Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Нагорный Алексей Петрович (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Коля спустился вниз. Горохов заботливо вытирал капот «эмки» и, увидев Колю, обрадованно крикнул:
— Здесь я, Николай Федорович. Ну как? Насчет Москвы!
— Будем драться, — хмуро бросил Коля. — Ты свои сомнения оставь, Горохов.
— Есть! — Горохов повеселел, лихо вырулил к Пассажу. — О жене вашей и о сыне слыхать что-нибудь?
— Ничего не слыхать, — Коля совсем помрачнел. — Ничего. Виктор забегал три дня назад. Он ведь здесь, под Москвой.
— Талантливый оперативник, — с уважением сказал Горохов. — Все так говорят, — он улыбнулся. — А что, Николай Федорович, — догоняет вас Виктор Алексеич. Уже подполковник, а?
— Эх, Горохов! — вздохнул Коля. — Пусть хоть комиссар! Лишь бы живой остался.
— Что верно, то, как говорится, факт, — в свою очередь вздохнул Горохов.
Во дворе управления стояли грузовики. Сотрудники грузили архив и делопроизводство. Работали молча, передавая друг другу пачки бумаг, словно ведра во время пожара. Мимо, по Петровке, прошагала колонна ополчения — пожилые, наспех экипированные люди, без выправки, без уверенного, твердого шага кадровых красноармейцев. Лица у всех были замкнутые и суровые, многие бойцы шли еще без оружия.
— Всем не хватает, — подошел к Коле Рудаков. — Какой от таких солдат толк на фронте? Что они умеют?
Коля тяжело посмотрел на Олега:
— Ненавидеть умеют. Остальному — научатся. Когда отправите машины, постройте людей, — Коля замолчал и прислушался. — Что слышите, Рудаков?
— Ничего, товарищ полковник, — удивился Олег и вдруг догадался, о чем спрашивает Коля. Стояла тишина. Тягостная, жуткая тишина — такая бывает в тихие, пасмурные дни на кладбищах.
— Шел сегодня в управление, — тихо сказал Олег. — Смотрю, документы жгут. Прямо на улице, в цинковых корытах. — Олег повел плечом, тоскливо посмотрел на Колю: — Страшно это, товарищ полковник. Хотите ругайте, хотите бейте. Пепел летит, лица у всех — покойницкие.
— Возьми себя в руки, — так же тихо ответил Коля. — Нервы нам еще пригодятся, Олег. Потому что самые главные трудности, скажем так, они еще впереди.
Олег скомандовал, все построились. Коля медленно прошелся вдоль строя, вглядываясь в знакомые, много раз виденные лица своих товарищей. Сегодня они были совсем другими, эти лица. Напряженные, осунувшиеся, тревожные. Коля вдруг поймал себя на мысли, что некоторых он просто не узнает. «Не помню? — почти испугался Коля. — Чепуха какая. Нет! Просто они стали другими. За двадцать четыре часа стали совсем другими. А ведь они еще не знают ни о решении ГКО, ни о своей роли в выполнении этого решения. В конце концов, если уж называть вещи своими именами, не слишком приятная им работа предстоит, ох не слишком. Фронт — это недосягаемая мечта в сравнении с тем, что придется делать здесь. И все же выбрали именно их — проверенных, до конца преданных Советской власти, — без оглядки, без вопросов, сомнений, выбрали тех, на кого всегда опиралась страна в трудные свои минуты: коммунистов и рабочих. И это доверие, эту надежду нельзя не оправдать».
— Смирно! — крикнул Олег. — Товарищ полковник! Отряд сотрудников вверенного вам управления построен!
— Вольно! — Коля остановился у правого фланга. — Москве грозит серьезная опасность, товарищи. Речь идет о жизни и смерти нашей столицы. Так вот: для того, чтобы обеспечить тыл города, в ночь на двадцатое вводится осадное положение. Охрана строжайшего порядка на участке от Петровки до Сретенки и от Садового до Бульварного кольца поручена нам. Это приказ Государственного Комитета Обороны, приказ нашей партии, приказ лично товарища Сталина. Рядом с нами будут действовать внутренние войска НКВД и добровольческие рабочие отряды. Задача: не допустить никаких акций со стороны фашистской агентуры, провокаторов и прочих пособников врага. Тех, кто призывает население к беспорядкам, а также мародеров, бандитов и грабителей, взятых с поличным, властью, данной мне Родиной, приказываю уничтожать на месте! Прочих преступников и нарушителей порядка задерживать и передавать судам военного трибунала. — Коля обвел строй глазами и продолжал: — Это нелегкое дело, товарищи. Тех, кто не уверен в себе, в своих нервах и выдержке, прошу сказать об этом прямо.
Все молчали.
— Хорошо. Сейчас мы получим на складе внутренних войск оружие и приступим к несению службы. Рудаков, ведите отряд.
Сотрудники перестроились в колонну и двинулись к Бульварному кольцу. Коля шагал в конце колонны. Когда свернули на Петровский бульвар, у тумбы с выцветшими, рваными афишами Коля увидел женщину. Она стояла спиной, лица, естественно, не было видно, но во всей ее фигуре было что-то неуловимо знакомое, настолько, что замерло сердце и ноги сами собой понесли в ее сторону.
— Куда вы, товарищ полковник? — тревожно крикнул Олег.
— Маша, — негромко позвал Коля и остановился.
Она оглянулась, это была совсем незнакомая, лет тридцати пяти женщина. На Колю удивленно глянули серые невыразительные глаза, и, внутренне холодея от вдруг резанувшего отчаяния, Коля сказал виновато:
— Простите. Я обознался.
Он догнал отряд. Последним в шеренге шел Михаил Воронцов. Он понимающе посмотрел и молча вздохнул.
— До сих пор ни слова, — сказал Коля. — У меня такое чувство, что ни Гены, ни Маши моей в живых больше нет.
Автоматы выдавал старшина-сверхсрочник в новенькой гимнастерке. Снимая очередного «Дегтярева» со стеллажа, он произносил одну и ту же фразу:
— Владей осторожно…
— Ты бы их протер, подготовил, — пробурчал Олег. — Они нам не для парада нужны.
Старшина смерил Олега насмешливым взглядом:
— Ты, капитан, как ребенок. Вон ящик в углу, бери ветошь и шуруй.
Олег послушно направился к ящику.
— Каждому по два диска, — сказал старшина. — Разъясняю, нянек здесь нет, берите сами. И времени — в обрез.
— Ты что, торопишься куда-нибудь? — спросил Воронцов.
— Тороплюсь, — кивнул старшина. — И вы времени не теряйте на лишние вопросы.
— На Казанский фронт он торопится, — зло сказал пожилой лейтенант, затянутый в скрипящие ремни. — Я весь в масле изгадился. Хозяйственничек. Огурцами тебе в лавке торговать.
