Дом аптекаря - Мэтьюс Эдриан (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
— Интересный вопрос, — пробормотал Майлс. — Интересный, но глупый. — Он вышел в сад, осмотрел велосипед, потрогал резиновую грушу рожка. — А что со звонком?
— Стащили, — отозвалась Рут. — Что-то я не слышу: «Я же тебе говорил».
— Считай, что услышала.
Она села на пол, подобрав под себя ноги. Чокнулись.
— Что нового на работе?
— Да знаешь, ничего особенного. Все по-старому. — Он опустился в большое плетеное кресло и раскинул руки, как понтифик на троне. — Каброль малость оттаял, понял, что новым изданием энциклопедий Лярусса заниматься не придется. Приезжал его кузен, тот, что заведует Музеем Ньепса в Бургундии. Сводил нас всех в шикарный французский ресторан, за что большое ему спасибо. Кстати, Каброль перешел на чесночные таблетки. Они без запаха. Мудрое, на мой взгляд, решение. Атмосфера на работе заметно улучшилась.
— Как Рекс? Все еще ругаетесь?
— Не ругаемся. Мы достигли полного согласия в том, что не переносим друг друга.
— Я тебе не верю. Вы прекрасно дополняете друг друга. Что Свеекибуде?
— Пристрастился к моим брюкам. Рвет когтями каждый день. Низ истрепал полностью. Придется обрезать и переделать на шорты.
— Тебе повезло, что потеплело.
— Да. Как Принчипесса?
— Муррррлычет.
Помолчали.
Майлс обвел комнату восхищенным взглядом.
— А ты, похоже, неплохо устроилась и всем довольна.
Она улыбнулась — новое жилище нравилось ей самой.
— Да, больше не кусаю ногти, не курю и счастлива.
— И при деле.
— У служанки выходной.
— Знаешь, ты ведь очень приятная женщина, — протянул он тем льстивым тоном, которым поклонники говорят о своих кумирах, и хитро подмигнул.
— Спасибо. Мужчины все еще прижимаются ко мне в автобусах и трамваях. Меня это обнадеживает.
— Меня тоже.
Она дружески пнула Майлса ногой в коленку.
— Перестань, а то отправлю купаться.
Он посмотрел на нее через стакан с вином.
— Как случилось, что вы сошлись? Умру, если не расскажешь.
— Ну, началось все с Большого Бамса.
— Как всегда, — простонал Майлс.
— Знаешь, все прошло довольно-таки безболезненно. Он спросил, не хочу ли я быть его подружкой. Я сказала «да». Ну, с этого вроде как и началось. Как поется в одной песенке, для каждой девчонки найдется свой парень. К тому же имело смысл объединить две коллекции пластинок в одну. Получилось что-то вроде коммерческого слияния.
— Я так и думал. Глобализация…
— Такова плата за право иметь выбор. Вам «Мальборо» или «Мальборо-лайт»? К тому же Лауренс хорошо ко мне относится.
— Я, кстати, тоже. Что ж, как говорят на Востоке, только очень глупая мышка устраивает гнездо в ухе кошки.
Рут покачала головой:
— Знаешь, я здесь не единственная, у кого есть прошлое.
Насмотревшись на нее через стакан, Майлс поднял его чуть выше.
— В любом случае удачи тебе. Детей заводить не собираетесь?
— Не знаю. Может быть.
— По барже не скучаешь?
— Нет. — Она сказала это задумчиво, серьезно. — Конечно, я вижу их здесь каждый день, но моя… Никак не привыкну к тому, что она лежит где-то на дне, под водой. Моя прошлая жизнь. Маартен. Я ее не вижу, но знаю, что она там, что ее посещают рыбки.
— Все еще думаешь о нем? Я имею в виду о Маартене?
— Не так, как раньше. Теперь я вижу его таким, каким он был на самом деле. Странно, но тогда, перед взрывом, он был на барже. Звал меня к себе. Не спасти — погубить. Это было настолько ясно. Он хотел, чтобы я умерла, присоединилась к нему в том, другом, мире. И я сказала «нет». Конечно, это был не настоящий Маартен, а то, во что превратило его мое воображение.
— И ты продала дом…
— Да. Я разве не рассказывала? Мы получили кучу денег. Честно говоря, у нас их столько, что и девать некуда.
— С собой, как ты знаешь, туда все не утащишь.
Она надула губы.
