Подозрение - Дюрренматт Фридрих (книги полностью TXT) 📗
«С ума сойти, – подумал он, – повсюду это зеркало».
Он пришел в ужас, взглянув на скелет, уставившийся на него с потолка.
«Зеркало врет, – решил он. – Есть такие зеркала, которые все искажают. Не мог же я так похудеть».
Он забыл про неподвижно стоящую медсестру и стал дальше осматривать комнату. Слева от него была стеклянная стена, за которой был занавес из серой материи с вытканными тонкими, но очень пластичными линиями обнаженными мужскими и женскими танцующими фигурами; с правой серо– зеленой стены свисал, как крыло между дверью и занавесом, «Урок анатомии» Рембрандта. Все это, включая большое черное распятие над дверью, придавало палате несколько легкомысленный вид.
– Ну, сестра, – сказал он озабоченно и все еще удивляясь, как комната изменилась от освещения; до этого ему бросился в глаза только занавес, танцующие фигуры и распятие над дверью он не видел. – Ну, сестра, это очень странная палата госпиталя, назначение которого делать людей здоровыми, а не сумасшедшими.
– Мы в Зоненштайне, – ответила она, сложив на животе руки. – Мы выполняем здесь все желания, – продолжала она, сияя от простодушия. – Все желания, какие бы они ни были. Если вас не устраивает «Урок анатомии», можете заказать «Рождение Венеры» Боттичелли или картину Пикассо.
– Лучше уж «Рыцарь, смерть и дьявол» Дюрера, – сказал комиссар.
Сестра Клэри вынула записную книжку. «Рыцарь, смерть и дьявол», – записала она.
– Завтра ваше желание выполнят. Хорошая картина для палаты смертельно больных. Я поздравляю господина. У него великолепный вкус.
– Я думаю, – ответил старик, удивленный грубостью медсестры, – я думаю, мои дела обстоят не так плохо.
Сестра Клэри серьезно кивнула своей красной, мясистой головой.
– Это так, – сказала она энергично. – Здесь только умирают. Я еще не видела человека, живым покинувшего палату номер три. А вы как раз в ней и находитесь. Тут уж ничего не поделаешь. Все когда-нибудь умрут. Почитайте, что я по этому поводу написала. Книга издана в типографии Лисхти в Валкрингене.
Сестра вытащила из кармана маленькую брошюру и положила на постель комиссара. «Клэри Глаубер. Смерть как цель и смысл нашей жизни. Практическое руководство», – прочитал он.
– Не позвать ли мне доктора Марлок? – спросила она, преисполненная триумфа.
– Нет, – ответил комиссар, продолжая держать в руках «Смерть как цель и смысл нашей жизни». – Она мне не нужна. Отодвиньте в сторону занавес и откройте окно.
Занавес был отодвинут, а свет погас. Старик выключил также и ночник. Массивная фигура сестры появилась в освещенном прямоугольнике двери; однако прежде чем она ушла, комиссар спросил:
– Минутку, сестра. Вы превосходно ответили на все мои вопросы. Скажите, есть в этом доме карлик?
– Конечно, – ответила та. – Вы же его видели. – Затем ушла.
«Все это чепуха, – подумал он. – Я уйду из третьей палаты. Не так уж это сложно. Нужно только позвонить Хунгертобелю. Я слишком болен, чтобы предпринять что-либо серьезное против Эменбергера. Завтра вернусь в Салем».
Он был испуган и не стеснялся признаться себе в этом. На улице была ночь, а его окружала темнота комнаты. Старик без движения лежал на постели.
«Когда же я услышу колокола?» – подумал он.
Колокола Цюриха, возвещающие наступление Нового года. Где-то часы пробили двенадцать. Комиссар ждал. Другие часы пробили двенадцать, затем еще одни. Все те же двенадцать безжалостных ударов, как молотком в окованную медью дверь.
Ни звука. Ни крика, ни всплеска счастливой толпы. Новый год прошел молча.
«Мир умер, – подумал комиссар. – Мир мертв».
Он почувствовал капли холодного пота, стекавшего со лба. Старик лежал без движения, широко открыв глаза.
Еще раз он услышал издали двенадцать ударов, прозвучавших над пустынным городом. Затем ему показалось, что он погрузился в безбрежное море темноты.
На следующий день он проснулся в сумерках наступавшего утра.
