Волшебник Хуливуда - Кемпбелл Роберт (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Они сидели в студии у Дженни Миллхолм, – это было залитое солнечным светом и заставленное всем, чему положено находиться в мастерской у художника, помещение.
На кофейном столике, разделявшем собеседников, красовались мумифицированная обезьянья лапа и тщательно расписанный человеческий череп.
Повсюду были разбросаны фотографии мальчика лет шести-семи – и в серебряных рамочках, и в кожаных, и в фанерных.
На стенах висели броские картины, на которых были изображены женщины, оплетаемые и терзаемые змеями, экзотические животные и плотоядно ухмыляющиеся демоны, сжимающие в руках и в лапах вздыбленные подобно копьям мужские члены, маленькие дети, улетающие, бессильно простирая ручонки, в охваченную вихрем бездну. Стен на все картины не хватило и часть из них лежала стопками на полу.
Дженни смотрела то на картины, то на фотографии мальчика, то на Рааба.
А он раскладывал перед художницей ее собственные фотопортреты размером четыре на пять дюймов.
– Это для меня очень важно, – сказала она. -Тот снимок, который я выберу, будет помещен в брошюре, рекламирующей мое персональное шоу.
– Это понятно. Вот, посмотрите-ка. Смахнув прядку волос со лба, она всмотрелась в фотографии, прядка тут же упала, и она вновь смахнула ее; осмотр фотографий занял немало времени.
– А вы их ретушировали? – спросила она.
– Я бы мог их отретушировать, если вам угодно, но большинству заказчиков это не нравится. Ведь зритель сразу соображает, что здесь что-то не так.
– А лупу вы прихватили?
Он достал футляр, положил его на стол, раскрыл, достал лупу. В футляре находились также телеобъективы, радиотелефон и тому подобное.
Подавшись вперед, она прикоснулась пальцем к набору миниатюрных инструментов, включая ножи.
– Прошу вас, не надо. Она отдернула руку.
– А что это такое?
– Инструменты для мелкой починки камеры. Он выхватил из футляра ювелирскую лупу и подал ей.
Она вновь смахнула прядку, поднесла лупу к глазу и всмотрелась в первый из снимков. А он невозмутимо уставился на ее макушку.
Оторвавшись от фотографии, она пристально посмотрела ему в глаза.
– Но этот снимок вы уже отретушировали, не так ли?
– Что вы хотите сказать?
– Кто-то его разрисовал. Рот слишком грустный, а в глазах застыл ужас.
Выдержав ее взгляд, он затем принял у нее лупу, поднес к глазу и склонился над фотографией. Он просидел с лупой долгое время, хотя на самом деле его ничуть не интересовало то, на что он смотрел.
– Это ваши глаза и ваш рот, точь-в-точь такие Же, как в жизни. Да и с какой стати мне было бы разрисовывать вашу фотографию?
– Может быть, не вы, а кто-то еще. Вы сами проявляете негативы?
– Нет, как правило, отдаю в лабораторию.
– Ну вот, – сказала она таким тоном, словно он только что подтвердил ее подозрения.
– Но с какой стати кому-нибудь в фотолаборатории пришло в голову ретушировать ваши снимки?
– Это-то и есть самое интересное, не правда ли?
Совсем тетка спятила, подумал он.
– Можно повторить съемку, – предложил он.
– За дополнительную плату?
– Но не такую большую, как в первый раз, хотя да, конечно же. Ведь у меня расходы. Материалы и мое время.
– Кроме того, даже если мне это только почудилось, рот все равно слишком грустный, а глаза слишком испуганные.
– Я ведь просил вас улыбнуться, но вы не захотели.
Она шлепнула себя по лбу, словно ее разозлила мысль о том, что ответственность за неудачный фотопортрет он перекладывает на нее.
Так в чем же тут дело, подумал он. В обыкновенном тщеславии? Снимки не нравятся ей, потому что она не прочь выглядеть моложе, свежее и краше, чем на самом деле.
– На следующем сеансе я постараюсь улыбнуться, – сказала она. – И я попросила бы вас после этого проявить и отпечатать фотографии собственноручно.
Он ответил не сразу.
– Ну, если вам так угодно.
