Двое среди людей - Вайнер Аркадий Александрович (читать книги без .txt) 📗
— с сотнями, но я ни разу не встретила среди них счастливого человека. Даже самые удачливые из них никогда не были счастливы, и это не только потому, что мы встречались, когда пришло им время отвечать за все, что было раньше. Они и до этого не были счастливы. Я знаю это не потому, что мне бы этого хотелось, а потому, что это действительно так, на самом деле так. Я, конечно, не говорю, что, если хочешь стать счастливым, иди в следователи. В нашей работе настоящей радости тоже немного, потому что трудная это работа, нервная, злая, она должна быть для тебя всем на свете. Тогда приходит радость, какая-то уверенность в твоей человеческой нужности. Иногда на это уходит целая жизнь, и все равно я знала многих счастливых. А вот счастливого преступника я не встречала ни разу. Наверное, тоже потому, что он человек и стал преступником он не враз, а всю жизнь его гнетет страх, стыд или раскаяние, и никогда он себе не находит утешения ни в деньгах, ни в любви, даже в азарте он не находит утешения, а все остальное для него закрыто. Мне доводилось много раз видеть, как преступники встречали арест чуть ли не с радостью — так невыносимо для них было бесконечное ожидание возмездия. А ведь они ждут его всегда, даже если тысячу раз уверены, что их не поймают. Тут уж ничего не поделаешь, физиология. Поэтому я думаю и о тех, кого должна арестовать, хотя заботиться об их душевном спокойствии мне и не приходится. Но я всегда боюсь, что ко мне дважды попадет один и тот же преступник — значит, я не сделала чего-то очень важного, что-то я не довела до конца, значит, я тоже виновата.
Вот так я сидела и раздумывала обо всем, чего решить не могла, и ответов всех дать не умела, и дожидалась, когда привезут хозяина этой грязной, запущенной комнаты, Баулина. Человека, у которого нашли приют возможные убийцы Кости Попова.
Протарахтел на улице мотоцикл и, фыркнув, замолк у парадного. Через минуту в коридоре тяжело затопали шаги и ввалился Баулин. На щеке у него еще багровел рубец от подушки, и сам он был толстый, небритый, похмельный. Не дожидаясь вопросов, он сразу забубнил:
— А че? А че? А ребятчки-то где? Где они, а? А че? Ну, пустил пожить! Ну, в поезде познакомились! А че? Нельзя, что ли? Так я без корысти! Я так! По доброте душевной! А че?
Я молча, не перебивая, смотрела на него, и Баулин постепенно увядал, пока совсем не замолк. Тогда я сказала:
— Расскажите, пожалуйста, Баулин, все, что вам известно о ваших жильцах.
Владимир Лакс
Город кончился сразу — исчезли многоэтажные дома, и сразу с обеих сторон дороги побежал лес. Встречных машин почти не было, и наша «Волга», располосовав темноту столбами клубящегося света, с шипеньем мчалась по шоссе. На табличке километрового столба две цифры — шестьдесят два и шестьсот семьдесят четыре. Шестьдесят два — это понятно, это мы проехали от Москвы. А вот шестьсот семьдесят четыре — это докуда? Неизвестно. Так мы и ехали, не зная куда и сколько нам еще ехать, потому что город, который должен быть там, на шестьсот семьдесят четвертом километре, мог как раз оказаться в том направлении, что в анекдоте — «и вообще мы не в ту сторону едем!».
Я думал, что мы едем куда-то на восток или на юго-восток, — прямо по носу машины светлело все быстрее. Лампочки на приборном щитке чуть освещали лицо Альбинки, худое, острое, с длинной светлой прядью, спадающей на глаза. Закусив губу, не отрываясь, он смотрел вперед, на шелестящее полотно шоссе. И все время мы молчали. Говорить не хотелось, да и не о чем было сейчас говорить. Я закрыл глаза, пытаясь хоть немного задремать, но сон не приходил, и только вязкое оцепенение сковывало, будто меня всего засыпало землей.
Потом Альбинка сказал:
— Давай подумаем, что будем делать дальше.
