Картонная пуля - Духнов Александр (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Барнаульская трасса не засыпает ни днем, ни ночью. Навстречу ползут два желтых пятна света, и впереди, удаляясь, идет тачка — метрах в двухстах. Горизонт подсвечивают редкие огоньки Искитима.
Поменяв обойму, я стал осторожно притапливать педаль газа, ожидая любой пакости от первенца автомобилестроения, только что продравшегося сквозь свинцовый град. Движок держался, но скорость не росла. Времена, когда монстр мог побеждать в гонках, миновали лет пятнадцать назад.
Тем временем позади занимался рассвет. В час ночи.
Карл Брюллов. Последний день Помпеи. С пригорка, с Везувия, значит, стекает огненная река. И не просто стекает, а мчится со скоростью двести километров в час. И даже самому быстроногому помпейцу слабо от нее убежать.
Только не думайте, что я что-нибудь понимаю в живописи. Лет десять назад эта картинка висела на дверце шкафа у знакомой девушки, и когда… В общем, постоянно маячила перед глазами, и я все удивлялся: до чего они упитанные, древние люди! А раньше я думал, что до тысяча девятьсот семнадцатого года все люди ходили худыми, и только эра социализма открыла перед ними возможность прибавлять в весе.
С пригорка позади со скоростью двести километров в час накатывалась волна электрического света, за которой угадывались смутные очертания чего-то большого и серого. Судя по скорости и размерам, за мной гнался не иначе, как грузовой «мерс», король автострады. Он по мне прокатится и не заметит.
По краям дороги лежали белые поля. Куда бежать? До Искитима минут пять. Перед въездом — автозаправка и пост ГИБДД.
Позади снова загавкал автомат, в метре от обочины подпрыгнули снежные фонтанчики.
Одновременно слева промчалась длинная, как железнодорожный состав, встречная фура, окутанная турбулентными завихрениями, которые писатель Гоголь в девятнадцатом веке называл разорванным в куски воздухом. Я аж подпрыгнул на воздушной подушке. Метров через шестьсот от первой машины убивала пространство еще одна такая же…
Я вышел на встречную полосу, изображая не то итальянского пилота Гастелло, совершившего первый в мире воздушный таран, не то «напудренного» бандита, возвращающегося со стрелки. Фура ужасно перепугалась, уперлась в землю передними копытами, отчего хвост стал обгонять голову, разворачиваясь поперек шоссе. Там еще оставалась узкая щель. Вильнув и зацепив снежную кромку, я попытался прошмыгнуть мимо, но, что говорить, шведы, строившие мой аппарат четверть века назад, не постеснялись снабдить его выдающимися габаритами. Задний угол фургона за полсекунды уничтожил левый бок «Вольво», превратив его в смятую промокательную бумагу. К счастью, мотор не остановился, хоть и начал плеваться.
Перегородив дорогу, грузовик стал заваливаться набок, из распахнувшейся задней дверцы посыпались на землю и запрыгали тропические плоды ананасы, похожие на гранаты Ф-1. Жалко барнаульцев — к концу зимы остались без витаминов. И меня жалко. Теперь за мной начнет охотиться еще и хозяин ананасов. Поймает, отберет движимость и недвижимость и еще заставит съесть испорченные фрукты. Или они овощи?
Не стоило слишком обольщаться насчет воздвигнутой преграды: несколько секунд я выиграл, но обочины — жесткие, отутюженные ветром, погоня пройдет по ним, как по взлетной полосе…
Дорога снова провалилась в ложбину, где в свете фар мелькнул узкий мост…
Сильно не хотелось февральской ночью посреди поля остаться без колес, но длиннорукая обезьяна Баринов не оставил выбора. Затормозив на мосту, я сдал назад, развернулся поперек и, бросив машину, побежал в сторону утопавших в снегу ив.
«Мерс» (а может, коробка совсем другой породы — я так впопыхах и не разобрал, но несомненно микроавтобус) прыгнул с косогора, как Баба Яга в ступе. Сам Шумахер в такой ситуации не успел бы затормозить или уйти в сторону. Произошел редкостной красоты фейерверк. Врезавшись передком в остатки моей «Вольво», автобус подскочил вверх, рухнул на край моста вверх колесами, сполз вниз и, коснувшись земли, взорвался всей мощью своего семидесятилитрового бака. Горячая волна усадила меня в снег, а над ложбиной в огненном облаке поплыли в небо обломки моста и жженая резина короля автострады.
