Утопленница - Макдональд Джон Данн (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
— Луэлл отлично плавала.
— Было тридцать градусов в тени. То озеро всегда чуть прохладнее других. Судороги случаются и у отличных пловцов. Может, началась желудочная колика. Самоубийцы ведь, как правило, оставляют записку? Что?
— Только не в случае страхования жизни, доктор. Нил энергично затряс головой:
— Нет, можете вылезать из кожи, ничего у вас не выйдет. Станиэл, покосившись на доктора, вроде бы в шутку обронил:
— Наверно, мне было бы легче, если в условиях страховки был пункт об убийстве.
— В этом было бы больше смысла, чем в самоубийстве.
— Было бы?
— Минутку! — гневно завопил доктор. — Я ни слова не сказал об убийстве. Просто хотел подчеркнуть, что самоубийство — самая неправдоподобная вещь, которую можно представить.
Станиэл, прислонясь к подоконнику, потягивал виски. Как профессионал, он давно привык распределять допрашиваемых по категориям на основе своих собственных оценок. Удивительно, однако главным признаком оставалась всегда самоуверенность и самодовольство. Независимо от социального, служебного, финансового положения, многие люди отличались самовлюбленностью, считая свои суждения бесспорными, не важно, кем они были: мойщиками машин, президентами банка или служащими, вроде доктора Нила. Это облегчало его задачи, ибо такие собеседники не испытывали потребности преувеличивать или уменьшать свое значение в его глазах. Говорили, что думают, а не то, что, по их мнению, вам хотелось бы слышать. Поэтому из этих монологов можно извлечь полезные сведения, а не попытки привлечь или отвести внимание. Если они обманывали, то обычно по объяснимым причинам. С теми же, кто чувствовал неудовлетворенность собой, работать было труднее. Воображали, что окружающие их не понимают, хотя в действительности сами не понимали других. И у президента банка, и у мойщика машин нередко обнаруживались в незначительных дозах признаки тех болезней, которые психиатры именуют неврастенией, паранойей, психозом. По необъяснимым причинам они вводили в заблуждение и себя, и вас, вследствие искаженного представления о реальности. Такие клиенты не вызывали симпатии, так как по сути они не нравились сами себе. Зато можно легко полюбить людей вроде Нила.
— Несчастный случай более правдоподобен, чем убийство?
— Конечно! Кто бы стал убивать Луэлл?
Станиэл с невинной улыбкой стал перечислять:
— Вы — потому что влюбились в нее и не могли вынести ее связь с Сэмом Кимбером. Хансон — так как понимал, что она не захочет вернуться, когда кончится год. Сэм Кимбер — ибо многое рассказал ей о своих деловых махинациях и она пригрозила, что заявит на него. Или кто-нибудь, кому нужно было освободить дорожку к Сэму. Или какой-то пьяница, оказавшийся случайно поблизости.
— Черт возьми, парень, у вас больное воображение.
— Реакция на чересчур нудные расследования в страховой фирме. Мне поручают дело, касающееся красивой женщины, и я теряю над собой контроль.
— Или это могла быть Марта Кэри, ее хозяйка, которая утопила квартирантку во славу целомудрия. Или кто-то из хансоновских студенток, чтобы не позволить супругам снова сойтись. Или один из приятелей Хансона, которому Луэлл дала от ворот поворот, и он захотел отомстить. Что?
— У вас тоже вполне получается, доктор.
— Можно разыграть любую карту. Но это был несчастный случай. Во Флориде ежегодно тонет чертовски много народу. Наверно, виновато повальное увлечение плаваньем. Здесь столько воды, что теряют осторожность. Целые оравы малышни сваливаются в пруды, озера, каналы и бассейны. Ребенок исчезает с глаз за тридцать секунд. В прошлом месяце у меня тоже был случай. Двухлетний малыш. Принесли ко мне, но он слишком долго был под водой, мозг уже серьезно пострадал. Умер на пятый день. Может, для него и лучше.
— Вы производили осмотр тела Луэлл?
— Берт Долл ее осматривал, не я. Он хороший специалист. Судя по степени цианоза, она, конечно, утонула. Берт предполагает, что она была под водой не менее получаса. У Билли Гейна времени хватает, и он так ее разукрасил, что гроб можно было оставить открытым. Отвратительный, варварский обычай.
— Совершенно с вами согласен.
— Якобы из уважения к покойнику. Что? Какое же это уважение — раскрашивать оболочку? Новое лекарство от горя и печали?
— Слабо действующее.
— Но теперь вы соберете свои манатки или еще к кому наведаетесь?
