За миг до полуночи - Андреева Наталья Вячеславовна (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
Итак, три одинаковых приглашения. На двадцатипятилетие известного в определенных кругах стриптизера. В ночной клуб «Дамские пальчики». «Дорогая мама, приглашаю тебя…» Могла женщина нанести три удара мужчине тяжелой бронзовой статуэткой? В состоянии аффекта, в запале, могла запросто! Дело за мотивом. За что она могла нанести потерпевшему три удара по голове? «Дорогая мама, приглашаю…» Две пришли с мужьями, одна, правда, с бывшим, и одна дама со спутником. Дмитрий Сергеевич Сажин. С ним в кабинете владельца клуба сейчас беседует следователь прокуратуры. В крохотном холле, что находится за дверями этого зала, коллега Леонидова допрашивает Марию Казимировну Новинскую. Еще одна любительница мужского стриптиза! Шестьдесят лет, а туда же! Что творится, а? Подумать только, что творится! Мир сошел с ума! Пенсионерки идут на стриптиз!
А перед Алексеем Леонидовым сидят три женщины, у каждой из которых приглашение на этот вечер. «Дорогая мама…»
И Алексей непонимающе спросил:
– А почему в трех экземплярах? У него что, три матери?
Дамы переглянулись. Заговорила брюнетка, Нечаева:
– Видите ли, это странная история. Мы были молоды…
Она вдруг замолчала.
– И что? – спросил Леонидов.
– Мы были молоды, – повторила Нечаева. – И глупы. Неосторожны. Одна из нас родила ребенка. И мы решили скрыть правду. Все равно ведь мальчика оставили в роддоме и вскоре его усыновили. Мы принесли ребенка втроем и так и не признались, кто его мать. Никогда не думала, что всплывет эта история. Получила приглашение и очень удивилась.
– Значит, вы – его мать?
– Как раз это мы и выясняли с десяти часов вечера, – довольно-таки уклончиво ответила Нечаева.
– И что? Выяснили?
– Видите ли…
Она вновь замолчала. Алексей заглянул в свои записи:
– Наина Львовна, так? – женщина кивнула. – Почему же вы все-таки пришли на юбилей?
– Потому что я знакома с этим молодым человеком, – побледнев, сказала Нечаева. – То есть мы все некоторым образом с ним знакомы…
– Ну, разумеется, – усмехнулся Алексей. – Ведь одна из вас его мать, а две другие – сообщницы, помогавшие скрыть правду.
– Вы не так поняли, – устало сказала Нечаева. – Нашему вторичному знакомству вот уже несколько месяцев. Но никто из нас троих понятия не имел, что Монти – это тот самый мальчик, которого мы оставили в роддоме! Не имел до сегодняшнего вечера! То есть, до того момента, как он вручил нам эти приглашения. То есть, прислал. По почте. Извините, я волнуюсь. Поверьте, это было для нас ударом… – Она замялась и посмотрела на своих сообщниц. Ада еле заметно кивнула, Людмила всхлипнула. И Нечаева продолжала говорить за всех: – Мы принесли его в роддом двадцать шестого августа, через несколько дней после родов. Он родился чуть раньше срока. Недели на три. Это я так, к слову. Но в его документах дата рождения – именно двадцать шестое августа. Мария Казимировна сказала, что мы должны забыть об этой истории и об этом мальчике. Она поступила так, как считала нужным. Единственный человек, который не имеет ко всему этому никакого отношения, как ни странно, покойник. Лопухин. Ада познакомилась с Вячеславом, когда история с брошенным младенцем давно уже осталась в прошлом. Слава – человек посторонний, в то время как Дима и Петя, то есть, Дмитрий Сергеевич и Петр Николаевич некоторым образом принимали участие…
– То есть? – вновь не понял Алексей.
– Я встречалась с Димой двадцать пять лет назад, а Люся с Петром. Вы понимаете, что именно я имею в виду.
– То есть, один из них может быть отцом этого… – Алексей замялся и щелкнул пальцами. Потом с насмешкой сказал: – Монти.
Женщины вновь переглянулись. Круговая порука. И до сих пор. Нечаева пожала плечами. Людмила Федоровна в ужасе посмотрела на диванчик, где, закинув ногу на ногу, сидел ее супруг. Алексей начал догадываться, чего дожидается Петр Николаевич Рябов. Не имя убийцы Лопухина он хочет узнать. Имя, но другое. Он хочет узнать, кто отец этого Монти. У преуспевающего бизнесмена сын-стриптизер? Оставленный в роддоме? А ведь это скандал! Понятно, почему они молчат. По крайней мере, понятно, почему молчит Людмила Федоровна. Алексей пригляделся. Между ней и Монти нет ни малейшего сходства, а вот у Петра Николаевича в юности волосы, похоже, вились. Эта волнистая прядь на лбу… Тьфу! Наваждение какое-то!
