Смертельная белизна - Гэлбрейт Роберт (электронная книга TXT) 📗
4
Но что же вы думаете предпринять в городе?
В шести с половиной милях от нее Страйк положил мобильник на письменный стол и закурил. Внимание Робин к рассказанной им истории грело душу, особенно после той головомойки, которую он получил из-за бегства Билли. Двое полицейских, прибывших через полчаса по вызову Денизы, с нескрываемым азартом ухватились за возможность прижать к ногтю знаменитого Корморана Страйка и долго распекали его за то, что он не сумел заполучить ни полное имя, ни адрес предполагаемого психа – Билли.
Косые лучи предзакатного солнца падали на блокнот, высвечивая еле заметные вмятины. Страйк загасил сигарету в пепельнице, некогда украденной из бара в Германии, и, взяв блокнот со стола, принялся наклонять его под разными углами, чтобы разобрать буквы уничтоженной записи, а потом протянул руку за карандашом и легонько заштриховал страницу. Из неряшливых прописных букв сложилось: «Шарлемонт-роуд». Название этой улицы было написано с более сильным нажимом, чем номер дома и квартиры. Рядом проступило нечто похожее либо на пятерку, либо на неоконченную восьмерку, но величина пробела наводила на мысль о еще одной цифре – ну или о букве.
Неистребимая тяга Страйка доходить до сути загадочных событий причиняла массу неудобств и ему самому, и окружающим. Забыв о голоде и усталости, а также об отсутствии временной секретарши, отпущенной им раньше времени, он вырвал из блокнота листок, на котором по отпечатку сумел прочесть название улицы, и вышел в приемную, чтобы заново включить компьютер.
В Соединенном Королевстве нашлось несколько улиц с названием «Шарлемонт-роуд», но, резонно усомнившись, что у Билли водятся средства для дальних поездок, Страйк выбрал улицу в Ист-Хэме. В открытом доступе среди обитателей этой улицы значились два Уильяма, но обоим было за шестьдесят. Вспомнив, что Билли опасался, как бы сыщик не сунулся «к Джимми домой», Страйк пробил «Джимми», затем «Джеймса» – и увидел: «Джеймс Фаррадей, 49 лет».
Под вмятинами каракулей он черкнул адрес Фаррадея, хотя и без особой уверенности, что отыскал нужного человека. Во-первых, адрес не содержал ни пятерок, ни восьмерок, а во-вторых, крайняя неопрятность Билли наводила на мысль, что приютивший его человек не озабочен вопросами личной гигиены. Между тем Фаррадей проживал с женой и, насколько можно было судить, двумя дочерьми.
Страйк выключил компьютер, но, все так же рассеянно глядя на погасший экран, прокручивал в голове рассказ Билли. Сыщику не давала покоя одна деталь: розовое одеяльце. Уж очень это была специфическая и прозаичная подробность, малохарактерная для психотических фантазий.
Вспомнив, что завтра ему рано вставать – не упускать же выгодный заказ, – Страйк заставил себя подняться со стула. Но перед уходом положил в бумажник листок из блокнота, на котором сохранились вмятины от каракулей Билли и добавился адрес Фаррадея.
Лондон, ставший недавно эпицентром торжеств в честь «бриллиантового юбилея» королевы, готовился принимать Олимпийские игры. Повсюду красовались изображения государственного флага и логотип «Лондон-2012»: на транспарантах и вывесках, на элементах праздничного убранства, на зонтах и сувенирах; едва ли не в каждой витрине громоздились товары с олимпийской символикой. По мнению Страйка, логотип смахивал на осколки флуоресцентного стекла, кое-как собранные воедино; сходное отторжение вызывали у него и официальные талисманы Олимпиады, похожие, с его точки зрения, на пару вырванных циклопических зубов. В столице витал дух волнения и нервозности, рожденный, несомненно, извечной британской фобией национального позора. У всех на устах был дефицит билетов на олимпийские турниры, неудачники сетовали на организацию лотереи, призванную дать всем равные и справедливые шансы увидеть олимпийские соревнования вживую.
Вот и Страйк охотно сходил бы на бокс, но остался ни с чем и только посмеялся, когда бывший одноклассник Ник предложил ему свой билет на соревнования по конному спорту, раздобытый его женой Илсой, не верившей своему счастью.
