Повесть об уголовном розыске [Рожденная революцией] - Нагорный Алексей Петрович (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
Виктор остановился, удивленно посмотрел:
— Вы? Почему вы не ушли? И почему «гражданин»?
— Не знаю, — девушка отвела глаза в сторону. — Меня посадят?
— За что? — спокойно спросил Виктор. — Вы в чем-нибудь виноваты? Украли? Прятали краденое? Делали что-нибудь незаконное?
— Нет. Я подумала — из-за отца. В конце концов — я носила его записки. В общем, помогала. Вы скажите мне правду.
— Куда вы пойдете? — поинтересовался Виктор. — Я провожу вас.
— Не нужно. — Она покачала головой. — О вас могут плохо подумать. Да и некуда мне идти. Родственников у нас… у меня нет, друзей, — она с отчаянием посмотрела на Виктора, — друзей у меня тоже нет. Я одна. А в квартиру я не вернусь. Да и нельзя, наверное?
— Нельзя, — согласился Виктор. — Она теперь опечатана. Что же будем делать?
— Будем? — удивилась она. — При чем здесь вы? Вы извините, что я так вот. Пристала к вам. Я пойду, вы извините.
Виктор удержал ее за руку.
— Давайте так, Нина. Вот вам ключи от моей комнаты. А вот — адрес, — Виктор написал несколько строк на обрывке бумаги. — Если соседи дома — покажите им мою записку. Они хорошие люди, приставать с вопросами не станут.
— А вы? — растерянно спросила она.
— Обо мне не беспокойтесь. У меня много товарищей, да я и у бати могу пока пожить. У него квартира на улице Горького!
— У вас есть отец? — удивилась Нина. — Как странно. А кто он?
— Кондратьев. Вы его знаете.
— Он ваш отец? — Нина даже остановилась. — Боже мой.
— Что, не похожи?
— Какой вы счастливый. У вас такой… такой отец. А у меня. А у меня — такой… — Она заплакала…
— Да что вы, — растерялся Виктор. — Не плачьте, неудобно. — Он достал платок и начал торопливо и неумело вытирать ей глаза. — Пойдемте, я провожу вас.
— Нет! — Она протянула ему ключи. — Я не пойду. Я не должна. Вы очень добрый человек, но я не могу. Вы не беспокойтесь: я приду через три дня, я не убегу. — Она горько усмехнулась. — Зачем? И куда?
— А жить? Жить где будете? — заволновался Виктор. — Нет, я вас не отпущу. Глупости все это. Хороший человек ни про вас, ни про меня ничего худого не подумает и не скажет. А на плохих — плевать! Верно я говорю?
— Верно, — улыбнулась она сквозь слезы. — Скажите, у вас все умеют так убеждать?
— Все, — Виктор взял ее под руку.
Рано утром оперативники собрались в кабинете Кондратьева.
— Все так сложилось, — сказал Коля, — что Хвылин и Борецкий уже ничего нам об украденных вещах сообщить не могут, а у нас нет даже приблизительных данных, где их искать, эти кольца и браслеты. Заключение экспертизы — чья кровь на ботинке, чей ботинок и чьи отпечатки пальцев на ружье, из которого был убит Агеев, — это, честно говоря, последнее, на что я рассчитываю. Где товарищ Кондаков?
— Еще не приходил, — доложил Воронцов. — А почему вы так ждете этой экспертизы, товарищ начальник? Заранее можно сказать: кровь на ботинке — либо Агеева, либо сторожа. Ботинок либо Борецкого, либо Смирнова. А следы пальцев на ружье — это же ясно — Борецкого! Он же сам признался!
— Бывает, что даже перед смертью человек петляет. Отводит беду от кого-то.
— От кого? И зачем? — спросил Рудаков.
— Не знаю. Поэтому мне и нужны материалы экспертизы.
Вошел Виктор. Он был возбужден.
— Извините, что опоздал, — Виктор зажег спичку, прикурил и жадно затянулся.
— Как девушка? — спросил Коля.
— Вы разве знаете? — покраснел Виктор.
— Я знаю тебя, — спокойно сказал Коля. — Как она?
— Нормально. — Виктор смущенно улыбнулся. — Она ночевала в моей квартире, а я здесь, в комитете комсомола. Как вы догадались? Мне интересно с профессиональной точки зрения.
— Январь девятнадцатого помнишь? — тихо спросил Коля. — Как отец на фронт уходил, как мать умерла. Как Маруся Кондакова тебя, голодного и холодного, приветила. Ты через такое, браток, прошел, что никогда никакого человека без помощи не оставишь. Ты не смущайся, не красней. Ты такой. И за это мы все тебя крепко уважаем. И любим. Как, ребята?
— Само собой, — сказал Воронцов. — Я иначе и не понимаю.
— Ну, я-то, положим, не очень согласен, — протянул Рудаков. — Альтруизм это все. Нам жесткими надо быть, не расклеиваться. А начальство наше? Скажите честно, Николай Федорович, разве поступок товарища капитана наше начальство одобрит? Я, мягко говоря, не уверен. На нашем языке это называется «неразборчивые связи». Вы, товарищ капитан, не сердитесь. Я честно, глядя в глаза. Не за спиной.
— Что не за спиной, — хвалю, — сказал Коля. — Но если ты хочешь быть нам всем товарищем и вообще — если хочешь, чтобы тебя люди уважали, ты всегда поступай по совести, парень. А что скажет начальство, — это дело второе, ты мне поверь.
— Разрешите по существу? — продолжил Виктор. — У меня с Ниной Хвылиной был вполне откровенный разговор. Никакими грязными делами она себя не запятнала, раскаивается, что в чем-то была невольной пособницей отца. Я считаю, ей надо помочь: устроить на работу, не терять контакта. Если согласны — возьму это на себя.
— Согласен, — сказал Коля. — Уверен, что и начальство меня поддержит. А не поддержит, так ведь мы ничего противозаконного делать не собираемся. Что-нибудь интересное Нина рассказала?
— Кроме того, что нам известно, — ничего. Назвала одну фамилию.
— Какую? В связи с чем? — напрягся Коля. — Это крайне важно!
— Балмашов. Иван Алексеич Балмашов. Хвылин и Борецкий как-то упомянули это имя. Разговор у них шел о том, что этого Балмашова нужно как можно скорее устроить на работу. Борецкий уверял, что из этого ничего не выйдет. Балмашову-де не всякая работа будет по нутру, не сявка Балмашов. А Хвылин сказал: «Ради дела потерпит».
— Ты… — начал было Коля, но Виктор перебил:
— Я проверил эти данные по «ЦАБУ» по всем учетам и даже по трем старым адресным книжкам «Вся Москва». Числится такой человек только за девятьсот шестнадцатый год. Потомственный почетный гражданин. По архивам полиции значится с тысяча восемьсот девяностого года рождения, уроженец Самары. Купец второй гильдии, торговал универсально, в том числе ювелирными изделиями. Запрос в Куйбышев я уже направил. И даже просьбу Балмашова собственноручную о выдаче заграничного паспорта прихватил. На всякий случай.
