Дело Ансена - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
Кручинин терпеливо слушал, хотя Грачик отлично видел, какое раздражение овладевало его другом по мере того, как говорил пастор. И только когда тот умолк, уже почти не скрывая иронии, Кручинин спросил:
— Вы полагаете, что и рукою убийцы, кто бы он ни был, управляла воля неба?
— Безусловно! — без тени смущения подтвердил пастор. — Пути господни неисповедимы; мы не знаем, зачем это было нужно высшему разуму, и не смеем судить его. Как человек, я не могу вместе с вами не скорбеть о том, что всевышний избрал здесь своим орудием Оле. Я хорошо узнал парня и думал, что сумею вернуть его на путь истины. Он был жаден до суетных благ жизни, но вовсе не так испорчен, чтобы можно было ждать столь страшного дела. Для меня это тяжёлый удар. Повторяю: доля вины падает и на меня, не сумевшего молитвой и внушением удержать его душу на пути к падению…
— Удержать от чего? — спросил Кручинин.
— Не очень хотелось говорить это кому бы то ни было, но… вы иностранцы, то, что я скажу, уйдёт отсюда вместе с вами и не повредит нашему Оле. Если он невиновен, а я утешаю себя этой надеждой, несмотря на очевидность улик… Да, так я скажу вам, если вы обещаете не рассказывать этого никому из здешних людей. Не нужно натравливать их на юношу…
— Что вы знаете? — нетерпеливо перебил Кручинин.
— Знаю? — пастор пожал плечами. — Решительно ничего.
— Так в чём же дело?
— Я хотел только сказать, что, несмотря на очевидное всякому стечение обстоятельств, складывающихся не в пользу Оле, я не хочу верить в его виновность.
— Что вы называете «стечением обстоятельств»? — спросил Кручинин. — Пока я не вижу ничего, кроме этого кастета. И нужно ещё доказать, что он принадлежит именно Ансену.
— Хорошо, я скажу… — опустив глаза, проговорил с оттенком раздражения пастор. — Когда вы ходили вчера по острову, между Оле и убитым произошла ссора. Оле угрожал шкиперу. — Он умолк было, но после некоторого колебания, словно в нерешительности, договорил: — Я бы предпочёл не слышать того, что слышал.
Грачик понял, что речь идёт о споре, заключительные обрывки которого слышали и они с Кручининым.
— О чем они спорили?
— О каком-то спрятанном богатстве, о кладе, что ли. Выдать этот клад или не выдавать? Кому?.. Не знаю… Я вообще не понял, в чём дело. Из скромности я отошёл и не стал слушать. Кто мог думать, что это приобретёт такое значение?
— Да…
— Это — первое обстоятельство. — Пастор задумался. — А второе? Второе — этот кастет. Если бы можно было убедиться в том, что кастет Оле спокойно лежит у него в кармане, гора свалилась бы у меня с плеч.
— А третье?
— Третье?.. Когда я зашёл сюда…
— На «Анну»?
— Да, на «Анну», утром, чтобы поговорить с Хеккертом, шкипер ещё спал, Оле был у себя в кубрике. Это я очень хорошо видел… Во всяком случае мне показалось, что он спит. Он лежал совершенно тихо… Случилось так, что, отойдя несколько десятков шагов, я вернулся сюда, чтобы взять забытую трубку, и, когда вошёл в каюту, увидел то, что видите вы. — Пастор поднял руку и неожиданно осенил труп знамением креста. Помолчав, продолжал: — И… да, и самое печальное: Оле на судне уже не было. Я не видел ни того, когда он успел сойти с бота, ни того, куда он направился. — Пастор мгновение колебался. — Да, в таких обстоятельствах жалости не должно быть места — грех есть грех, и содеявший его должен держать ответ не только перед судом всевышнего, а и перед людским судом… Поэтому я обязан сказать, что заметил фигуру Оле, когда он бежал вдоль пристани и скрылся за первыми домами.
— Вы выглянули из люка? — быстро спросил Кручинин.
— Нет… мой взгляд упал нечаянно на иллюминатор, и я увидел Оле… Право, не смогу вам объяснить, почему я тут же не бросился за ним. Какая внутренняя сила удержала меня?.. Потом я действительно высунулся из люка и позвал стоявшего на пристани кассира. — Пастор задумчиво опустил голову.
— Кажется, нам здесь больше нечего делать, — сказал Кручинин.
Пастор молча кивнул, и все трое сошли с «Анны».
Кручинин внезапно остановился, словно вспомнив что-то.
— Почему не вызвали врача?
Пастор грустно покачал головой.
— Немцы увезли отсюда всех врачей.
— Так, так…
— Я дал знать фогту, — тихо произнёс подошедший к собеседникам Видкун Хеккерт. — Он вчера уехал на юг округа, но от него есть телеграмма: к вечеру непременно будет здесь. Пожалуйста, не уезжайте и помогите нам разобраться в этом деле.
— Но ведь я не могу предпринять никаких действий, — нахмурившись, сказал Кручинин.
— Вы наш друг, мы просим вас заняться этим делом… Я… Я, как брат убитого, прошу вас… Мы же видим, что вы разбираетесь в этом лучше нас.
— Вы действительно должны нам помочь, — подтвердил пастор и спросил: — Как вы думаете, пожалуй, до приезда фогта не стоит всё-таки ничего трогать… там?
— Конечно, конечно, — согласился Кручинин.
— Вы чем-то расстроены? — заботливо спросил пастор.
— Исчезновением нашего проводника.
Пастор осторожно осведомился у нескольких людей: не видел ли кто-нибудь Оле Ансена?
Нет, никто его не видел с самого отъезда на острова.
Грачику показалось было, что в толпе мелькнул клетчатый платок Рагны Хеккерт. Но он, по-видимому, ошибся. Ведь если бы это было так, то пастор, наверно, именно ей, Рагне, задал бы первый вопрос. Кому же, как не ей, было знать, куда девался Оле!
Пастор не стал больше никого расспрашивать. Было ясно, что он не хочет возбуждать у жителей подозрений против Оле Ансена.
А между тем… Да, между тем через несколько минут Грачик готов был поручиться, что ещё раз видел Рагну. На этот раз он рассмотрел и её лицо. Девушка показалась на миг и тотчас скрылась в толпе.
Грачик хотел сказать об этом Кручинину, когда они вчетвером шли домой, но тут к ним подошла жена почтмейстера и сказала, что рано поутру видела Оле за городом.
— Я возвращалась с хутора сестры…
— Значит, он шёл в горы? — спросил пастор.
— В горы, конечно, в горы, — закивала женщина. — Я и говорю: он шёл в горы. Я окликнула его: «Эй, Оле, куда ты собрался?» А он, не оборачиваясь, крикнул: «Здравствуйте, тётушка Свенсен, и прощайте!» — «Что значит — прощайте! Не навсегда же ты уходишь, Оле?» — сказала я. А он всё своё: «Прощайте, тётушка, прощайте». — Тут женщина отвернулась и сквозь подступившие рыдания пробормотала: — Если бы я знала, что он… если бы знала!.. — Не сдерживая слез, она прижала платок к лицу и поспешно пошла прочь.
— Значит… он действительно ушёл в горы, — с нескрываемой грустью пробормотал пастор. — Господь да поддержит грешника на его тернистом пути!..
Несколько времени все четверо молчали. Каждый, видимо, думал о своём. Особенно задумчив был пастор, поддерживавший под руку едва передвигавшего ноги кассира.
Негромко, задумчиво и, кажется, ни к кому не обращаясь, пастор вдруг проговорил:
— В наше тревожное время, когда так обострились отношения и человеческие нервы превратились в тончайший барометр настроений, люди стали склонны к поискам новых сложностей в давно изученных явлениях. В былое время даже ужасный акт пролития крови ближнего выглядел просто: с точки зрения закона это было преступление, вызванное теми или иными мотивами, но непременно низменными. Алчность, ревность или месть были возбудителями микроба кровожадности. С точки зрения церкви, лишение человека жизни было проступком тяжким и трудноискупаемым. Мы искали его истоков в грехе. Психологи и писатели стремились заглянуть в душу и разум грешника. Они разлагали его проступок на шаги во времени и пространстве. Но целью их исследования была помощь ближнему: найти разгадку греха — значило спасти от соблазна многих, кого он ещё не коснулся. Человек — вот кто был целью всех мыслей и чувств. Любовь к ближнему двигала исследователями.
Пастор сделал паузу и искоса посмотрел на спутников. Можно было подумать, что он ждёт от них подтверждения или опровержения своих мыслей, хотя ни к кому из них он не обращался. Но ни Кручинин, ни Грачик ничего не сказали. Они продолжали идти и, словно сговорившись, молча глядели себе под ноги. Даже руки у того и другого, как по уговору, были заложены за спину. Помолчав с минуту, пастор, подражая им, тоже заложил руки назад и так же негромко, как прежде, монотонным голосом продолжал:
