Заказ - Кульчицкий Константин (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
– Должна предупредить, – продолжала неугомонная Кристина, и Оленька была вынуждена перевести, – что у нас в Швеции за последние годы сложилось о вас, русских, определённое мнение. Из вашей страны сюда приехало столько людей! И каких!!! Крупные русские воры скупают недвижимость в центре Стокгольма!.. А мелкие воришки обосновались в Карлслунде – это такое место, где у нас селят беженцев из «третьего мира», – и крадут что ни попадя в столичных универмагах. Причём крадут так неуклюже!.. Полиция уже замучилась арестовывать…
Кристина вновь засмеялась. У неё были хорошо подстриженные каштановые волосы (наверное, закрашивала седину) и ровные белые зубы, и некоторым образом чувствовалось, что эта женщина никогда не рожала детей. Цыбуле захотелось отодвинуть нетронутую тарелку, встать и уйти. Он этого, конечно, не сделал.
Отставной генерал фон Шёльдебранд поднял бокал:
– Давайте выпьем за твой приезд, дорогой Василий. За то, что ты наконец-то к нам выбрался, и пусть эта поездка оставит у тебя только приятные воспоминания…
Выпили. Мужчины – лёгкое светлое пиво, Кристина – сок, Ингеборг – молоко, а Оленька – тоник. Она тоже была за рулём.
– Так вот, вы себе только представьте!.. – со вкусом жуя, принялась рассказывать неугомонная дама-политик. – Я им ещё в мае доказывала – скоро, мол, начнётся сезон, наедут туристы, а общественных туалетов в городе – раз, два и обчёлся! Я этим бюрократам уже и фирму нашла, которая хоть на каждом углу передвижные сортиры может расставить, и фотографии принесла, как в приличных местах у людей сделано, а эти бумажные крысы…
Княжна Путятина переводила, насколько удавалось поспеть. Варёная картошка стыла перед ней на тарелке.
Насколько Василий Никифорович вообще сумел рассмотреть местный народ, Швеция была страной очень стройных, следящих за своими фигурами женщин – и полноватых, с явно наметившимися брюшками (у кого – от пива, у кого – от кока-колы) мужчин. Так вот, если это было правило, то Ион с сестрой являли собой исключение, которое его подтверждало. Ион был жилистый, лёгкий и цепкий – истинный конник. Кристина же – не сказать толстая, но – налитая, плотно сбитая, никак не вписывающаяся в имидж тощей западной женщины.
– …И я начала разбираться, почему же, если им всё так понравилось, они голосовали против? Оказывается, эта стерва Гудрун Линдбом, которая вечно у нас всем вставляет палки в колёса, откуда-то притащила документацию на давно устаревшую модель, с которой, конечно, современный дизайн и рядом не ночевал…
– Ты ешь, Оленька, – вполголоса сказал Цыбуля княжне.
– Василий Никифорович, вы только не обижайтесь на тётю Кристину, что она так про Россию, – тоже вполголоса ответила Оля Путятина. – Она очень добрая на самом-то деле. Только они тут не всё про нас понимают…
Про нас, – отметил Цыбуля, и ему захотелось обнять правнучку старинного эмигранта, всё ещё полагавшую себя русской, всё ещё нёсшую в себе нечто непостижимое для самого продвинутого ихнего специалиста по России. Не говоря уже об экстравертной Кристине…
Между тем выяснилась причина, подвигнувшая Иона пригласить в ресторан свою сестрицу-политика. Причина была веская: сегодня семейство фон Шёльдебрандов собиралось для торжественного посещения кладбища. Согласно вековому обычаю шведы поминают усопших родственников два раза в год. В день рождения – и ещё в День всех святых, первого ноября. Так вот, Цыбуля, как обнаружилось, дату своего приезда подгадал со снайперской точностью: именно сегодня покойной госпоже Шёштин фон Шёльдебранд, бабушке Иона и Кристины, сравнялось бы сто семь годков. Вообще-то подобным возрастом в нынешней Швеции никого особо не удивишь, запросто могла бы здравствовать и поныне, – но, увы, бабушка в долгожительницы не вышла. Умерла совсем молодой, в год, который Василий Никифорович по нашей национальной привычке определил для себя как «дореволюционный».
