Дом аптекаря - Мэтьюс Эдриан (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
На всякий случай она еще пару раз надавила на кнопку.
Щелчки прекратились, дыхание выровнялось, перейдя на нормальный человеческий ритм.
Рут отложила ингалятор и выпрямилась. Бэгз все еще стояла на коленях, слегка накренившись вбок, но по крайней мере ее дыхательные функции возвращались в норму. Только бы она пришла в себя, Господи…
Тишина.
Рут ждала.
За окном снова пошел снег. Призрачный, синий, вечерний. На фоне тьмы снежинки казались легкими перышками крошечных светящихся пташек, неспешно встряхивающих теряющими оперение крыльями. Прошла минута, потом другая.
Что это за гром рокочет у нее в животе? И что за молнии пронзают ее легкие?
Она чувствовала, как бьется в костяной клетке сердце. Оно замерло, когда старуха сделала глубокий вдох. Рут отбросила со лба волосы и закусила в ожидании нижнюю губу.
— Лидия? — прошептала она. — Лидия?
Бэгз шевельнулась, но не ответила.
Выскочив в коридор, Рут принялась наугад тыкать пальцем в телефонные кнопки — один… один… два. Правильную последовательность удалось набрать только с третьего раза.
Внизу, привлекая внимание соседей, завыла сирена «скорой помощи». Луч света скользнул по окнам Кейзерсграхта с жадно прильнувшими к ним силуэтами людей, сидящих в темноте и заполняющих свою пустую жизнь ожиданием несчастий и драм.
Женщина с мопсом на руках, мужчина, бесцельно слоняющийся у елки, — все они, точно пиявки, всасывали в себя чужое горе.
Рут сердито зыркнула в ответ. «Что вам надо? Ничего интересного в «ящике»?» И захлопнула дверь.
Медики, мужчина и женщина, хлопотали над Бэгз, даже не сняв скрипящих флуоресцентных курток. Проверяли пульс и дыхание, измеряли кровяное давление. Смотреть на это было тяжело, и Рут, сложив руки на руки, прогулялась по коридору до кухни.
На столе три кошки вылизывали две тарелки. Рут обернулась, услышав шаги, и увидела приближающегося фельдшера. Молодой, с изрытым оспинками лицом и глубоко въевшимся запахом сигарет. Самоуверенный тип, решила она с первого взгляда.
— Ей уже лучше? — настороженно спросила Рут.
Он и не подумал ответить.
— Чем это вы здесь занимались?
— Разговаривали, а потом ей вдруг стало плохо. Наверное, приступ. У нее астма.
— Значит, это разговоры довели ее до приступа?
— Не знаю… может быть, я что-то сказала…
Он кисло ухмыльнулся и пристально посмотрел ей в глаза.
— Понятно, выходит, джин тут ни при чем.
— Ну, она, конечно, выпила. Сколько, я не считала.
— Леди, старуха нализалась как попугай. Напилась. Надралась. В этом все дело. Малоприятное зрелище. Надеюсь, это не вы подпоили нашу Лидию.
— Вы ее знаете? — удивилась Рут.
Он фыркнул и покачал головой:
— Кто ж ее не знает?! Главная опора нашей службы. В тот день, когда бедняжка Лидия протянет ноги, мы все останемся без работы. Здорова, конечно, как бык, но такие вот и любят вызвать к себе сочувствие. Понимаете, о чем я?
Рут отвернулась, злясь на себя, на него, на идиотскую ситуацию, в которой оказалась, — короче, на всех. Фельдшер взял со стола рюмку, поднес к носу и скривился.
— Между прочим, вы кто?
— Мы случайно встретились на улице, и она пригласила меня зайти.
— Не похоже на нашу Лидию.
— Я об этом не знала.
Вернувшись в гостиную, Рут увидела, что Бэгз уже лежит. Медики собирались уходить. Фельдшер посмотрел на часы:
— Нам пора. Кто знает, сколько еще их там, ждущих спасения. — Он взглянул на Рут и резко добавил: — На вашем месте, леди, я бы отправился домой. Старушка сегодня уже достаточно повеселилась.
Рут так и подмывало ответить, но она придержала язык за зубами и, проводив бригаду, стала одеваться, однако, прежде чем уйти, приоткрыла дверь и заглянула в гостиную. Лидия уже пришла в себя. Рут осторожно подошла к ней и, присев на краешек кровати, взяла старуху за руку.
— Вам уже лучше? Как вы себя чувствуете?
— Должно быть, уснула. Он ушел?
— Их было двое. Оба ушли.
Лежа на кровати, под засаленной простыней, Лидия выглядела непривычно маленькой, хрупкой и растерянной. Рут стало жаль ее. Старуха как будто выглядывала из-под савана.
— Иногда он приходит, когда я куда-то ухожу, — прошептала Лидия. — Или ночью, когда сплю. Роется в моих вещах. Я его слышу.
— Кого? Фельдшера?
— Какого фельдшера?
Безнадежно. Рут покачала головой.
— О ком вы говорите?
— О Сандере, дорогуша. Любит перебирать хлам, когда думает, что меня нет рядом.
— Вы же сказали, что он умер.
Глаза старухи затуманились, взгляд растерянно заметался. Зажав обеими руками рот, она тихонько пробормотала:
— Я так устала… так устала.
Рут хотела спросить о Скиле, но, подумав, решила не касаться потенциально опасной темы. На душе было тяжело. Хотелось поскорее убраться из жуткого, грязного дома. Но чувство гражданской ответственности не позволяло оставить больную женщину, не убедившись, что с ней все в порядке.
— Послушайте, если хотите, я еще побуду с вами…
— Нет, дорогуша, конечно, нет. Что у нас завтра? Воскресенье? Ко мне придут из службы опеки. Все будет хорошо, обещаю. Я привыкла…
Рут достала из сумочки визитную карточку и положила рядом с лампой.
— Здесь мой адрес и телефон. На случай, если захотите связаться. Я взяла фотографию. Сделаю хорошую копию и принесу. Ладно?
— Вы очень добры. Жаль, что увидели меня в таком состоянии, но что делать. Может быть, когда поднимусь, мы еще встретимся.
— Я не против.
Лидия улыбнулась. Туман рассеялся, и глаза снова прояснились.
— Постойте. Я заметила кое-что. Смотрела, как вы ходите. Слушала, как говорите. Вы не перед всеми раскрываете душу.
Рут криво улыбнулась в ответ:
— Это из предосторожности. Сейчас ведь зима.
— Нет-нет, вы меня поняли. Умеете скрывать чувства и почти не рассказываете о себе.
— Вот как? О, у меня нет никаких секретов.
— Не уверена. Вам бы не следовало грызть ногти.
— Расскажу о себе в следующий раз. Обещаю.
— Что-то не так, да? Нет, не отвечайте, не надо. Просто я чувствую такие вещи. Слишком долго живу в этом мире — такое на пользу не идет.
Выйдя на улицу, Рут глубоко вздохнула и потуже затянула шарф. Было уже за полночь и очень холодно, но зимний воздух бодрил и дезинфицировал, выгоняя из легких запах кошачьей мочи и старости. От прилива крови защипало щеки. Ощущение было почти сексуальное.
Она на секунду остановилась, чтобы сориентироваться.
На помощь пришла серебряная луна, выскользнувшая ненадолго из-за разорванных туч.
Рут повернула направо и бодро зашагала сначала к Принсенграхт, а потом вдоль него, углубляясь в район Йордаан с его хорошо ей знакомыми антикварными лавками и книжными магазинами, киосками птичьего рынка, сентиментальными звуками аккордеона, доносящимися из «Де Твее Цваантес», мимо раздвинутых бархатных штор, за которыми гуляла веселая публика кафе «Де Доффер». Это был ее Амстердам, совсем не похожий на сдержанный, надменный Кейзерсграхт, расположенный буквально в двух шагах отсюда. Йордаан принимал всех, студентов и беженцев, яппи и обитателей богаделен, которые нередко выступали здесь плечом к плечу, протестуя, например, против второй линии подземки. Каким-то непонятным образом они дистиллировали и разливали квинтэссенцию «цветочной власти» — тот модный в шестидесятые, неуловимый, эфемерный и многократно обруганный аромат мира, любви и агитпропа, — помазав ею за ушами назло нынешним реалистичным временам.
Но куда они подевались сейчас, эти романтические защитники мира и сторонники свободной любви? Наверное, уснули, подоткнув под себя теплые одеяла. Работала только одна пекарня, из вентиляционной трубы которой вырывался теплый, пыльный аромат муки.
Рут шла домой.
Она думала о своей барже, своей кровати, прохладной и чистой наволочке на подушке, и желание вытянуться и уснуть растекалось по венам, как наркотик.