– Прошло двадцать пять лет, – жестко сказала Нечаева. – Все сроки давности вышли. Лично я не чувствую за собой вины. Мы поступили так, как того требовали обстоятельства.
При этих словах Ада Станиславовна как-то странно посмотрела на свою подругу. Алексей оглянулся. Где оно там, «обстоятельство»? В черных кожаных штанах и белоснежной рубашке? За кулисами, где его сторожит сержант милиции. Потому что, как ни крути, Монти – подозреваемый номер один. Он – стриптизер, человек, ведущий беспорядочный образ жизни, погрязший в разврате, а все остальные – порядочные люди.
– Я не понимаю, при чем здесь Слава, – всхлипнув, сказала Людмила Федоровна. – Уж если карать, то нас. Я признаю. – Она еще раз всхлипнула. – Виновата.
– А она еще сказала, что отдала мальчика в хорошие руки! – не удержалась Ада Станиславовна от выпада в адрес своей тетки. – А из него вон что получилось! Стриптизер! – презрительно добавила она.
– Монти – хороший парень, – возразила Нечаева.
– Ну да! Кому как не тебе это знать! – съязвила Ада Станиславовна.
– Замолчи!
– Что вы имеете в виду? – тут же вцепился в Лопухину Алексей. Но та поджала и без того тонкие губы и замолчала, как ей и советовала Нечаева.
– Значит, вы трое имеете отношение к этой истории с брошенным ребенком, – сделал вывод Алексей. – А также Мария Казимировна, которая его взяла и отдала на усыновление. И двое мужчин, Петр Николаевич и Дмитрий Сергеевич тоже, некоторым образом причастны. А убит Вячеслав Валентинович Лопухин. Ваш бывший муж, как я понял, Ада Станиславовна?
Надменная блондинка спокойно кивнула. Ни слезинки не проронила, надо же! Сидит, как ледяная статуя! Сразу видно, что отношения между ней и бывшим мужем были напряженными. Она не скорбит, ничуть. Быть может, радуется втайне, что бывший супруг теперь мертв. А быть может и ручку к этому приложила. Алексей посмотрел на тонкие пальчики дамы и представил, как Ада Станиславовна сжимает в руке талию бронзового парня, и, замахнувшись, лупит им обидчика. Раз, два, три… А что? Вполне!
– Я не вижу, чтобы кто-нибудь из присутствующих в этом зале огорчился, – не удержался Алексей.
– Мы все недолюбливали Славу, – сказала Нечаева опять-таки, за всех. – Но не настолько, чтобы захотелось вдруг его убить. Не было причины.
– А сами вы, когда познакомились с потерпевшим? То есть, с Лопухиным?
– Я? – пожала плечами Наина Львовна. – Как и все: на свадьбе.
Двадцать лет назад
Затея с археологической экспедицией провалилась с самого начала. Надежды, которые возлагала на нее Ная, не оправдались. Полтора года она моталась по раскопкам, не чувствуя ни малейшего интереса к тому, чем занимается. То, что издалека, из столицы, выглядело таким романтичным, на деле оказалось тяжелой, монотонной работой. А, главное, грязной. Песок был везде, даже на языке, поначалу Ная все время полоскала рот, чтобы от него избавиться, но потом махнула на это рукой. Со временем она перестала замечать, что вместе с пищей во рту находятся песчинки. Пришла зима, но снег, разумеется, не выпал. Снег, к которому она привыкла. В пустыне стало холодно, особенно по ночам, но работу из-за этого никто не отменял. Ная проклинала себя. Надо было сдавать сессию вместе с подругами, а не уходить в академку! Авось проскочила бы! Как глупо она поступила! Ее романтический пыл заметно охладился. Она быстро повзрослела, но время, увы, было потеряно! «Дура я дура», – ругала себя Ная, сидя вечером у костра. Раньше ей казалось, что это так романтично! А теперь? Кто-то пел: «А я еду, а я еду за туманом…» Не то чтобы в тему, но все о том же: о романтике. Тайгой здесь, слава богу, и не пахло. На тайгу Ная в детстве насмотрелась. Но с чего она взяла, что в пустыне все будет по-другому? Вся разница в климате. Там холодно, здесь жарко. Но любая экспедиция – это прежде всего грязь, плохое питание, бытовые неудобства. Уж кому-кому, а женщинам здесь точно делать нечего! А красивым женщинам тем более! Кожа огрубела, волосы засалились, губы потрескались, и ей уже было не до поцелуев. Помыться бы!