Дальше? Глупо как-то получается, ведь мы раньше не задавались даже таким вопросом — настолько было ясно, что надо делать дальше. Интересно, весело жить, и все. И почему-то я сам поверил, что, если мы пойдем на это, все решится как-то само по себе, ведь тогда будут деньги. А денег нет, но зато есть за нами убийство, и вообще не очень понятно, что же все-таки делать дальше. Допустим, поедем мы в Одессу, а потом в Сухуми. Но сначала надо выяснить, куда ведет это шоссе. Если оттуда надо возвращаться через Москву, то я — пас! Я через Москву ни за какие коврижки не поеду. Может быть, вся милиция там на ноги уже поднята. А может быть, и нет. Найти нас могут только через Баулина. Глупость, конечно, сделали, что привезли таксиста под самые окна. Но я до самого конца надеялся, что обойдется, что Альбинка его только попугает, я ведь не знал, что он такое вдруг отмочит. Предположим, они найдут Баулина. Что может рассказать о нас Баулин? А действительно, что он знает про нас?
Вдруг Альбинка сказал:
— Смотри, заяц!..
Перед машиной, в яркой струе света, катился по асфальту серый клубочек. Зайчишка, видимо, хотел перебежать через шоссе, но попал в свет фар и, оглушенный настигающим грохотом машины, ослепленный электрическим заревом, изо всех сил пытался оторваться от «Волги», а Альбинка все круче нажимал педаль акселератора.
— Зайцы от света шалеют, — спокойно сказал он. — Теперь он никуда из освещенной полосы деться не может…
Машина уже мчалась на сотню, а маленький серый клубочек все катился перед нами. Меня вдруг охватил азарт погони. Но потом я резко нагнулся и выключил ручку света. Альбинка зло дернулся в мою сторону и крикнул:
— Ты с ума сошел? Зачем? — и включил свет снова, но зайца на дороге уже не было.
Я ничего не сказал Альбинке, потому что он сам этого еще не понимал и знать это ему было еще не надо: шоссе было для нас как раз той самой световой дорожкой, по которой мы бежали очертя голову, два перепуганных до смерти зайца…
Евгения Курбатова
Я слушала Баулина, и у меня не проходило ощущение досады: прямо обидно, до чего глупый человек. Это уж просто физический недостаток — будто без ноги родился. Я совсем сбилась, запуталась в его «бутылках», «полбутылках», «на троих взял», «стакан вложил», «красненького принял маленько». А он без этого никак не мог, потому что «полбутылки» были для него основными событийными и хронологическими ориентирами. И все бубнил он и бубнил:
— …Да-а, значит, вонзил я два стакана и пошел. А с деньгами — беда-а!
— С деньгами ничего, — перебила я. — Без денег — беда. Вот вы бы пили поменьше — и беды бы не было.
— Не-могу, — он жалобно смотрел на меня круглыми глазами, а толстые щеки мелко дрожали, — Это как болезнь у меня. Всю свою жизнь через это могу погубить. И жена из-за этого ушла. Тут все как раз и началось.
— Вот давайте с этого момента и начнем. Значит, восемнадцатого числа вы возвращались от своей жены из Советска?
— Так точно. Из Советска я ехал, калининградским поездом. Два дня там провел, Зинку не уговорил и решил возвращаться… Да-а… Выпил, выпил, конечно…
— Много выпили?
Он застенчиво посмотрел в сторону:
— В лоскуты. Ни копеечки не осталось. Хорошо, билет вперед купил, а то и не знаю, как бы уехал. В общем, как сел в поезд — не помню. Только проснулся, пошарил в карманах — пусто, голова трещит с опохмелюги, курить охота и красненького хорошо бы маленько — поправиться. Только денег, конечно, ни шиша. Я ведь все по правде говорю, как было, вы же сами просили, так ведь?
— Ну-ну, рассказывайте дальше.
— Да-а… Вышел я, значит, в тамбур, смотрю, двое парнишек стоят курят. Ну, стрельнул я у них сигаретку, покурил, вроде полегчало. Разговорились. Они, значит, в Одессу едут отдыхать — отпуск у них. И Москву хотят посмотреть. Ребятки вежливые такие. Ну, я им и предложил пожить пока здесь, у меня, — им хорошо, и мне компания. Они согласились. Вот и все.
— Нет, не все. Расскажите, что было дальше.
— Дальше? А дальше сошли мы с поезда, купили бутылку и поехали сюда.
— Кто купил бутылку?
— Ребятчки, ребятчки купили.
— А кто предложил купить? Баулин замялся:
