Гараж на пустыре - Селиванов Анатолий (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
— Чувствуете, братцы? Похоже, что была расписка!
Дудин посмотрел на Позднякова.
— Видишь? А ты не верил. «Ер» — это наверняка какой-нибудь Ермолай!
Олег Фёдорович взглянул на часы и вскочил, точно ошпаренный.
— Братцы! Я же за внуком в детский сад опаздываю. Меня дома прибьют за нерадивость. — И он стал торопливо собирать бумаги со стола.
Поздняков тоже посмотрел на часы и мечтательно произнёс:
— А я, пожалуй, ещё успею на рандеву… — Он аккуратно снял пылинку с пиджака. — В кино пойдём. Не хочешь присоединиться, Андрей? На последний сеанс.
— Пожалуй, — сказал Дудин. — Только жене надо звякнуть и ещё успеть в больницу к Лаврикову. Может он слышал о Ермолае или Ерофее?
— Давай, — кивнул Головачев, натягивая плащ.Ї А завтра с утра созвонимся. Договорились?
На улице Дудин поймал такси. А ещё минут через двадцать он уже беседовал с Лавриковым в маленьком холле травматологического отделения, где чуть слышно гудел большой белый холодильник, стоявший у окна, а одну из стен оживляла репродукция с картины Карла Брюллова «Итальянский полдень».
Лавриков, похудевший, со впалыми щеками, заросшими колючей щетиной, сидел, поставив костыли между ног.
— Я себе места не нахожу, — глухо говорил он. — Вы поймали того, кто убил Васю? Нет?…
Дудин сочувственно посмотрел в его потухшие глаза.
— Мы ищем человека по имени Ермолай. Не помните такого среди знакомых Мальцева?
Лавриков не отвечал, глядя под ноги отсутствующим взглядом. Вдруг он поднял голову, в глазах промелькнула искорка.
— Погодите, что-то в этом роде было… Вася однажды заезжал ко мне в гараж… Это было… весной прошлого года, кажется. И вместе с ним в машине сидел какой-то тип. Я спросил: кто такой? А Вася говорит: «Да так, один бывший однокорытник». А потом мы поговорили, и Вася уехал. А когда садился за руль, он этому сказал: «Эй, мол, поехали!» И назвал его как-то вот так — Ермолаич, Ерофеич, Еремеич. Что-то в этом роде.
— Не разглядели его? Нос какой, рот — не обратили внимания?
— Боюсь соврать. Помню, у него кепка на глаза была надвинута.
— А в чём был одет?
— Кажется, в куртке… Ни к чему мне было тогда его рассматривать.
Лавриков оставил костыли, неприязненно повёл взглядом в сторону репродукции с круглоплечей южной красавицей.
— Вы, знаете, я так много за это время передумал… Сколько же я из-за них перетерпел, — с неожиданной болью вырвалось у него. — Из-за этих баб! Всю жизнь сни мне поломали!
Дудин поднялся. Ему захотелось сказать Лаврикову что-нибудь утешительное. Но пора было уходить, и он проговорил только:
— Ничего, Сергей. Главное, чтобы ты понял, что все твои беды не из-за них, как ты считаешь, а из-за тебя самого. Подумай над этим.
А между тем события развивались своим чередом. В тот момент, когда последний сеанс в кинотеатре подходил к концу, в тесный, полутёмный двор многоэтажного дома, расположенного на оживлённой городской магистрали, въехали зелёные, забрызганные мокрой грязью «Жигули» и притормозили у одного из подъездов. Водитель выключил двигатель и, повернувшись вполоборота к сидевшему рядом спутнику, сказал ровным голосом, продолжая начатый разговор:
— Значит, завтра в двенадцать дня. Запомнил? Я за тобой заеду. Смотри, ты должен быть в форме. Спиртного ни-ни, понял?
Второй лениво просипел, почёсывая бровь, над которой приметно выделялся узкий продолговатый шрам.
— И охота тебе? Чего ты там забыл?
Водитель вновь терпеливо заговорил:
— Хочешь, чтобы ещё раз повторил? Повторяю. Мне нужно найти бумаги… Письма, записки разные. Понял? Больше ничего. Но для меня это очень важно. Поэтому прошу как друга помочь. Ты будь спокоен. В обиде не останешься. Я тебе часы дал? Это ерунда. У меня камешки есть. Если дело выгорит — поделимся. Понял?
