Тревожный август - Хруцкий Эдуард Анатольевич (читать книги полностью .TXT) 📗
На ходу Игорь выпросил у дежурного автобус, разъяснив ему, что они едут брать важного фигуранта по делу об убийстве в Грохольском переулке. Дежурный помялся, но дал. Дело было свежим, и все управление только о нем и говорило.
Когда в Скатертном Игорь отпустил машину, Сергей понял, что его разыграли.
— Ну зачем же так, — сказал он с обидой, — я бы все равно поехал.
— Ты не сердись, — Муравьев внимательно разглядывал дом два, — я не знаю, что у нее в квартире творится. Может быть, там спокойно сидит наш друг Шантрель и пьет чай. Так что одному, понимаешь, ехать никак нельзя. Ну, пошли.
Лифт не работал, и они поднимались пешком. Дом был большой, старый, из тех, в которых любила раньше селиться профессура. Почти на каждой площадке обязательно попадалась дверь с медной табличкой, на ней была написана фамилия жильца.
— Эх, найти бы такую дверь с надписью: «Г. Я. Шантрель», — вдруг произнес Муравьев, — вот тогда…
Что тогда, он так и не договорил — они подошли к сорок первой квартире. Игорь поправил фуражку, расстегнул кобуру и переложил пистолет в карман галифе.
— Ты свой наган тоже в карман сунь. Мало ли что. Да кобуру застегни вот так. Помни, Сережа, — голос Игоря стал строгим, — чуть что… В общем, хорошо стреляет тот, кто стреляет первым.
— Ясно, — отпарировал Белов, — я Казачинского читал.
— Приятно иметь дело с интеллигентным человеком.
Игорь нажал на кнопку звонка. Дверь открылась сразу, будто их давно ждали. В проеме стояла женщина лет двадцати восьми в легком синем платье, облегающем ладную фигуру.
— Нам нужна гражданка Попова Валентина Сергеевна, — сказал Муравьев.
— Это я, как вы правильно заметили, гражданка Попова В. С.
— Вы разрешите к вам зайти?
— Пожалуйста. Судя по голосу, это вы звонили мне час назад?
— Совершенно верно.
Муравьев улыбнулся, а глаза уже обшаривали прихожую, фиксируя в ней каждую мелочь, каждый предмет.
— Проходите, — хозяйка рукой указала на полуоткрытую дверь в глубине прихожей. — Я одна.
— Если вы не возражаете, то я своего товарища здесь оставлю. У меня к вам, Валентина Сергеевна, дело деликатное.
— Ах, так. А я действительно подумала, что вы из милиции, товарищ майор.
Игорь никогда не был в таком звании. Он именовался оперуполномоченным МУРа и, как работник центрального аппарата, носил две шпалы в милицейских петлицах, то есть то же самое, что и майор РККА. Но ему нравилось, когда его называли воинским званием.
Они вошли в комнату, и Игорь, продолжая начатую игру, улыбаясь самой обворожительной из всех своих улыбок, спросил:
— А вы когда видели Григория Яковлевича?
— Вот что, дорогой товарищ, покажите-ка документы.
Игры не получилось. Муравьев вздохнул и достал удостоверение. Попова прочитала его внимательно, опустилась на диван, показала рукой на кресло, приглашая гостя сесть.
— Непонятно, — в голосе ее Игорь уловил нотки раздражения, — совсем непонятно, такая серьезная организация и такие… мальчишеские шутки. Как понимать прикажете?
— Действительно, нехорошо получилось, — сознался Игорь, — но, я думаю, Валентина Сергеевна, вы меня поймете. Нам очень нужно знать, где Шантрель.
Говоря столь откровенно, Игорь очень рисковал; если Попова действительно связана с Шантрелем, то она немедленно поняла бы, что в угрозыске ничего не знают, и попыталась еще больше запутать следы. Но почему-то Игорь поверил ей. Поверил этой комнате, обставленной просто, но со вкусом, поверил веселым натюрмортам на стенах, а главное — большой фотографии на стене. С портрета смотрел мужчина в форме лейтенанта, серьезно сдвинув густые брови, словно взглядом этим полностью отрицал, что в его доме может произойти что-то нечестное, противозаконное.
— Я видела Шантреля неделю назад, ну дней пять. Я точно не помню, — хозяйка удобнее устроилась на диване. — Он у меня вызывал странное чувство…
— Какое?