– Да уж, попрошу вас. Мне действительно хочется, чтобы вы занялись этим сами.
– Но почему же?
– Мне бы не понравилось, если бы мои фотографии появились у кого-нибудь без моего ведома.
Он уже хотел было спросить у нее, с какой стати могут понадобиться ее фотографии технику из фотолаборатории, но в последний момент раздумал. Манию преследования в свободном, переходящем в бесконечность полете он умел идентифицировать там, где с нею сталкивался. И умел зарабатывать на ней лишние деньжата, – имел в этом плане немалый опыт.
– Вам кажется, будто я чрезмерно мнительна? – спросила она.
Он пожал плечами.
– Уже не в первый раз кто-то пытается обзавестись моими фотографиями.
– Значит, такое бывало?
– Что да, то да. Люди умеют использовать чужие снимки в своих интересах.
– И как же, конкретно?
Внезапно она улыбнулась, словно весь этот разговор был не более чем безобидной светской беседой.
Вам известно, что некоторые мексиканские и центрально-американские племена верят, что, фотографируя человека, у него крадешь душу? Что вы на это скажете?
– Это понятно.
Он накрыл ее руку своей.
Она резко отдернула руку и шлепнула себя по виску с такой яростью, словно влепила ему тем самым символическую пощечину.
– Не надо, – сказала она. – Я не имел в виду ничего дурного.
Он откинулся в кресле.
– Я не собираюсь расплачиваться с вами немедленно. Я рассчитаюсь с вами, когда ваша работа меня удовлетворит. Понятно?
Если уж это нельзя назвать кокетством, то что же еще?
– Понятно, – бесстрастно произнес он, после чего улыбнулся.
– Да вы ведь на это и не рассчитывали, верно?
– Нет, конечно. Не рассчитывал.
Она встала из-за столика, подошла к высокому шкафчику, почти сплошь завешенному фотографиями мальчика. Она встала так, что ее голова оказалась рядом с одной ее фотографией, висящей на стене.
Ему показалось, будто она ждет от него какой-то реакции.
– А кто этот мальчик?
– Он был моим сыном.
– Был?
– Он умер.
Прядка опять упала ей на лоб, но на этот раз она не смахнула ее. Она стояла, глядя на него во все глаза.
– Прошу прощения, – пробормотал он. – Расскажите мне про разрисованный череп.
Он решил сменить тему разговора, чтобы не причинять ей ненужных страданий.
– Он достался мне в Мексике, – сказала Дженни. – Вы были в Мексике?
Он подобрался, заморгал – она могла бы поклясться, что заморгал, – но этот человек умел быть спокойным и невозмутимым, – и в этом она могла поклясться тоже, – поэтому он сразу же взял себя в руки, так ничего и не выдав никому, кто бы ни глядел на него с тою же пристальностью, что и она.
Только в пограничных городах. Тихуана, Но-галес.
– А в глубь страны никогда не забирались? Скажем, в Чихуахуа?
– А вы именно там и жили?
– Нет. Просто это был ближайший город, который более или менее можно было назвать городом. Дважды в год я ездила туда за покупками. Мы жили, то есть мы с сыном, выше в горах. Жили среди индейцев. Они и преподнесли мне голову.
Они пристально глядели друг на друга, осознавая, что за внешне непринужденной беседой имеется скрытый подтекст, подобно тому, как люди, готовящиеся вступить в любовный акт или убить друг друга, разговаривают на нескольких уровнях одновременно.
– Я расписала череп оленя, который нашла, – пояснила она. – После этого индейцы начали носить мне черепа животных, чтобы я их расписывала. Олени, ягуары, дикие кошки, и так далее. Просили расписывать их соответствующими символами. Они, знаете ли, верят в духов.
– Понятно, – улыбнулся он.
Теперь ему и впрямь стал чуть более понятен ее страх перед фотографированием и перед тем, что ее снимки могут попасть в чужие руки.
– А потом они стали дарить мне черепа, которые я расписывала и продавала в туристических лавках в Чихуахуа.
– Я не совсем понимаю. Вы говорите то о черепах, то о головах, – тихо полуспросил он. Однако в его голосе чувствовалась некая серьезность, словно он был профессором, требующим от студентки на экзамене максимально четких формулировок.