— А я туда и не собираюсь.
— Ты могла бы, конечно, оставить себе дом…
— Нет, Майлс, не могла. Просто не могла. Слишком много в нем призраков. Лидии давно бы надо было это сделать — продать дом и уехать. Тогда и жизнь у нее, возможно, была бы другая.
— Не забываешь старушку, да?
— Конечно, нет! Знаешь, несмотря ни на что, я думаю о ней в общем-то с теплотой. Кое-чему Лидия меня научила. Преподала урок жизни.
— И что же это за урок?
— Наверное, я поняла, что нужно открываться людям, что нельзя все время прятаться. Она ведь всю жизнь провела, скрываясь от других и от себя самой. До некоторой степени так поступаем мы все, но чем человек старше, тем больше такого, от чего он пытается спрятаться. — Рут наклонилась, чтобы погладить незаметно пробравшуюся в комнату Принчипессу. — Одному Богу известно, какой я сама стану, если доживу до семидесяти. Даже думать не хочется.
— А по-моему, Лидия у тебя тоже кое-чему научилась.
— Представить не могу, чему именно.
— Тому же самому — не прятаться. Она ведь доверилась тебе, верно?
— Да уж, — скептически протянула Рут. — Прямо-таки утопила в безумном потоке сознания. Сама не знаю, как выбралась.
— Разговоры — это всегда хорошо, даже если люди не все говорят. Слушаешь других, потом прикидываешь, о чем они умолчали, и заполняешь пропуски. Истина как раз в невысказанном.
Рут помолчала, обдумывая услышанное, потом кивнула:
— Знаешь, я бы хотела поговорить с Эммериком. Услышать, так сказать, точку зрения другой стороны. Жаль, он умер примерно через месяц после Лидии. Интересно, да? Как будто ее существование придавало ему сил, заставляло цепляться за жизнь. Войны ведь не просто начинаются и заканчиваются, они продолжаются еще долго в головах и сердцах людей.
Взгляд Майлса наткнулся на что-то в другом конце комнаты. Он поднялся.
Рут тоже.
— Что это?
Возле стола стоял мольберт. Рядом лежали тюбики с краской. Пластмассовая палитра. Кисти. Несколько губок. Небольшая акварель на мольберте — ваза с яркими летними цветами.
Майлс взял картину в руки.
— Твоя?
Она кивнула.
— Что думаешь?
— Миленькая, — без особого энтузиазма сказал он. — И довольно… свободная.
— Не хочу реализма. Хочу поэзии. Я вижу красоту. Во всем.
Он посмотрел на нее настороженно, даже с опаской.
— Всегда обещала себе, что когда-нибудь вернусь к краскам, — добавила Рут уже более строгим тоном. — И вот вернулась. Знаю, ерунда и чушь, но мне наплевать, кто и что подумает. Включая тебя.
Он посмотрел на картину, потом на Рут, потом снова на картину, словно не знал, что сказать.
— Не устаю удивляться. У людей есть Отто Дикс, есть Кокошка, есть Эдвард Мунк — ну, все эти извращенцы-экспрессионисты, — а им на самом деле нужны цветочки, кошечки, детишки и скромный коттедж у моря. Ты подрываешь мою веру в человечество.
— Кто бы говорил…
— Как ни крути, натура человеческая проста.
— И солнце, как ни крути, уходит за горизонт. Ты, может быть, не заметил, но жизнь коротка.
— Слишком коротка, чтобы тратить несколько лет на какое-то одно занятие, а тем более на одно произведение.
— Возьму на заметку.
— Так ты вытащила меня сюда, чтобы похвастать новообретенными навыками и ткнуть меня носом в собственную неадекватность? — раздраженно спросил он.
— Я тебя не вытаскивала. Ты притащился добровольно, на такси. Видела, как тебя из него высадили. А что касается зачем… хочу показать кое-что.
Она сняла с полки огромный старый альбом в зеленом переплете под названием «Техника акварели» и открыла. В альбоме лежали несколько пожелтевших листков весьма низкого качества, исписанных неспешным, элегантным почерком.
При виде их глаза у Майлса полезли на лоб. И формат бумаги, и почерк были хорошо ему знакомы.
— Садись и пристегни ремень, — сказала Рут. — Последнее письмо Йоханнеса своему другу. Мы нашли его, когда делали уборку в доме перед продажей.
Майлс сел и начал читать.
6 мая 1760 года.
