Скорпион - Валяев Сергей (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗

Нач не промахнулся — он оказался в своем кабинете один. Случилось так, что он оказался в своем кабинете один. Странно, у него всегда ходили толпами, попить чайку, подышать свежим воздухом культурных растений. А тут он остался один. Правда, был вечер, ближе к ночи, и все сотрудники ушли домой, чтобы набраться новых сил перед трудовым трудным днем.

Вероятно, Нач дядя Коля заработался, работы было много, и не заметил, что остался один. Когда же заметил, то поспешил вытащить из ящика стола или, быть может, сейфа пистолет. И не промахнулся. Он был метким стрелком: на стрельбище лучше всех стрелял.

Я же плох в стрельбе из мелкого оружия. Если бы мне дали ракетную установку, да, боюсь, её не доверят. Вот почему мне ещё так трудно осуществить свою небескорыстную мечту.

Мне даже в каком-то смысле завидно: генерал-майор сделал то, что у меня, может, и не получится. И наверняка не получится, потому что меня обманули, провели меня, как юнната-следопыта: Нач все сделал, чтобы моя мечта превратилась в призрачную субстанцию.

Теперь я думаю: неужели он так был зорок? Но скорее всего: он хотел, чтобы я был последним, кто бы видел его живым. Такая вот прихоть.

Когда я по приказу явился к Начу в кабинет, там находились сотрудники, двое их было или трое, не помню. Генерал-майор говорил с ними о погоде, а быть может, о сложном международном положении. Потом они ушли, сотрудники, и мы остались вдвоем, я и дядя Коля.

— Как дела, сынок? — спросил он.

Нас было двое, и поэтому он спросил меня: как дела?

Я ответил.

Нач стащил очки с носа, помял лицо ладонями, смотрел на меня. И в эту минуту у него было лицо утомленного бухгалтера, который наконец-то свел дебет с кредитом.

— И еще, — сказал я, — сын товарища ГПЧ засобирался в путь-дорогу… туда, — и показал в окно, где горели рекламные огни города.

— Точно? — рассеянно спросил Нач.

— Да, — удивился, мне всегда доверяли. — Что-то случилось? — Не выдержал; хотя не имел права задавать такой бестактный вопрос.

— Случилось, Саша, случилось, — генерал-майор грузно поднялся из-за стола, звякая ключами, открыл сейф. — Подставили меня, брат. Купился дядя Коля, — и тащил из бронированного нутра сейфа папочки. — Таким вот образом. Продали ни за понюх табаку. Эх! — И снова сел за стол, развязывая атласные ленточки на папках. — И не так обидно, что продали с потрохами, а что сам… сам купился.

— Это серьезно? — спросил я, хотя опять же не имел права задавать такой вопрос.

— Наверное, серьезно, — проговорил Нач, копошился в документах. — Это так серьезно, что ты и не представляешь… и думать… не думаешь, проговаривал он, потом резким движением вырвал страницу. — Вот таким образом. Ничего, мы ещё с тобой… Пенсия… по состоянию здоровья. Я им покажу такую пенсию, — снова вырвал страницу; она была в скоросшивателе и повредилась. — Хотят проводить на пенсию, понимаешь, торжественно… с цветным телевизором. А на хрена мне ещё один телевизор? — И опять рванул на себя страницу. — Я им устрою проводы. Эти пирожноеды на всю свою жизнь…

Я шмыгнул носом, вытащил из кармана платок — высморкался.

— Ты чего? — удивился дядя Коля.

— Так, ОРЗ, — ответил я.

— ОРС? — Нач был, я уже говорил, малость глуховат, это был его единственный недостаток, и он его тщательно скрывал. — Общество развитого социализма, выходит, — сказал он, обмякая в кресле и смотря перед собой. Да, выходит, что так, — и улыбнулся.

Нача хоронили, как героя. А хоронили его в закрытом цинковом гробу. И никто не понимал: почему героя хоронят в закрытом цинковом гробу официальная версия была такова: скоропостижно скончался: тромбофлебит.

Я, например, так и не понял, что это за болезнь такая. Из болезней я лишь знаю: рак легких, пневмонию, то есть воспаление легких, и ОРЗ, то есть острое респираторное заболевание. А что такое тромбофлебит? Говорят, это когда тромбоэмболия — сгусток крови — попадает в легочную артерию…. смерть, утверждают, мгновенная… и по правде, вероятно, страшная смерть, если погибшего хоронят в закрытом цинковом гробу?

