С тех пор, как уснула моя красавица - Кларк Мэри Хиггинс (книги бесплатно читать без .txt) 📗
«Посмотри правде в глаза. Она не жаждала твоего возвращения. Твоим детям станет только легче, если ты исчезнешь в стиле Джимми Хоффа. Еще больше им бы понравилась красивая естественная смерть, та, которая не требует дополнительных объяснений для внуков... Если бы только вы знали, как все это было близко».
«Ты будешь вечером ужинать? — спросила Мария. — Я имею в виду, что у меня ночная смена, с девяти до девяти. Если хочешь, я что-нибудь приготовлю и оставлю в холодильнике».
«Не стоит».
Он молчал, пока Луи вез его в Манхэттен по Форт-Гамильтон-парквей, через туннель Бруклин — Баттери. В клубе ничего не изменилось. Та же потертая мебель; в глубине помещения за карточным столом так же составлены кресла — все готово для следующей игры; все та же старая кофеварка для эспрессо; по-прежнему заколочена телефонная кабинка.
Разница была лишь в том, что изменилась сама семья. Конечно, все столпились вокруг него, выражали свое почтение, посылали фальшиво-приветливые улыбки. Но он все понимал.
Он был рад, когда подошло время отправляться на улицу Малберри. Марио — хозяин ресторана — вот кто в самом деле был ему рад. Отдельная комната готова и ждет его. Все его любимые прежде блюда, включая макароны. Никки почувствовал некое расслабление, почувствовал, как что-то вроде прежней силы наполняет его тело. Он подождал, пока накроют к десерту — канноли с крепким черным эспрессо — и обвел глазами гостей, заглянув каждому из сидящих двумя ровными рядами («Совсем, как оловянные солдатики») десяти мужчин в лицо. И каждому он кивал, узнавая. Только два незнакомых лица. Одно не вызвало у него подозрений. Второй же был представлен ему как Кармен Мачадо.
Никки внимательно изучал его. Около тридцати. Темные густые волосы и брови. Прямой костистый нос. Он крутится здесь уже 3-4 года. Альфи познакомился с ним в тюрьме, где тот отсиживал за угон автомобиля. Инстинктивно он не вызывал доверия у Никки, и Никки отметил про себя, что должен порасспрашивать Джо, насколько хорошо они его знают.
Его глаза остановились на Джо. Джо, который вышел, отсидев лишь шесть лет и который разгуливал на свободе в то время, пока Никки был вынужден сидеть взаперти. Круглое лицо Джо было все покрыто морщинами, которые означали улыбку, и весь он напоминал только что проглотившего канарейку кота.
Никки вдруг почувствовал жжение в груди. Обильный ужин оказался тяжеловат для его желудка. "О'кей, а теперь выкладывай, что у тебя на уме, " — приказал он Джо.
Джо продолжал улыбаться. «Что касается меня, то я припас для тебя отличную новость. Мы все знаем, как ты относишься к этой сволочи Керни. Так вот, послушай. Есть заказ на его дочь. И это не наша инициатива. Стюбер хочет убрать ее. Для тебя это просто подарок».
Никки подскочил на месте. Охваченный волной ярости, он выместил все на дубовом столе, что есть мочи грохнув по нему кулаком. «Вы безмозглые кретины! — орал он. — Вонючие безмозглые кретины! Это нужно немедленно остановить». На какое-то мгновение он перехватил выражение лица Кармен Мачадо и ему вдруг показалось, что он заглянул в лицо копу. «Остановить это. Я говорю остановить, ясно?»
Страх на лице Джо сменился сочувствием. «Никки, ты же знаешь, это невозможно. Никто не может отменить контракт, уже слишком поздно».
Пятнадцать минут спустя Никки ехал домой в Бель Харбор, сидя рядом с молчаливым Луи. Его грудь сгорала от боли, которая накатывала волнами, не помогал даже нитроглицерин под языком. Если дочь Керни будет убита, копы не остановятся, пока не навесят это убийство на него. И Джо превосходно знал это.
Он подумал о том, что напрасно предостерег Джо относительно Мачадо. «Никогда этот парень не работал во Флориде на семью Палино, — сказал он Джо. — А у вас не хватило мозгов проверить это, не так ли? Вы идиоты, каждый раз, когда вы открываете рот, считайте, что вы докладываете все прямехонько копам».