Глава 9
Хальзов — лучший стоматолог Новосибирска. Впрочем, я других не знаю. Любой самый страшный зуб он убирает легким движением руки так, что все парадонтозные и кариесные в первый момент ничего не могут понять, дрожат и жалобно интересуются: когда же начнется самое страшное?
Один мой знакомый, завсегдатай театральных залов, выразился так: «Побывал на приеме у Хальзова, а как будто в Милан на премьеру в «Ла Скалу» скатался».
— Он тебе арии пел? — недопонял я.
— Зуб лечил. Но ощущения те же.
При этом я точно знаю, что завсегдатай не то что в Милане, но и вообще в Италии не был.
Пальцы у Шуры чисто плоскогубцы, во всех любительских турнирах по армрестлингу он занимает первые места, общее впечатление от него, как от сейфа — я уже говорил. И при этом над каждым пульпитом он страдает, как над родным.
Однажды забежал к нему поболтать. Он работает, порхает и со мной успевает общаться. В дверь заглядывает незнакомый мне крендель, мол, здрасьте. При виде кренделя Шура оживился, будто ему пенсию за два месяца на дом принесли.
Паренек говорит:
— Александр Николаевич, я маму привел, как договаривались.
— Маму привел!? Молодец! Отлично! Отлично!!!
Хальзов пришел в такой восторг, что я аж испугался, как бы его кондратий не хватил. Чуть вприсядку не пошел от счастья.
— Сейчас, — говорит, — закончу минут через пятнадцать и вашу уважаемую маму приму.
Я начал голову ломать, что это за тип, и кто у него мама, если Хальзов перед ними готов в пляс пуститься.
Минут через двадцать в кабинет заглядывает женщина и вежливо объясняет, что она мать Эдика.
— Какого Эдика? — удивился Хальзов.
И про Эдика, и про его мать он тут же забыл! Потом-то, ясное дело, маму принял, как полагается.
Позже я спросил:
— Что за люди?
— Не помню, хоть задушись. Лицо у парня, у Эдика этого, вроде, знакомое…
…Я явился к Хальзову в шестом часу, как договаривались. Он трудился над девушкой, а я пока присел возле стеклянного шкафа с инструментарием.
Из-за спинки стоматологического кресла виднелся белокурый локон и часть ноги в черных колготках и черном ботинке. Великий поэт Пушкин, роман в стихах которого теперь каждый день читают по телевизору то курсанты кремлевского училища, то артисты больших и малых театров, то бомжи с Павелецкого вокзала, умел по одному лишь большому пальцу левой ноги мысленно воссоздать женскую фигуру. То же самое, спустя почти два столетия, проделал и я, исходя из имеющейся фактуры. Получилась замечательная девушка. В Шуриных глазах я попытался прочесть подтверждение своих предположений, но там светилась только бесконечная забота о правильном прикусе. Несколько раз он заставлял ее жевать кусок синей кальки, и наконец нужный результат был достигнут.
Когда пациентка восстала из кресла, я понял, что любое воображение меркнет перед правдой жизни…
…Возле входа на стадион «Спартак» устроена аллея новосибирцев — олимпийских чемпионов в виде живописных портретов. Спринтер Виктор Маркин, по жизни симпатичный интеллигентный парень, кстати, кандидат наук, висит в виде кривенько улыбающегося дауна, мастера биатлона Сергея Булыгина снабдили носом, какому позавидовал бы сам Буратино… Понятно, что Александра Карелина даже самый откровенный подхалим не осмелится назвать писаным красавцем, зато он чертовски сильный и умный, у него много денег, его уважает мафия, однако анонимный живописец напрочь лишил его перечисленных достоинств, выпукло оттенив лишь лицевые кости.
Прогуливаясь вдоль аллеи, я всякий раз задаюсь вопросом: кто он, бессмертный автор, герой первой пятилетки капитализма? Почему-то мне кажется, что это обязательно какой-нибудь заслуженный художник, или член союза, или лауреат, и в свое время за этот заказ он срубил много бабок. Товарищ срубил, и после этого олимпийское движение в Новосибирске встало. Кому, спрашивается, захочется потеть, чтобы тебя потом за весь твой терпеж изобразили в таком виде?..
