Схождение во ад - Молчанов Андрей Алексеевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
"Додж" двигался на Михаила, не тормозя и не отворачивая...
С абсолютным спокойствием, будто бы проделывал такое каждодневно, он спустил предохранитель и, присев на колено, пальнул из "ТТ" по передним колесам, четырежды переместив мушку...
"Додж" повело в сторону; перевалив бордюрдный камень, машина с глухим хрустом под звон битого стекла уткнулась в стену дома.
Не теряя ни секунды, Михаил бросился к своему "Жигуленку". Повернул ключ в замке зажигания, и, пропищав пробуксовавшими на месте шинами, автомобиль понесся прочь.
Через десять минут, превозмогая нервную дрожь, Аверин звонил из телефона-автомата Дробызгалову.
- Привет, начальник! - произнес как можно беззаботнее. - У меня классные новости: Фрюша - твой со всеми потрохами... Детали - при встрече...
- Когда? - коротко вопросил Дробызгалов.
- Да хоть сейчас... Только машину в гараж надо поставить...
- Подъезжай к управлению, я жду... - в голосе оперуполномоченного звучало нескрываемое волнение.
- О, давай так... - озадачился Михаил. - Заеду за тобой, потом воткнем тачку в бокс и - ко мне. Чуть-чуть отдохнем. День был жуткий, стаканчик "Мартини" мне бы не помешал... А тебе как?..
- Никаких вопросов.
- Тогда через пять минут спускайся вниз, я подъеду. А, вот что! Не забудь паспортишко мой...
- Паспорт - после дела, - отрезал Дробызгалов.
- Правильно. Но я хочу знать, врал ты или нет, когда утверждал, будто бы там стоит немецкая виза...
- Хватит трепаться... - Дробызгалова, видимо, стал раздражать этот слишком откровенный разговор по телефону. Распустил язык... Убедишься, за меня беспокоиться нечего!
Когда Михаил подъехал к управлению, опер уже стоял в ожидании на улице.
Присев рядом на переднем сиденье, протянул Аверину паспорт.
Михаил не торопясь изучил документ.
- Все в порядке? - Дробызгалов протянул руку. - Виза на целый год, не хухры-мухры. Друзья народа помогали... Давай сюда и - выкладывай свои новости.
Со вздохом Михаил возвратил заветные корочки.
- Приедем ко мне, все по порядку и расскажу, - произнес он, держа курс в направлении гаража. - Знай самое главное: дело сделано.
- Надеюсь, - кивнул Дробызгалов.
У гаража Михаил остановился, не глуша двигатель.
- Я ворота открою... - Он вылез из-за руля. - А ты въезжай...
Дробызгалов покорно перебрался на переднее сиденье.
Когда нос машины впритык придвинулся к стеллажу, заваленному барахлом и запчастями, Дробызгалов, с хрустом, до упора подняв рычаг ручного тормоза, открыл дверь, намереваясь выйти из "Жигулей", но тут же и оцепенел под черным зрачком "ТТ", смотревшим ему в висок.
На колени оперативного уполномоченного упали наручники.
- Пристегнись к рулю, менток...
Пришлось подчиниться.
Широкая клейкая лента "скотча" плотно легла на рот.
- Извините, обстоятельства изменились, - процедил Михаил, обыскивая его. - Так, ключи от машины, мой замечательный заграничный паспорт, а ваше табельное оружие заберете со стеллажа... Когда - не знаю, но ночевать сегодня придется здесь. Что еще? Бумажник ваш мне не нужен, грабежом милиции не занимаюсь... Пожалуй, все. Пока.
Из под груды старых покрышек в углу Миша достал пакет с валютой и ботинки с "бриллиантовыми" каблуками. Переобулся, со смешком глядя на выпученные глаза Дробызгалова за лобовым стеклом автомобиля. Со стеллажа снял чемодан, прикрытый от пыли упаковочной бумагой.
Постоял в тяжком раздумье. Затем открыл дверь "Жигулей" и, коря себя за непредусмотрительность, привязал к рулю вторую руку опера, а шею его старым собачьим поводком прикрутил вплотную к подголовнику кресла.
- Вот так оно понадежнее, - произнес удовлетворенно, не принимая во внимание зверское мычание и хрюкание онемевшего поневоле Дробызгалова. - Не бойся: смертного греха на душу не возьму. Дня через два позвоню в ментовку твою хотя бы и из Берлина.
Он погасил в гараже свет и запер тяжелые двери. Через пять минут такси уносило его в аэропорт.
Ощупывая нывшую от неудачного падения ногу, Михаил размышлял, застанет ли он в "Шереметьево-2" знакомую даму, твердо гарантировавшую места "на подсадку". В крайнем случае придется звонить ей домой. Предстоит и звонок родственникам относительно похорон...
Надо же, не суметь даже деда похоронить, что за жизнь... А какая впереди? Кто знает... Не исключено, что сегодня придется ночевать в камере - ведь валюту и камни он вынужден везти на себе и выхода - никакого... Ладно. Если в камере значит, не судьба.
Спустя считанные часы на него уже смотрели проницательные глаза таможенника.
ФРИДРИХ КРАУЗЕ
По узкому, петляющему в аллеях пирамидальных тополей шоссе, они уже затемно приехали в район Вюнсдорфа, где жил Краузе.
Из багажника Роланд выгрузил пакет с продуктами и поднялся с ним по ступеням к массивной входной двери. Краузе, не выпуская из рук портфеля, достал ключи, отпер замок.
Не обронив ни слова, они вошли в гостиную. В доме, несмотря на теплую апрельскую пору, было зябко; открыв заслонку печи, Краузе увидел на колосниках лишь серый прах прогоревших углей и хотел было уже сказать шоферу, чтобы тот принес корзину спрессованных топливных брикетов из подвала, но передумал.
Сегодня он не будет топить дом. Да и вообще будет ли топить его когда-либо?
Тяжело прошелся по огромной гостиной, занимавшей практически весь первый этаж, машинально поправил плотную черную ткань светомаскировки на окнах...
Роланд возился на кухне, готовя ужин. Вот еще незадача - этот шофер... Сейчас Краузе была нужна машина и - абсолюно не нужны никакие свидетели... А Роланд - свидетель опасный. Кто ведает, что на уме у парня? Если сейчас он, Краузе, соберет вещи и уедет один куда-либо, кто гарантирует, что буквально через минуту после такого исчезновения не последует незамедлительный доклад на Принц-Альбрехтштрассе, не перекроются дороги, и завтрашняя встреча с рейхсфюрером состоится уже в подвале Министерства Безопасности?
Никто. А то, что Роланд Гюнтер - осведомитель, в нынешних условиях особо тщательно отслеживающий каждый его шаг, не просто вероятно, но и закономерно.
Нет, он не имеет к парню претензий, таковы законы "рейхзихерхайтсхауптамт" - имперской безопасности, чьей частицей тот является, но лично Краузе от того нисколько не легче.
- Надо бы протопить дом, - раздался голос Роланда.
Шофер стоял у двери гостиной.
- Сначала - ужин, - буркнул Краузе.
- Ужин почти готов...
- Ну вот... перекусим, и... - Краузе, сгорбленно сидевший на стуле возле печи с открытой заслонкой, небрежно махнул ладонью: мол, ступай, не мешай...
Потоптавшись в некотором замешательстве, шофер отправился обратно на кухню.
Краузе подошел к обеденному столу, на котором громоздко и одиноко стоял желтый портфель.
Не торопясь расстегнул хромированные замки, отбросив толстые мягкие ремни с рифлеными застежками.
Так же неспешно вытащил офицерский "Вальтер-РРК", хранящийся в одном из отделений, - именное позолоченное оружие, личный дар фюрера с вязью тонкой гравировки:
" Штандартенфюреру СС Фридриху Краузе за выдающиеся заслуги в деле строительства великого Рейха.
Лично от фюрера".
Закрыв дверь гостиной, Краузе неловко передернул затворную раму, послав патрон в ствол. Толком обращаться с оружием он не умел, да и зачем, собственно, была нужна ему эта наука, когда в распоряжении его имелись куда как более действенные средства и нападения, и обороны.
Сунул пистолет во внутренний карман кителя. Призадумался. Решение ликвидировать шофера представлялось единственно правильным, хотя ни малейшего воодушевления от того, что предстояло ему совершить, Краузе не испытывал. К тому же, ему еще никого не приходилось убивать. Вновь поневоле припомнился Гиммлер, обожавший детей, животных, порою застенчивый и сентиментальный... Он тоже никого лично не застрелил и не повесил. Уничтожение миллионов и миллионов происходило для него как некое отвлеченное действие, а смертные приговоры, подписанные им, являли собою обычную бумагу, на которую всего лишь надо было поставить закорючку подписи. И он довольно-таки искренне недоумевал, а порою даже и возмущался, когда, просматривая газеты или хронику противников, находил там определение себя кровавым монстром, василиском, персонифицированной сущностью, посланной на землю силами ада... Что, кстати, соответствовало действительности, - это Краузе знал доподлинно, в отличие от рейхсфюрера - человекоорудия инфернальных легионов, безотчетно следующего их воле.