Симус Ламбстон проснулся во вторник утром. Он спал всего четыре часа и даже во сне его не оставляли в покое навалившиеся проблемы. Накануне он закрыл бар в половине третьего, потом почитал газету и тихонько скользнул в постель, стараясь не побеспокоить Рут.
Когда девочки были маленькими, он мог позволить себе поспать подольше, приходил в бар к полудню, потом снова шел домой, чтобы пообедать вместе с семьей и возвращался в бар, оставаясь там уже до закрытия. Но последние годы, когда дела безжалостно и стабильно шли все хуже и хуже, а арендная плата все росла и росла, он уволил бармена и официанток и урезал меню так, что остались одни только сандвичи. Все закупки он делал сам, приходил в бар к восьми или половине девятого и, уже не заходя домой на обед, работал до закрытия. И все равно ему никак не удавалось свести конца с концами.
Во сне его преследовало лицо Этель. Ее глаза, расширенные от гнева. Ее недобрая усмешка, которую он с удовольствием стер бы с ее лица навсегда.
Когда он был у нее в четверг вечером, он вытащил фотографию девочек. «Этель, — он уже умолял, — посмотри на них. Им сейчас необходимы деньги, которые я отдаю тебе. Дай мне передышку».
Она взяла фотографию и долго ее изучала. «Это могли бы быть мои дети», — только и сказала она, протянув ему обратно снимок.
У Симуса живот скрутило от тревоги. Он должен заплатить алименты до пятого. Завтра. Осмелиться ли он не выписать чек?
Половина восьмого. Рут уже встала. Он слышал плеск воды в душе. Симус встал с постели и прошел в комнату, которая служила им столовой и кабинетом одновременно. Она была уже наполнена резким светом утреннего солнца. Он сел за старое бюро, пережившее три поколения в их семье, и которое Рут терпеть не могла. Если бы она имела возможность, она бы все переделала в доме по-своему и заменила бы старую громоздкую мебель на светлую современную. "За все эти годы я не могла позволить себе купить такую роскошь, как новое кресло, " — любила напоминать она. «Ты отдал Этель самую хорошую мебель, а я обречена жить среди рухляди, которая осталась от твоей матери. Единственно новое, что мы покупали, это колыбельки и кровати для девочек — и больше ничего из того, что им еще необходимо».
Симус решил отвлечься от мыслей о чеке для Этель, начав выписывать другие: за газ и электричество, за телефон, за квартиру. От кабельного телевидения они отказались полгода назад, это позволяло им экономить двадцать два доллара в месяц.
Из кухни был слышен шум кофеварки, стоящей на плите. Спустя несколько минут в столовую вошла Рут, держа на маленьком подносе стакан с апельсиновым соком и чашку дымящегося кофе. Она улыбалась, и на мгновение напомнила Симусу ту симпатичную женщину, на которой он женился через три месяца после развода. Рут не относилась к тому типу женщин, которых можно назвать ласковыми, но сегодня утром, поставив поднос на стол, она наклонилась и поцеловала его в макушку.
«Только сейчас, когда ты сел выписывать чеки, до меня дошло, — сказала она. — Господи, Симус, неужели мы больше не будем отдавать деньги Этель, неужели мы сможем наконец вздохнуть. Давай пойдем куда-нибудь вечером и отметим это событие. Попроси кого-нибудь поработать за тебя. Мы уже столько месяцев никуда не выходили».
У Симуса свело желудок. Запах крепкого кофе внезапно вызвал у него отвращение. «Дорогая, я пока могу только надеяться, что она не передумает, — промямлил он. — То есть я хочу сказать, что у меня нет тому письменного подтверждения. Тебе не кажется, что стоило бы послать чек, пусть она лучше вернет его. Я полагаю, что это будет самым разумным. У нас ведь нет ничего, что делало бы все это законным. Я имею в виду у нас нет письменного заверения, что она действительно отказалась от денег».
Он осекся, почувствовав слева резкий шлепок по голове. Симус поднял глаза и невольно отшатнулся, увидев выражение лица Рут. Это было выражение смертельного оскорбления. Точно такую гримасу он уже видел несколько дней назад на другом лице.
