Частное расследование - Незнанский Фридрих Евсеевич (лучшие бесплатные книги .TXT, .FB2) 📗
Наконец далеко впереди забрезжила светлая точка явно не электрического происхождения. Выход!
«Господи! — подумал Борис. — Как часто, выбираясь к свету, идешь почти всю жизнь в компании с…»
Даже в мыслях он не решился назвать своих попутчиков их настоящим именем… В его семье, потерявшей троих в последнюю войну, слово «фашист» было настолько кошмарным, запретным, что взрослые, в первую очередь уцелевшие двоюродные дедушки, братья деда, охальники и матерщинники, никогда не произносили это слово вслух: даже название, слово, звук не имело, с их точки зрения, права на существование…
Что сказали бы они, увидев внука, шагающего вместе и в составе? Об этом и подумать было страшно! Но что же сделаешь? Он ничего не соображал, в сущности, когда пошел с ними, за ними. Он в шоке был, он думал лишь о бренности всего. О нелепой гибели Василия Васильевича, когда, казалось бы, жизнь его, их жизнь, только-только и началась. Настоящая…
Светлая точка как-то совсем незаметно превратилась в кружок голубого неба…
Наконец они вышли!
Прямо перед ними плескались воды, видимо, Яузы — цвета кофе с молоком.
— Мы где-то в одном из сливов между Андроньевским и Лефортово, — сказал их старший, сверившись с картой. — Давай, доставай трос с кошкой. Будем вылезать на набережную…
Закинув фал с якорьком на конце на парапет набережной, его попутчики, один за другим, стали выкарабкиваться наверх, упираясь ногами в почти вертикальную гранитную облицовку Яузы.
— Вижу! — воскликнул вдруг Грамов. — На север давай жми!
…Они уже пятый час кружились над Центром, выжигая второй комплект запасных баков с горючим…
— Куда — на север-то? — спросил второй пилот.
— Треугольник: Сокольники — Семеновская — Котельническая… Там еще раз привяжемся, Поточнее. Определимся…
В овальном выходе из слива их оставалось уже только двое — Чудных и командир группы…
— Ты куда теперь: к Курскому или к Электрозаводской? — спросил командир группы Чудных. — Направо или налево?
— А вы сами куда?
— Я — направо.
— А я тогда — налево, — ответил Чудных.
— А если б я сказал налево? — в глазах командира вспыхнул не совсем пустой интерес.
— Ну, я б тогда — направо, — бесхитростно ответил Борис.
— Х-м… — крякнул командир. — А кто ты такой-то, кстати? Документики есть при себе?
— Есть. Вот, пожалуйста… — Чудных достал удостоверение.
— Х-м… — Командир задумался. — Скажи-ка, ты с Ве-денкиным там, у себя, не знаком?
— Нет. Первый раз даже слышу.
— Понятно. А вот тут у тебя написано: «с правом ношения оружия». Оружие есть при тебе?
— Есть.
— Покажи-ка! — Командир требовательно протянул руку.
Чудных нескладно сунул руку себе под мышку и, покопавшись малость, наконец-то извлек из наплечной кобуры свой табельный «Макаров» № 32345679. Протянул его командиру рукояткой вперед, чтобы не испугать.
— Так-так Заряжен? Вижу — заряжен.
Командир, внимательно осмотрев пистолет, снял его с предохранителя и передернул затвор, засылая первый патрон из обоймы в патронник.
— Ну, заснули там, что ли?! — крикнули им сверху.
— Сейчас! — ответил командир. — Тут у нас небольшая заминка!
— Вот, смотри-ка, — командир поманил пальцем Чудных, указывая на вороненый бок пистолета: — Видишь, что тебе дали твои?
— Что? — удивился Чудных, наклоняясь к пистолету.
— Ну, на свету ты и не увидишь. Это в темноте сразу проявится. — Командир отступил на три шага назад, в туннель, поманил к себе пальцем Чудных.
— Что? — шагнул Чудных в темноту…
— Все! — Грамов тряхнул головой. — Нет больше Чудных. Как и следовало ожидать…
— Чуть-чуть не успели. — Навроде качнул головой.
— Чуть-чуть, — саркастически хмыкнул Грамов. — Рок не обманешь. Я же говорил: закон природы…
— А чего ж мы летали, горючее жгли, подвергались?
— Чтоб ночью спать спокойно, Серж… — процедил Грамов сквозь зубы.
… — Ты, что ли, стрелял?
