Только не дворецкий - Блейк Николас (читаем книги .TXT) 📗

Из парадных дверей «Старейших консерваторов» величаво выплывал высокий, дородный, бочкообразный джентльмен в белом льняном костюме.

Его брюхо шествовало впереди него, словно носовая фигура военного корабля. Очки в роговой оправе низко сидели на носу, затененном широкими полями его летней шляпы.

Стоя на верхней ступеньке каменной лестницы, джентльмен с надменной усмешкой посмотрел сначала налево, а потом направо.

— Сэр Генри! — позвала девушка.

— А? — ответил сэр Генри Мерривейл.

— Я Ева Дрейтон. Не помните меня? Вы были знакомы с моим отцом.

— Ах да, — сказал великий человек.

— Мы ждали вас ужасно долго, — пожаловалась Ева. — Не могли бы вы уделить нам пять минут? Главное, — прошептала она своему спутнику, — не испортить ему настроение. Не испортить настроение.

А настроение у Г. М. было хорошим: он только что переспорил министра внутренних дел. Но даже родная мать Г. М. не смогла бы об этом догадаться. Величественно, с той же презрительной усмешкой, он начал свой спуск по ступеням «Старейших консерваторов». Спуск продолжался до тех пор, пока подошва его ботинка не встретилась случайно с незаметным объектом, лежавшим футах в трех от тротуара.

Это была банановая кожура.

— Боже мой! — воскликнула девушка.

Здесь стоит с прискорбием отметить, что в былые времена некоторые уличные мальчишки, из так называемого низшего сословия, имели обыкновение размещать таковые объекты на ступеньках в надежде, что какой-нибудь высокопоставленный государственный деятель навернется по пути к Уайтхоллу [143]. Этот предосудительный, но по-человечески понятный обычай вынудил мистера Гладстона сказать то, что он сказал в 1882 году [144]. То же самое сказал теперь и сэр Генри Мерривейл.

С тротуара, на который Г. М. приземлился в сидячем положении, послышался такой поток богохульства, брани и гнуснейших непристойностей, какой крайне редко взрывал священное спокойствие Пэлл-Мэлл. На шум прибежал швейцар, а Ева Дрейтон вылетела опрометью из машины.

В окнах «Атенеума» через дорогу начали появляться головы любопытных.

— Вы не ушиблись? — воскликнула девушка, и в ее голубых глазах отразилось искреннее беспокойство.

Г. М. только смотрел на нее. Шляпа его упала, открыв взорам крупную лысую голову; он просто сидел на тротуаре и смотрел на девушку.

— Вставайте же, сэр! Вставайте!

— Да, сэр, — умолял швейцар. — Бога ради, вставайте!

— Вставать? — проревел Г. М. так, что его было слышно и на Сент-Джеймс-стрит. — Разрази меня гром! Да как же я встану?

— А что с вами?

— Я себе задницу свернул, — сказал Г. М. незамысловато. — Я страшно ушибся. Наверное, останусь калекой на всю жизнь.

— Но, сэр, люди же смотрят!

Г. М. объяснил, куда могут пойти все эти люди. Он глядел на Еву Дрейтон поверх очков с неописуемой злобой в глазах:

— Полагаю, дорогуша, это ваша работа?

Ева смотрела на него в оцепенении:

— Что, банановая кожура?

— Именно, — сказал Г. М., складывая руки на груди подобно прокурору.

— Да ведь мы… мы только хотели пригласить вас на пикник!

Г. М. закрыл глаза.

— Прекрасно, — промолвил он замогильным голосом. — Только не кажется ли вам, что намекнуть можно было и потоньше — вылить майонезу мне на голову или насыпать муравьев за шиворот? Ек-стебелек!

— Я не это имела в виду! Я же…

— Позвольте помочь вам, сэр, — перебил их спокойный, обнадеживающий голос ее спутника, темноволосого свежевыбритого мужчины.

— А, вы тоже хотите мне помочь? Вы, собственно, кто?

— Простите, пожалуйста! — сказала Ева. — Я вас не познакомила. Это мой жених, доктор Уильям Сейдж.

Лицо Г. М. побагровело.

