Кто-то за дверью - Робер Жак (книги хорошего качества TXT) 📗

– Я? Я абсолютно ничего не решаю, – говорю я сухо. – Решает чемодан!

– Чемодан? – стонет он. – Мне почему-то хочется его закрыть, этот чемодан! Он заставляет меня думать о кровавом сундуке: открываешь его, а там внутри – мертвая женщина.

Я покачиваю головой с видом старого мудреца.

– Знаете ли, в прошлом каждого человека есть покойники и покойницы.

Вдруг он начинает кружиться по комнате, размахивая руками.

– Да, вот только эта... эта покойница, не знаю почему, внушает мне страх.

Он смотрит по очереди на все двери, которые есть в комнате, словно попал в ловушку. Я пугаюсь: он в таком состоянии, что может ускользнуть от меня. Но нет, он устремляется прямо к той яме, которая и была для него вырыта.

– Знаете, что Петрушка сделает теперь? – скрипуче произносит он. – Примерит брюки!

Я готов его расцеловать! Бедняга, он мнит себя хитрецом! Взяв брюки от костюма, которые я перекинул через спинку кресла, он бросает мне с плутоватым видом:

– Потому что, в конце концов, этот чемодан... Пиджак, ладно, он мне подходит. Но с пиджаками всегда проще. А вот брюки, особенно, сшитые по мерке... Быть может, выясниться, что брюки вовсе не мои!

– Можно подумать, что вы надеетесь на это, – мягко замечаю я.

Неожиданно весь его гнев проходит.

– В какой-то степени это так, – признается он. – Мне не нравится это письмо.

С брюками в руках он направляется в свою комнату, а я бросаю взгляд на чемодан, который так и стоит раскрытый посреди гостиной.

– Э, да в чемодане еще что-то есть!

Он останавливается, вяло поворачивается ко мне.

– Что именно? – он спрашивает устало.

– По-моему, это магнитофонная пленка. – Я достаю со дна чемодана коричневую катушку. – Вам известно, что такое магнитофон? С его помощью записывают голоса. Значит, пленка может оказаться очень важной. Хотите прослушать? У меня есть магнитофон.

На этот раз лицо Улисса ничего не выражает, а голос звучит бесстрастно.

– Если вы настаиваете, – говорит он. И добавляет, поднимая глаза к небу: – Что еще меня ожидает?

– Быть может, истина.

V

Он ушел в свою комнату примерять брюки, а я пока вытащил магнитофон, чтобы прослушать пленку.

В течение нескольких мгновений катушка вращается беззвучно, потом слышатся звуки рояля. «Первая арабеска» Дебюсси. Отличная запись.

Поскольку Улисс оставил дверь своей комнаты приоткрытой, я кричу:

– Вы слышите?

– Да, это рояль.

Смотри-ка, он не забыл рояль. Впрочем, я заметил, что он не забыл множество вещей. Но, правду сказать, амнезия – явление очень странное. Память исчезает не полностью. Она словно вершит отбор, отбрасывая то, что ее мучает или раздражает.

– Ну, как брюки?

– Еще минутку.

Сажусь в кресло и продолжаю с наслаждением слушать запись. Я обожаю Дебюсси. Это изобретатель джаза, никто только об этом не догадывается. Как раз в «Первой арабеске» есть синкопированная фраза – чисто блюзовый пассаж.

Однако я тут же встаю, мне не терпится узнать результат примерки.

– Так что же с брюками?

Проходит несколько секунд, затем слышу голос Улисса, невеселый его голос, в котором я различаю даже легкий оттенок грусти.

– Они сидят на мне идеально... У меня был прекрасный портной.

Я ликую вслух, не сдерживая эмоций.

– Значит, чемодан действительно ваш! И светловолосая женщина-это женщина из вашей жизни. Быть может, она любила музыку. Да, несомненно, любила. Она любила Дебюсси. Я очень хорошо ее себе представляю, в Лондоне, в этой маленькой гостинице, на берегу Темзы. При условии, конечно, что она смогла соединиться с Полем. С этим Полем из письма. Вы слышите меня, эй, Улисс?

Впервые я обращаюсь к нему, называя Улиссом. Он, наверное, удивлен – что это я вдруг? Тем более, что он, должно быть, забыл, кто такой Улисс. В любом случае, это не имеет значения, и я продолжаю с тем же пылом:

– Тот, «другой», очень даже мог встать им поперек дороги. Все усложняется! Прекрасное маленькое уравнение с тремя неизвестными! Тут не «три персонажа в поисках автора», а автор в поисках трех персонажей! Справимся, справимся, и не то видали!