Не затронутый олимпийской лихорадкой, Страйк должен был провести пятницу на Харли-стрит, чтобы понаблюдать за неким светилом пластической хирургии. Внушительные викторианские фасады, не потревоженные ни аляповатыми логотипами, ни флагами, смотрели на мир с обычной невозмутимостью.
Надев по такому случаю свой выходной итальянский костюм, Страйк занял позицию через дорогу от нужного ему дома и делал вид, что разговаривает по мобильному, а сам не спускал глаз с парадной двери дорогого врачебного кабинета, принадлежавшего двум партнерам, один из которых и был его клиентом.
«Врач-Ловкач», как окрестил Страйк объект слежки, не спешил оправдывать это прозвище. Как видно, остерегался партнера, который недавно поймал его на двух неучтенных операциях по увеличению груди. Заподозрив худшее, старший партнер обратился за помощью к Страйку.
– Его оправдания не выдерживали никакой критики, – говорил седовласый хирург, с виду невозмутимый, но терзаемый дурными предчувствиями. – Ведь он всегда был и остается… мм… большим охотником до женского пола. Перед тем как предъявить ему претензии, я решил ознакомиться с его интернет-историей и нашел сайт, где молодые женщины обсуждают льготы на косметологические улучшения в обмен на откровенные фотосессии. Боюсь, что… Точно не знаю, но… не могу исключать, что он договаривается с этими женщинами о каком-то ином вознаграждении, кроме денежного… Двух самых молодых он просил позвонить по неизвестному мне номеру телефона, из чего нетрудно сделать вывод, что им предлагались бесплатные операции «на эксклюзивных условиях».
До сих пор Страйку не удавалось поймать Ловкача с поличным: тот общался с женщинами исключительно в приемные часы. По понедельникам и пятницам исправно приезжал к себе в кабинет на Харли-стрит, а в середине недели оперировал в частной клинике. Свое рабочее место покидал только для того, чтобы где-нибудь поблизости купить шоколада, до которого, как видно, он тоже был большим охотником. Сразу после работы садился в «бентли» и ехал домой, на Джеррардз-Кросс, к жене и детям, а Страйк незаметно следовал за ним на стареньком синем «БМВ».
Сегодня оба доктора были приглашены вместе с женами на банкет Королевской коллегии хирургов, а потому Страйк оставил «БМВ» в дорогущем арендованном гараже. Время тянулось медленно и скучно, Страйк думал главным образом о том, чтобы через регулярные промежутки разгружать протезированную ногу, прислоняясь к ограждениям, парковочным автоматам и входным дверям. К приемной Ловкача тянулась нескончаемая цепочка клиенток: они нажимали на кнопку звонка и входили одна за другой. Все, как на подбор, элегантные и холеные. Около семнадцати часов у Страйка в кармане завибрировал мобильный – пришло сообщение от клиента: «Можете быть свободны, мы вместе едем в „Дорчестер“».
Но Страйк упрямо топтался на месте; минут через пятнадцать партнеры действительно вышли из здания вместе: рослый, седой клиент Страйка и лощеный, смуглый, франтоватый брюнет Ловкач – как всегда, в костюме-тройке. Они сели в такси, а Страйк, проводив их взглядом, зевнул, потянулся и решил идти домой, но по дороге купить чего-нибудь съестного.
Почти невольно достав из кармана бумажник, он вытащил мятый листок, на котором у себя в офисе сумел разобрать название улицы, где жил Билли.
Весь день у него в подкорке сидела мысль о том, что было бы неплохо, коль скоро Врач-Ловкач пораньше уйдет с работы, наведаться на Шарлемонт-роуд и попробовать разыскать там Билли, но теперь Страйка сморила усталость, да к тому же беспокоила разболевшаяся нога. Лорелея знала, что у него выдался свободный вечер, и ждала звонка. Вообще-то, завтра вечером они собирались в гости, а если сегодня поехать к ней, то завтра, после новоселья, от нее уж точно будет не отделаться. Но Страйк никогда не проводил у Лорелеи две ночи подряд, даже если ничто этому не мешало. Он старался ограничивать посягательства на свое время.