…Ребята со стилизованными свастиками на рукавах помогли своему командиру перелезть через чугунную решетку на асфальт тротуара набережной.
— Ну, — кивнул командир. — Нам — направо, ему — налево. Нам налево — а ему направо… Капризный такой оказался. Вот, пистолет и ксиву мне чекистскую подарил на прощание — на добрую долгую память.
— Что, так и сказал?
— Конечно. Ты разве не слышал?
Сорвав стилизованные свастики с рукавов камуфляжных форм, они разошлись в разные стороны — кто направо, кто налево. А человека четыре пошли прямо, другим путем.
Видимо, к Бауманской.
11
Коля, пятнадцатилетний грамовский внук, довольно бесцеремонно вошел в кабинет деда, едва ли не открыв дверь ногой.,
— Что тебе, Коля? — спросил его Грамов, отрываясь от чтения Библии. — Что ты хочешь?
— Я хочу попросить тебя… вернуть мне отца!
Дед тяжело вздохнул и долго молчал.
— Ты уже взрослый, Коля, и теперь я, пожалуй, могу говорить с тобой откровенно… Твой отец был хороший, изумительный, добрый, умный, мягкий человек — да, это так. Но продолжением всех этих хороших качеств были иные качества. Я знаю, что о покойниках — либо хорошо, либо… — плохо! Он тряпка был, твой папа, не мужик. И в той, и в этой семье было горе. Я мог бы, конечно, еще тогда мог вмешаться, но… Как же тут вмешаешься! Жаль. Его мне просто жаль. И всем его было жаль. Тогда. Теперь. Всегда. Он был без стержня. Понимаешь? Студень. И более скажу, иметь такого отца — так лучше уж, на мой взгляд, не иметь отца вообще! Спокойней это.
— Тебе, я знаю, лучше…
— И тебе тоже лучше. Чаще всего за отцов цепляются из-за финансов. Или даже ради социума, самосознания: «хоть плохонький, а свой». Но это бабам свойственно. А ты не баба. Без отца. Сам. В чем-то это даже лучше. Для тебя. Для становления. Тут, на земле.
— Это только твое мнение, дедушка!
— Конечно. Но ты же пришел ко мне, не так ли? Не спорю, что у тебя может быть — и быть должно! — свое мнение, безусловно. Но со своими чувствами ты сам же и крутись. Осуществляй! Свои желания, я что, против? Ни в коем разе! Осуществляй. Стремись. Работай. Сам.
— Ты просто не можешь вернуть нам отца, а вместо того чтобы честно признаться, вешаешь тут лапшу: не хочу. Понимаю!
— Нет-нет, не так! Я, пожалуйста, я признаюсь, я абсолютно искренен: я не могу! Но вот «увы» я не скажу при этом. А почему, я тебе объяснил.
— Конечно, желание других — мусор для тебя!
— «Других»? Что ты сказал: «других»?! Постой-постой, а перед этим, что же ты сказал? Ах, да! Вернуть нам отца — вот что сказал ты.
Грамов стремительно встал и, сунув Библию под мышку, распахнул дверь кабинета.
— Что ж Оля-то осталась в коридоре? Зашла бы к отцу-то… — Грамов помолчал, — Ребенка подсылать. Ну как Не стыдно! Гадость это! Ты понимаешь, Ольга, гадость.
Ольга, бледная как полотно, молча вошла в кабинет, молча взяла Колю за руку и молча потянула его за собой в коридор.
Сделав не более пяти шагов по коридору, Ольга внезапно повернулась назад, лицом к отцу, застывшему в двери своего кабинета и провожающему их укоризненным взглядом.
— Хочешь, я скажу тебе правду?
— Хочу, — спокойно ответил Грамов.
— Так вот: он сам к тебе пошел. Сам. Коля, подтверди!
— Я сам пошел.
— А я стояла, слушала, чтоб он чего лишнего не…
— Врешь. Ты подослала, ты-ы-ы!
— Нет! Нет! Не веришь? И не надо!
— Стыдно, Оля.
Оля отвернулась от отца и, увлекая сына, пошла по коридору, но, вдруг расплакавшись внезапно, остановилась снова, повернулась:
— Нам ничего не надо от тебя! Ты слышишь — ничего!
— Да я вам ничего не предлагаю, Оля. Что ты?
— Ты слышишь— ни-че-го!! Скажи и ты ему! — она тряхнула сына за руку.
— Нет, это не скажу, — ответил Коля. — Если честно, то мне, мать, много нужно от него. Врать не могу. Уволь.