Но в чем дело? Почему Улисс не показывает мне свои брюки? Из его комнаты не доносится ни звука. Чем он там может заниматься?

Тихонько подхожу к двери.

– Эй, вы еще здесь?

Неожиданно он появляется с маленьким блокнотом в руке, явно чем-то взволнованный.

– Это было в кармане брюк, – глухо произносит он, указывая на блокнот.

Похоже, находка основательно его потрясла. Иду к магнитофону и выключаю звук.

– Вот, блокнот, мосье! – говорит Улисс, приблизившись ко мне. – Я сейчас в этом блокноте кое-что прочитал. Что-то ужасное!

Он очень бледен, с трудом составляет фразы.

– Что именно? – интересуюсь я.

– Эта женщина... эта – из английской газеты... она не покончила с собой. Кто-то столкнул ее со скалы!

– Что вы говорите?

– Тут так и написано. Записи велись изо дня в день. Это что-то вроде дневника.

– Но поскольку вы нашли его в собственном кармане, значит, это ваш дневник!

– Да, мой! И поверьте, я рад этому. Ибо в таком случае женщину со скалы столкнул не я!

Он показывает мне блокнот. Это небольшая записная книжка. Страница, на которой она раскрыта, заполнена мелким, убористым почерком. В письме, найденном в чемодане, почерк совсем другой. Не похож он и на те каракули, которые продемонстрировал мне Улисс. Но мой аргумент остается в силе: почерк Улисса мог измениться после несчастного случая. Так или иначе, Улисс, видно, ни минуты не сомневался, что он автор этих записок. И пребывает в ужасном волнении.

– Мои записи – это обвинение, – задыхается он. – Я обвиняю одного человека.

– Вы обвиняете его в убийстве этой женщины?

– Да. Ее звали Франсуаза. А человек, которого я обвиняю, был ее любовником. А я, я – муж!

Черт возьми! Надо бы, наверное, внести во все это некоторый порядок. И вначале сопоставить новые данные с данными из «письма Поля».

– Значит «другой» – это вы, – говорю я. – «Другой», о котором идет речь в письме. Покажите-ка мне записи.

– Вы увидите, все это ясно и так ужасно. – Он протягивает мне блокнот. – Вот, взгляните, что я здесь написал: «Лондон, 11-ое марта».

Читаю:

– "Теперь я не боюсь, я знаю, что Франсуаза вернется ко мне. Она уже вернулась. Я вновь вижу ее там. Взгляд ее больших сиреневатых глаз полон замешательства и стыда. Ее глаза молили о прощении! Как я был прав, погнавшись за ними, приехав в Лондон и выследив их, сопровождая вплоть до этой мерзкой гостиницы. Я получил награду: это стыд, который отразился в твоих глазах, Франсуаза!"

Подняв голову, в задумчивости шепчу:

– 11-го марта в Лондоне. Это пишете вы, муж...

– Да, и 11-го марта Франсуаза еще жива! – кричит Улисс, и его голос дрожит от гнева.

– Итак, резюме, – говорю я. – Вы живете в Париже. Ваша жена оставила вас и уехала к своему любовнику в Лондон. Тогда вы решили отправиться за ними в погоню, приехали в Лондон, выследили их, нашли, и, в конце концов, вам удалось вернуть жену.

– Да. Наверняка так все и было.

Я отдаю ему блокнот и иду за письмом, которое оставил на письменном столе.

– Таким образом, письмо не от вас, а от Поля. От любовника.

– Несомненно, – говорит Улисс. – Поль, должно быть, поселился в Лондоне и с некоторых пор стал уговаривать мою жену приехать к нему.

– Именно так. Теперь с письмом все совершенно ясно!

Я перечитываю вслух: «Любовь моя, я не в силах больше ждать. Ты придешь, и наши плечи соприкоснутся...» И так далее... «Я снял для нас комнату в маленькой, старинной, прелестной гостинице...»

Повернувшись к Улиссу, не могу не отметить:

– О вкусах не спорят. Вы, муж, находите эту маленькую гостиницу мерзкой!

Он морщится.

– Само собой разумеется!

Продолжаю читать:

– "Милая, мы не должны никогда больше говорить друг другу «прощай»...