— Брезгливости, что ли, и жалости одновременно. Он был какой-то неестественный. Мне говорили, что у него горе, семья пропала без вести, а я этому не верила. У него глаза масленые, всегда противные очень. Я к нему как-то подошла и спрашиваю: вы, мол, в Минском комбинате не знали мою подругу художницу Стасю Шкляревскую? Он говорит: конечно, знал. Я начала с ним о Минске говорить, я там работала, а он ни одной улицы не знает. Потом все за виски хватался: мол, извините, контузия, помню плохо.
— Это очень интересно, то, что вы о Минске рассказываете, — Игорь весь подался вперед. — Ну, а еще что-нибудь?
— Он действительно оказался сволочью?
— Вроде бы. Кончим следствие, точно скажу.
— Так вы скажите, в чем его подозревают, или это нельзя говорить?
— Вам, я думаю, можно. Подозреваем в грязных махинациях с ценностями и продовольствием.
— Это очень похоже. Очень. Он мне несколько раз продукты предлагал. Говорил, что ему, мол, их родственники привозят. А один раз в компанию звал. В апреле. Пойдемте, говорит, пасху праздновать.
— А куда звал, адрес, может быть, помните?
— Говорил, что к друзьям, где-то в районе станции метро «Кировская».
— Да, не слишком точный адрес.
— Знала бы — спросила.
— Я понимаю.
— А вы, кстати, товарища вашего позовите, что ему в коридоре-то сидеть. Я чай сейчас поставлю.
— В другой раз, Валентина Сергеевна. Как-нибудь потом, обязательно, — Игорь встал, надел фуражку. — Ну, извините нас за беспокойство: как говорится, служба.
— Жаль, что не могла толком помочь вам.
— Нет, вы нам с Минском оказали услугу.
— Тогда очень рада.
На улице Белов спросил Игоря:
— Ну как?
— Глухо. Правда, кое-что интересно. Вот, например: Шантрель приехал из Минска, жил там, работал, ценности из Ювелирторга привез, а города не знает. Как ты думаешь, что это означает? Вот и я не знаю.
Они шли по Тверскому бульвару, который, кажется, был таким же, как и до войны. Это было удивительно. Так же на лавочках сидели старики с газетами, старушки что-то вязали, дети играли в траве.
— Я из университета домой по этому бульвару каждый день ходил, — внезапно прервал молчание Белов. — Здесь было все так же, как сейчас. Будто войны и в помине нет.
— К сожалению, есть, — Игорь посмотрел по сторонам. — Вон она, видишь?
Между деревьями, словно глубокий шрам, изгибалась траншея-щель, слегка прикрытая дерном. Чуть подальше была вторая. Да, война добралась и сюда, до этих мирных уголков, до этой тишины, запаха липы, яркой майской листвы.
Когда-то давно он читал о том, что человеческая жизнь похожа на полосатый матрас: узкие полосы — удачи, широкие — неприятности. Прочтя эти строки, а был тогда Данилов совсем молодым, шестнадцатилетним реалистом, он наглядно представил мир, расчерченный по этому принципу. Потом, естественно, забыл о прочитанном, но, работая в уголовном розыске, все чаще приходил к выводу, что не так уж не прав оказался тот самый литератор, написавший в журнале «Нива» за 1912 год уголовный роман «Золотая паутина».
Вот и теперь подтверждалось это парадоксальное сравнение. Начав дело Ивановского, они ступили на узкую полосу удачи, совсем узкую. А за ней начиналось широкое пространство безуспешных поисков. Если первые два дня принесли его группе относительный успех, то вот уже почти месяц Данилов и его люди не сдвинулись ни на шаг.
Вспоминая всю цепь удачных совпадений, Иван Александрович еще раз приходил к выводу: чем сложнее дело, тем легче идет оно поначалу. Седьмого мая, что уж тут греха таить, он втайне надеялся раскрыть убийство не позже чем через неделю. И предпосылки для этого были. Во-первых, показания Нестеровой о шофере-наводчике — только было собрались искать его, а он сам в милицию пришел. Потом уже Данилов проверил его показания, все совпадало. Червяков оказался человеком честным, трусливым немного, но честным. Во-вторых, показания самого Червякова, с помощью которых его ребята сразу вышли на Шантреля. И здесь, казалось, все идет как нельзя лучше: имитация кражи на комбинате, квартирная хозяйка — бывшая спекулянтка золотом. В-третьих, арестованные Муштаковым спекулянты опознали в одном из убитых человека, который приходил вместе с Володей Гомельским к ним с «обыском». Столько удачных совпадений — и сразу пустота. Дальше начиналась та самая широкая полоса неудач. За месяц дело не продвинулось ни на шаг.
