Если совершено убийство - Ренделл Рут (полные книги TXT) 📗

Глава 6

— Я знал, что рано или поздно вы придете, — сказал Айвен Тил. Он взглянул на Уэксфорда уже не таким надменным, как вчера, а слегка насмешливым взглядом, в котором сквозило явное удовольствие. — Входите. Вы, кажется, запыхались или, может быть, боялись дышать? На лестнице так дурно пахнет, не правда ли? А в щелях наверняка прячется уйма неизвестных микробов — просто раздолье для бактериолога. — Тил закрыл дверь и продолжил в том же легком снисходительном тоне: — Вероятно, вам хочется узнать, почему я живу здесь? На самом деле в этом есть свои преимущества: вид из окна и большая площадь за низкую арендную плату. Кроме того — уверен, что и вы согласитесь с этим, — я устроил себе довольно милую квартирку.

Такая квартира действительно показалась бы приятной в любом окружении, здесь же она сверкала, словно бриллиант в хлеву. Помимо исключительной чистоты и порядка, царившего в ней, квартира была украшена с большим художественным вкусом: глубокие чистые тона, мягкие ковры, стены с висящими тут и там абстрактными картинами. Уэксфорд прошел вслед за Тилом в длинное помещение, протянувшееся вдоль всей задней стены дома. Маленькие окошки со скользящей рамой были здесь заменены сплошным пятиметровым стеклом, через которое во всей своей наготе и даже непристойности открывалась панорама Кенбернского кладбища. В замешательстве Уэксфорд отступил, заметив ухмылку Тила.

— Нашему гостю может показаться, что у нас нездоровое влечение к мрачным вещам, связанным со смертью, — произнес он. — Послушай, детка, нам, наверное, следует занавесить это окно какой-нибудь шторкой.

Уэксфорд был настолько заворожен видом из окна, что не заметил юношу, стоящего на коленях перед огромным книжным шкафом во всю стену. Когда Тил обратился к нему, парень неуклюже поднялся и суетливо поправил пояс махрового халата. Он оказался стройным красавцем с огромными и какими-то печальными глазами; на вид ему было года двадцать два.

— Позвольте представить вам Филипа Челла, совершеннолетнего, согласившегося жить со мной в этом доме. — Подергивавшиеся губы Тила изобразили широкую улыбку. — Вы не представляете, какое удовольствие говорить об этом полицейскому открыто!

— Но, Айвен!

— Что — Айвен! — насмешливо повторил Тил. — И нечего бояться — мы не совершаем ничего аморального. В вашем возрасте вы, конечно, помните времена, когда это считалось аморальным, — сказал он Уэксфорду, продолжая улыбаться, но уже не так любезно. — Я тогда так страдал от преследования полицейских! — Он повернулся к парню. — Ну хватит, забудем прошлые обиды и угостим его кофе. Пойди, приготовь, детка.

Филип Челл, стоявший все это время с мрачным видом, буквально выскочил из комнаты.

Тил, наклонив голову, стал смотреть на кладбище.

— По-вашему, я слишком зацикливаюсь на этом? Хотите анекдот? Он довольно приличный, хотя поначалу может таким не показаться. — Тил вызывающе посмотрел на Уэксфорда светло-серыми глазами. — Трое — англичанин, француз и русский — рассуждают о том, что доставляет им самое большое удовольствие. Англичанин говорит: «Игра в крикет на зеленой лужайке прекрасным субботним днем в июне». «Таз рыбы, тушенной в белом вине и приготовленной настоящей жительницей Марселя», — считает француз. «Представьте себе, — берет слово русский, — ночь, стук в дверь, на пороге — два кагэбэшника в мягких шляпах с пистолетами, спрятанными под плащами. Спрашивают: „Здесь живет Иван Иванович?“ И для меня самое большое удовольствие сказать, что Иван Иванович живет в соседней квартире».

Уэксфорд засмеялся.

— Однако, как видите, мой друг, я не мог бы ответить так же, потому что Айвен живет здесь, и мне в любом случае пришлось бы следовать за ними. — Он сменил тон и непринужденно заявил: — Ну а теперь мне доставит большое удовольствие угостить полицейского кофе. Знаете, единственное преимущество обычного человека перед геем состоит в том, что у него есть в доме женщина, а они лучше управляются по хозяйству. Этот парень — совершенно беспомощное существо. Будьте как дома, а я пойду спасать его.

Уэксфорд обратил внимание, что на полках шкафа стояли книги Пруста, Жида, Уайльда и многих других авторов, которых он не ожидал здесь увидеть. Если Тил прочитал все эти книги, он был очень эрудированным человеком. Уэксфорд достал книгу в переплете из телячьей кожи и тут же услышал голос хозяина:

— Джон Аддингтон Саймондс? Вы хорошо его знаете? Бедняга… Между прочим, Суинберн называл его Соддингтоном [10].

— Я его не знаю, — улыбнувшись, сказал Уэксфорд. — Я искал не Саймондса. Вижу, у вас есть «Утопия» в переводе Робинсона.

— Если хотите, возьмите ее. — Тил достал книгу и протянул ее Уэксфорду. — Вы пьете кофе со сливками? Нет? Мой друг пошел спать. Думаю, он перепугался, что я буду откровенничать с вами.

— Надеюсь на это, мистер Тил, однако думаю, мы будем беседовать не на ту тему, которая так смущает мистера Челла. Я хотел бы поговорить с вами о Лавди Морган.

Тил сел у окна, положив руку на подоконник. Сидя, Уэксфорду уже не было видно кладбища. Гладкое смуглое лицо Тила — немолодое и в то же время без возраста — выделялось на молочно-белом фоне неба.

— Я знал ее очень немного, — сообщил он. — Лавди была странной, какой-то подавленной девочкой. Она производила впечатление ребенка, воспитывавшегося очень строгими старомодными родителями. Раз или два воскресным утром я видел, как она шла в церковь, — шла еле передвигая ноги, словно должна была сделать что-то нехорошее, и в то же время не могла с этим бороться.

— В церковь? — Неожиданно Уэксфорд вспомнил о Библии. Значит, это была ее Библия…

— Почему бы и нет? — воскликнул Тил, и голос его прозвучал громко и раздраженно. — Некоторые люди продолжают ходить в церковь даже в наш просвещенный век.

— В какую церковь она ходила?

— В ту, что в конце улицы, конечно. Если бы она бегала в какую-нибудь другую церковь, например в собор Святого Павла, откуда бы мне об этом знать?

— Не стоит так горячиться, — мягко заметил Уэксфорд. — Это англиканская церковь? Не думаю…

— Они называют себя «Детьми Апокалипсиса». Это примерно то же, что и «Избранные» или «Плимутские братья». У них есть эта церковь (или, как они ее называют, храм), еще одна в северной части и одна в южной части Лондона. Вы, как полицейский, должны помнить ажиотаж, который поднялся год или два назад, когда один из священников был привлечен к суду за непристойное поведение — бедняга был гомосексуалистом. Об этом писали все газеты. И так всегда, — задумчиво добавил он.

— Лавди тоже была из «Детей Апокалипсиса»?

— Вряд ли. Она работала в магазине телевизоров, а для них телевидение, газеты и кинофильмы — синонимы греха. Возможно, она ходила туда потому, что это — самая ближняя церковь, и ей хотелось хоть какого-то утешения и покоя. Я никогда не обсуждал с ней этого.

— А что вы обсуждали?

— Я как раз подхожу к этому. Еще кофе? — Он снова наполнил чашку Уэксфорда и, зевнув, вытянул ноги. — Она была тихой и грустной девушкой, думаю, вам такие встречались. Не припомню, чтобы видел ее когда-нибудь радостной или улыбающейся, за исключением одного дня две недели назад. Это было четырнадцатого февраля, если это важно для вас. Я запомнил, — тут он кисло улыбнулся, — потому что этот глупый мальчишка Филип посчитал нужным прислать мне «валентинку», и мы с ним поскандалили. Сентиментальная чушь! Так вот, вместо того, чтобы пойти вместе, как мы и договаривались, я ушел один, чтобы спокойно выпить в «Куин армз». Тогда-то я и встретил Лавди: она шла по Куинс-Лейн — это улица в самом конце нашего района, если вы не знаете, — и вид у нее был такой, будто она получила наследство. Было около шести часов вечера, девушка возвращалась с работы. Я никогда не видел ее такой, как в тот вечер. Она смеялась как ребенок; знаете, как дети смеются от радости?