В идеале посещать кладбище следовало всем вместе, но что тут поделаешь! Когда в странах западной цивилизации обычай входит в противоречие с бизнесом, побеждает, как правило, бизнес. И поэтому фон Шёльдебранды посещали могилу бабушки Шёштин в течение дня кто как мог – одни с утра, другие в обеденный перерыв, а третьи вечером.
– Не хочешь с нами поехать? – предложил Цыбуле королевский конюший, одновременно делая знак официанту, чтобы принёс счёт. – Это очень старое кладбище, там красиво. А впрочем, если сильно устал, смотри… Оленька тебя отвезёт.
На самом деле Василий Никифорович сейчас с величайшим удовольствием рухнул бы на диван, а через полчасика, слегка отлежавшись и восстановив силы, принял душ – и завалился бы в постель уже капитально. Он к питерскому-то времени привыкнуть как следует не успел, а здесь, в Швеции, ещё на два часа… да плюс перелёт, от которого до сих пор не улёгся звон в голове… «Стар становлюсь», – в который раз подумал Цыбуля. Раньше эти слова он произносил про себя с этаким весёлым отчаянием. После гибели Сергея он вдруг понял, что начинает воспринимать их всерьёз.
Посланец великой страны принципиально выложил на столик кредитную карточку VISA и кивнул:
– Ну что ты, Ион, какие наши годы. Конечно, съезжу с тобой. Как же вашей бабушке не поклониться…
Шведское кладбище мало напоминает российский погост. Приличное старое кладбище в Швеции – это нечто среднее между знаменитым Арлингтонским в Америке и теми, что показывали когда-то туристам в «нашей» Прибалтике. Ни тебе каких серебрёных оградок, пластмассовых венков, подписных – чтоб не спёрли – скамеечек и микросадоводств на могилах. Нет даже собственно могил, если считать таковыми отмеченные прямоугольники, показывающие, где конкретно под землёй находится гроб. Просто – плита в головах, или крест, или памятник. И два-три растения: кустик туи, пятнышко декоративного мха…
Перед памятником бабушке Шёштин пестрела узенькая, в ладонь шириной, грядочка анютиных глазок.
– Ага!.. – сказал отставной генерал, явно довольный. – Бьёрн с Биргиттой и моим внуком Ионом здесь уже побывали!
Ингеборг застенчиво, вполголоса добавила что-то по-шведски, и Оленька Путятина перевела:
– Прапрабабушка Шёштин очень любила анютины глазки. Именно такие, тёмно-фиолетовые, с маленькой золотой серединкой…
Не подлежало сомнению, что за могилой будут ухаживать ещё много-много лет, а потом состарившаяся Ингеборг передаст её уже своим внукам. Как, собственно, тому и следует быть.
Сам же памятник оказался таков, что, присмотревшись к нему, трудно было отвести взгляд. Среди короткой и густой, как коврик, зелёной травы стояла чёрная плита метра два высотой. Обрамляющий рельеф создавал впечатление распахнутой двери. В рамке «двери» диабазовая поверхность была обработана таким образом, что казалась прозрачной границей между мирами. По ту сторону смутно угадывался некий пейзаж; мастерство резчика, а может, и время, пролетевшее с «дореволюционного» года, лишили его чёткости очертаний, сделав таинственным и неразличимым – ибо не дело смертному человеку всуе пялиться на тот свет. Туда, куда уходила – неос-тановимо уходила сквозь хрустальную грань – молодая босоногая женщина в греческой накидке из тонкого лёгкого шёлка. Она, собственно, была уже там,
505
но одна ножка еще касалась почвы этого мира, и женщина ещё оглядывалась, ещё смотрела на замерших в отчаянии близких с печальной и виноватой улыбкой на тонком лице: «Не сердитесь, я не хотела вас покидать. Просто… так получилось…»
А в верхнем углу плиты мерцали нестареющей позолотой несколько звёзд. Наверное, такие тёплые и близкие звёзды светят в раю: и правда, следует ли печалиться?.. «Но всё же, всё же, всё же…»
Даты жизни, выбитые внизу, говорили о многом. 1891 – 1916. Двадцать пять лет. Ровно столько же, сколько судьба – а вернее, человеческая жестокость пополам с жадностью – отпустила Сергею… Цыбуля нахмурился и вздохнул.
– Бабушка познакомилась с дедушкой на конной прогулке, – неожиданно вполголоса начала рассказывать гостю Кристина. Она, кстати, доводилась без малого тёзкой покойнице: имя усопшей, произносимое по-шведски «Шёштин», писалось