«На этот раз под Новый год не звонили», – вспомнил он.
Палата казалась ему более грозной. Когда зеленовато-серые тени ночи рассеялись, комиссар увидел, что на окне была решетка.
ДОКТОР МАРЛОК
– Ну, вот вы и проснулись, – услышал Берлах, глядя на решетку окна.
В комнату, все больше и больше наполнявшуюся светом, вошла в белом халате немолодая женщина, обладательница помятого и потухшего лица. Комиссар с удивлением узнал в ней ассистентку Эменбергера, которую он видел в операционной. Он смотрел на нее с отвращением. Не обращая на него особого внимания, она приподняла юбку и прямо через чулок сделала себе в ногу инъекцию, после этого выпрямилась, достала маленькое зеркало и подкрасила губы. Старик следил за ней с любопытством. Казалось, она его не замечала. Постепенно черты ее лица утратили вялость и обрели опять ясность и свежесть. Комиссар вновь увидел женщину, красота которой бросилась ему в глаза, когда он прибыл в госпиталь.
– Понимаю, – сказал старик, медленно и с трудом просыпаясь из своего оцепенения. – Морфий.
– Вы угадали, комиссар Берлах. В этом мире без него жить трудно.
Старик смотрел на потускневшее утро – после снега, выпавшего ночью, начался дождь – и как бы мимоходом спросил:
– Вы знаете, кто я?
– Мы знаем, кто вы, – ответила женщина, все еще прислонившись к двери и держа обе руки в карманах халата.
– Каким же образом вы узнали? – спросил он небрежно.
Она бросила ему на постель газету. Это была «Бунд».
На первой странице была фотография, как констатировал старик, сделанная еще весной, поскольку он тогда курил сигары «Ормонд– Бразилия». И под фотографией подпись. Комиссар бернской полиции Ганс Берлах ушел на пенсию.
– Все ясно, – проворчал комиссар.
Второй раз бросив на газету раздраженный взгляд, он, ошеломленный, фиксировал дату издания и впервые потерял самообладание.
– Число! – хрипло закричал он. – Доктор, какое сегодня число?
– Зачем вам нужно число? – сказала она бесстрастно.
– Сегодня пятое января, – в отчаянии пробормотал комиссар, наконец поняв, почему не звонили новогодние колокола всю прошлую ночь.
– Вы ожидали другое число? – спросила она насмешливо, с любопытством подняв брови.
Он закричал: «Что вы со мной сделали?» – пытался подняться, однако опять бессильно упал в постель. Несколько раз он пытался опереться на руки, а затем опять вытянулся. Врач вынула из кармана маленький портсигар и закурила сигарету.
– Я не хочу, чтобы в моей палате курили, – сказал Берлах тихо, но настойчиво.
– На окнах решетка, – отвечала она, кивнув туда, где лил дождь. – Я не думаю, что вы можете здесь что-либо хотеть или не хотеть.
Затем она подошла к старику, продолжая держать руки в карманах.
– Инсулин, – сказала она, глядя на него. – Шеф проделал с вами курс лечения инсулином. Он это любит. – Она засмеялась. – У вас еще не пропало желание его арестовать?
– Эменбергер убил немецкого врача по фамилии Неле и проводил операции без наркоза, – сказал хладнокровно Берлах.
Он почувствовал, что обязан заполучить ассистентку на свою сторону, и ради этого решился на все.
– Наш доктор натворил гораздо больше, – возразила женщина.
– Вы это знаете?
– Конечно.
– Вы признаете, что Эменбергер был в Штутхофе под именем врача Неле? – спросил лихорадочно он.
– Ну да.
– Убийство Неле вы тоже признаете?
– Почему же нет?
Комиссар устало посмотрел на серебряные капли, бьющие по решетке. Наконец Берлах нашел подтверждение своему подозрению. Почти невероятному подозрению, возникшему из старой фотографии и бледности Хунгертобеля. Подозрению, которое он тяжким грузом носил с собой все эти дни. Он мечтал дожить до этого заветного мгновения. Момента, когда наступит покой.
– Вы все знаете, – сказал он. – Значит, вы соучастница.
Его голос звучал устало и печально. Женщина посмотрела на него таким странным взглядом, что он поежился, затем засучила свой правый рукав. Кожа ниже локтя была обожжена в виде цифры, как тавро у скота.
