мама оставляет нас одних в комнате. Эти наиболее ярко выраженные особенности Ми (по мнению До — уже явно патологические) корнями своими уходили прямо в детство.
В марте До стала всюду сопровождать Ми (вернее — Мики, как называли ее все), и только у Руссена Ми бывала одна. Сводилось это к совместным поездкам по Парижу в машине, из одного магазина в другой, либо к светским визитам или к партии в теннис на закрытом корте, а иной раз разглагольствованиям с неизвестными людьми за столом в ресторане. Часто до оставалась одна в машине, включая радио, составляла в уме проект письма, которое напишет вечером крестной Мидоля.