Итак, генерал-майора похоронили, и меня вызвал новый руководитель Управления по фамилии Рябенький. Такая у него была фамилия. И я, разумеется, явился по приказу вышестоящего офицера.

Стены кабинета были голы: горшки уже были выброшены на свалку. И понять нового хозяина кабинета было нетрудно — цветочки отвлекают от насущных вопросов. И поливать их надо. Если цветы не поливать, они засохнут. Лучше выбросить на свалку. Есть надежда, что кто-нибудь подберет и будет у себя выращивать на дому крупноплодную ремонтантную клубнику двух лучших сортов мира: Гора Эверест и Кардинал, китайский лимонник, японскую айву… вишню войлочную… чернокорень… и так далее… и так далее… Последнее, между прочим, эффективное средство от мышей, крыс и кротов в саду и в доме.

Всего этого не знал наш новый руководитель, и поэтому по его приказу выбросили горшки с цветами. Жаль, если бы ему объяснили полезность растений, то он бы непременно их оставил. И, возможно, поливал бы каждый день.

— Как дела? — поинтересовался Рябенький.

— Все хорошо, — отвечал я.

— Хочу вам, Алекс, задать несколько вопросов.

Алекс? Это кто? Поскольку в кабинете никого больше не было, то я решил, что обращаются ко мне.

— Так вот. В последнее время вы ничего не замечали?

— Я вас не понял, — вынужден был сказать.

— Утверждают, что вы были последним.

— Последним?

— Да, кто видел Николая Григорьевича.

Я не сразу понял. Николай Григорьевич?.. Дядя Коля?.. И все-таки вспомнил, что действительно друга моего отца дядю Колю называли ещё «Николай Григорьевич».

— Не знаю, — отвечал я.

— В сущности, не это главное; меня интересует, о чем вы говорили, прощаясь?

— Сейчас вспомню, — сказал я; надо признаться, с памятью у меня плохо. Беда с памятью — иногда забываешь то, что не следовало бы забывать. — О часах, знаете, говорили.

— О часах?

— Да, у Николая Григорьевича часы спешили, он искал хорошего часовщика. У меня такой есть, школьный товарищ.

— И все?

— Все.

— А что он делал?

— В каком смысле?

— Работал над документами, читал, стругал карандаши, поливал цветы, когда вы уходили?

— Когда я уходил?.. Да! Когда я уходил, он решил поливать цветы. Чтобы, как я понимаю, не завяли.

— И на этом вы расстались?

— Да, — ответил я.

— Хорошо, спасибо, вы свободны, — сказал мой новый руководитель и сел за стол.

Свободен? Кто? Но поскольку нас в кабинете было двое, то я решил, что я. Я так решил, наверное, потому, что Рябенький был занят: он писал — он увлеченно строчил на бумаге. Быть может, работал над новой инструкцией, запрещающей сотрудникам самоликвидацию.

Видимо, я не застрелюсь потому, что нам по инструкции приходится отчитываться за каждый боевой патрон. Как же я отчитаюсь, если отправлю пулю в лоб?

Нач же застрелился, наплевав на все инструкции, которые в категорической форме запрещают стрельбу в помещениях, не приспособленных для подобных утилитарных целей.

Прежде чем нарушить инструкции, он сложил в папочку поврежденные странички и передал мне:

— Таким вот образом.

— ?!

— Здоровье не то, брат. Шалит.

— Николай Григорьевич?

— Со здоровьем шутки плохи, понимаешь, — и задумался; может быть, в эту минуту он размышлял, куда лучше пустить пулю?

— Николай Григорьевич, — я вспомнил, как его зовут, и теперь беспрестанно называл его имя и отчество.

— Тсс! — Нач приложил палец к губам и сообщил, в какой политической ситуации я могу использовать документы.

Я ответил: а если такой ситуации вообще не возникнет, которая им столь оптимистически прогнозируется?

— Ну тогда, сынок, извини, — развел руками Нач. — Тогда я не знаю, в какой стране мы живем.

Когда ближе к полудню взломали дверь кабинета, то обнаружили, помимо изуродованного трупа Нача, самовар — там оказался пепел от части сгоревшего архива. Все специалисты ломали голову над этим казусом: уничтожать документы таким странным образом, через огонь?.. Все удивлялись, кроме меня.