— Я несказанно рад, — отметил он. — Как предусмотрительно было с вашей стороны привести с собой доктора! Я вам очень признателен, очень. А машина, как я полагаю, тут для того, чтобы в ней спустить с меня штаны и провести осмотр?

Швейцар испуганно вскрикнул.

Билл Сейдж громко рассмеялся, то ли от нервного напряжения, то ли от абсурдности ситуации.

— Я сто раз в день говорю Еве, — сказал он, — что меня не нужно называть доктором. Ведь я хирург…

Тут Г. М. по-настоящему насторожился.

— Впрочем, я думаю, мы обойдемся без операции. И по-моему, — Билл рассудительно обратился к швейцару, — необходимости снимать штаны с сэра Генри перед «Клубом старейших консерваторов» тоже нет.

— Огромное вам спасибо, сэр.

— С нашей стороны было чудовищной наглостью прийти сюда, — признался молодой человек, — но мне правда кажется, сэр Генри, что вам было бы удобней в машине. Как вам такое предложение? Позвольте подать вам руку?

Увы, даже десять минут спустя, когда сердитый Г. М. сидел на заднем сиденье, а молодые люди, вытянув шеи, развернулись к нему, мир не был восстановлен.

— Ну как скажете! — проговорила Ева. Ее прелестное, обычно невозмутимое личико пылало румянцем, а губы жалобно искривились. — Очень жаль, что вы не хотите ехать с нами на пикник. А я так надеялась..

— Ну… я… — растерянно пробормотал великий человек.

— Думаю, вас заинтересует еще одна наша гостья. Но Вики — непростая девушка. Без вас она точно откажется.

— Вот как? И кто же эта другая гостья?

— Вики Адамс.

Рука Г. М., поднятая было для ораторского жеста, тут же упала.

— Вики Адамс? Не та ли это девица, которая?..

— Она самая, — кивнула Ева. — Это, говорят, была одна из величайших загадок лет двадцать назад, которую полиция так и не сумела разгадать.

— О да, дорогуша, — мрачно согласился Г. М. — Так и есть.

— Теперь Вики уже взрослая. И мы подумали, что если бы вы, именно вы, поехали с нами и поговорили с ней по душам, она бы рассказала, что на самом деле случилось той ночью.

Маленькие пронзительные глазки Г. М. неподвижно уставились на Еву, и она поежилась под этим взглядом.

— Позвольте, дорогуша, а вам-то все это зачем?

— Да так… — Ева взглянула на Билла Сейджа, который опять угрюмо постукивал по рулю, и осеклась. — Какая теперь разница? Если вы все равно не едете с нами…

Г. М. принял мученический вид.

— Я ведь не говорил, что отказываюсь ехать, — заявил он. (Тут он слукавил, но не в этом суть.) — Я не отказался даже после того, как вы едва меня не изувечили. — Он начинал все больше горячиться. — Но сейчас мне пора, — добавил он извиняющимся тоном. — Мне пора вернуться к делам.

— Мы подвезем вас, сэр Генри.

— Нет, нет, — сказал едва не изувеченный сэр Генри, выбираясь из машины с удивительным проворством. — Прогулка будет полезна моему пищеварению, хотя заду придется нелегко. Я незлопамятен. Заезжайте за мной завтра с утра. Счастливо!

И он грузно зашагал в сторону Хэймаркета.

Даже не слишком внимательный наблюдатель заметил бы: Г. М. был глубоко погружен в свои мысли, причем погружен настолько, что его чуть не сбило такси у Арки Адмиралтейства. На полпути к Уайтхоллу его окликнул знакомый голос:

— День добрый, сэр Генри.

Перед ним стоял старший инспектор Мастерс, дородный и вальяжный, в глухо застегнутом костюме из синего сержа [145] и в котелке, и смотрел на него выцветшими голубыми глазами.

— Странновато, — отметил старший инспектор приветливо, — видеть вас на прогулке в такой день. Как поживаете, сэр?

— Ужасно, — резко ответил Г. М. — Но дело не в этом. Мастерс, змей вы подколодный, вы-то мне и нужны.

Мало что могло испугать старшего инспектора. Но эти слова — испугали.

— Я вам нужен? — переспросил он.

— Ага.

— И по какому поводу?

— Мастерс, помните ли вы дело Виктории Адамс, которое расследовалось около двадцати лет назад?