— Мне нельзя появиться в фирме, пока не поговорю, по крайней мере, с пятью горожанами, потом нужно расспросить кого-то, кто находится там, чтобы я мог составить подробный отчет. А на пятки мне наступает ее младшая сестра.
— Я с ней не говорил, но видел на похоронах. Красивая девушка.
— Боится, что страховая фирма постарается ее надуть. Никак не могу убедить, что наша контора не унижается до обмана.
— Будете говорить с Сэмом Кимбером?
— Придется.
Нил надул щеки, похлопав себя по объемистому животу.
— Она его любила, парень. С Сэмом играйте с открытыми картами. Меня вы старались подловить где могли, что ж, работа у вас такая. Но если Сэм будет изображать беспечность, не вздумайте его недооценивать. Станет улыбаться, притворится непонимающим, но если захотите обвести его вокруг пальца — останетесь с носом. А он через десять минут возьмется за телефон, сделает пару звонков, и вы можете искать новую работу.
— Спасибо за предупреждение.
— Он похож на старого крокодила. На берегу они выглядят так, словно улыбаются. А на дне озера их ждет хорошо припрятанное мясо.
— Как насчет Хансона?
— Тот вам ничем не поможет, разве что попробует врезать в челюсть, если будет пьян. И, как посмотришь на вас, совершит ошибку. Никогда не следует связываться с пареньком, который выглядит на пять сантиметров ниже, чем в действительности. Думаю, весили бы килограмма семьдесят два, если объем шеи не составлял бы сорок пять.
— Сорок четыре. Восемьдесят семь килограммов.
— Занимались спортом?
— Занимался — штанга и бокс. Тогда это была забава, а теперь расплачиваюсь: приходится тренироваться, иначе будут не мускулы, а студень. Благодарю за виски, доктор, и за беседу.
— Вы вели себя вполне прилично. Не просили никаких советов. Заходите как-нибудь на неделе, постучите в заднюю дверь. В это время у меня перерыв под знаком “Час Дэниэлс”. Желаю поражения вашей миссии и всего хорошего лично вам, парень.
— Спасибо, доктор. Не хочется никого раздражать. Есть такие городки, где люди не выносят никаких расспросов.
— Здесь проблем не будет, Станиэл. Тут — как вы сказали бы — разнородная компания. Кроме нескольких старинных семейств у озера Ларра, Двух-трех фамилий в городе и пары-другой денежных мешков, владеющих землей, все остальные переселенцы. Здесь все быстро растет, быстро меняется. Не в лучшую сторону. Население округа за десять лет увеличилось вдвое. Границы его раздвигаются. По-моему, того города, каким он был когда-то, больше нет. Просто торговый центр с домами вокруг.
Барбара Лоример безмолвно последовала за Станиэлом, когда заехав, как обещал, повел ее к своему небольшому практичному седану. В вечерних лучах солнца было заметно, что глаза девушки отекли, веки покраснели, губы припухли.
— Удалось вам поспать? — спросил он, выезжая из города.
— Немного... Я... не представляла, что так внезапно разревусь. Надеялась, слезы появятся позже. Но когда вы ушли, я подумала... забывшись, как расскажу обо всем этом Луэлл. Так много нужно было ей сказать, и тут сразу поняла, по-настоящему осознала, что больше никогда ничего не смогу ей сказать, никогда. Эта страшная неотвратимость смерти встала передо мной впервые. А сейчас опять все кажется нереальным. Пока то страшное чувство отступило, но, конечно, вернется снова.
— Так бывает. Вас устраивает Окала?
— Все равно. Пол, вы теряли кого-нибудь, такого же близкого?
— Я уже привык.
— То есть?
— Простите, это звучит глупо. Мои родители живы, в штате Мичиган. Я потерял старшего брата. Он был для меня идеалом. Я ничего не умел делать, но хотел научиться всему только ради его похвалы. А когда выучился, его уже не стало. Но если мне что-то удается, я про себя говорю: “Как это тебе, Джо?” И сразу вспоминаю утрату. Джо был одним из самых физически сильных людей, каких я знал. Когда был маленьким, я мечтал стать таким же. Еще и теперь вроде бы жду его одобрения... И жены я лишился — не таким же образом, но так же окончательно. И теперь испытываю странное чувство. Если бы Дженни умерла, у меня было бы то же ощущение бесповоротной неотвратимости, о котором вы сказали. Но она жива, переехала в Техас. Уверен, больше мы с ней никогда не увидимся. Но она существует, и во сне я ее вижу по-прежнему, а проснувшись, понимаю, что увидеть ее — самое последнее, чего мне захочется.