После короткой паузы он спросил, глядя на руки спутника:
— Часы-то ходят? С собой?
— Часы? — человек со шрамом опустил боковое стекло, щелчком выбросил сигарету. Ответил не очень уверенно: — Часы ходят. Дома они.
Сидевший за рулём с угрозой сказал:
— Смотри, Леха. Если ты их кому-либо сбагришь, голову оторву.
Леха, отвернувшись, проворчал что-то нечленораздельное. Некоторое время они молчали. Мимо машины прошла в обнимку парочка. Стук женских каблуков звучно разносился по затихшему двору.
— Ладно, — примирительно произнёс водитель. — Но чтобы завтра всё было в ажуре. В двенадцать ноль-ноль. Осознал?
Леха открыл правую дверцу. Загоревшийся в салоне слабый свет на минуту вырвал из темноты его скуластое лицо и жёсткий ёжик чёрных с проседью волос. Выбравшись из машины, он буркнул:
— Чего там. В двенадцать так в двенадцать. Прикатывай. — И, не оглядываясь, пошёл к подъезду.
— Матери привет передавай! — бросил ему вслед водитель, захлопывая дверцу автомобиля.
2
Пришло утро нового дня — солнечное, тихое, прямо бабье лето.
И пришло сообщение из комиссионного магазина № 3 о том, что мужчина, предъявивший паспорт на имя Горева Валентина Антоновича, сдал на комиссию наручные часы, сходные по описанию с теми, которые были похищены у Мальцева. Срочно найти и опросить Горева было поручено Дудину.
И к Головачеву, можно сказать, пришла удача: подтвердилась его догадка. Вместе с Поздняковым они провели на пустыре ещё один эксперимент, проделав с хронометром весь тот выверенный ими путь, каким почти три недели назад убегала от гаража потрясённая Артюхова.
Вырисовывалась немаловажная деталь: если идти или даже бежать, строго придерживаясь её маршрута (от гаража наискосок к одинокому кусту, затем к Северному проезду, метров тридцать вдоль него, потом резко повернуть назад и снова до куста, там остановиться минуты на три и опять двинуться по направлению к проезду, пересечь его — и прямо к жилым домам), то при всём желании никак не успеваешь оказаться у дома № 4 в 21 час. А если не возвращаться назад от Северного проезда и не делать трёхминутную остановку у того самого куста, то тогда действительно вполне можно поспеть.
Сделав такой вывод, Головачев хитро взглянул на Позднякова.
— Ну и как? Какие напрашиваются соображения?-Они стояли на обочине проезда, очищая обувь от налипшей грязи.
Поздняков, хмыкнув, полез за сигаретой.
— А ведь он, Олег Фёдорович, показал, что видел Артюхову в 21 час, от силы в 21.10. Выходит, врёт?
— Или ошибается. Вот это и предстоит выяснить. Откровенно говоря, что-то мне он не нравится. Надо серьёзно им поинтересоваться. Но только аккуратно, Поздняков. Не дай бог спугнуть или ещё хуже — бросить тень на человека!
…Участковый Трофименко старался принимать пищу всегда в одно и то же время: давала знать застарелая язва желудка. Обедал он обычно в молочном кафе, помещавшемся все на том же Северном проезде. Сегодня, разбирая давнюю квартирную склоку, Трофименко выбился из привычного графика и, чтобы сократить дорогу, пошёл к кафе не улицей, как всегда, а через дворы, напрямик. Он уже было прошёл последний из четырёх новых домов, выстроенных в этом квартале, как его внимание привлёк шум, доносившийся из-за окна на первом этаже.
— Опять у них скандал! — Трофименко, крякнув, остановился. Квартира, служившая источником столь неблагозвучного концерта, была ему хорошо известна. В ней жила дважды разведённая гражданка Птахина, которую во дворе все запросто величали Евгешей, а сам Трофименко, не любивший садовые цветы и предпочитавший скромные полевые, прозвал Хризантемой. Раздирающие же душу вопли, несомненно, испускал сын Евгеши — ученик 4-го класса Эдик, веснушчатый, шкодливый и безоговорочно зачисленный общественностью дома в категорию «трудных» подростков.
Трофименко взглянул на часы, сердито сплюнул и вошёл в подъезд. После нескольких настойчивых звонков дверь всё же распахнулась, и на пороге с видом, не сулившим ничего хорошего, появилась красная, растрёпанная Евгеша.