Дьявольщина - Уэстлейк Дональд Эдвин (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗

Дональд Уэстлейк

Дьявольщина

— Думается, мне надо стать Сатаной. Будет весело, — объявил я.

— Обхохочешься, — заметила Дорис саркастически. — И как это тебе взбрело в голову?

— Ну так, — продолжил я извиняющимся тоном, — подойдет же. Блудный сын возвращается и...

— Ворует мамины побрякушки, — докончила Дорис.

— Именно так. Костюм Люцифера — это то, что надо. Лучшего наряда для меня не придумаешь.

— Остроумие, — вставила Дорис, — вот за что ты мне всегда нравился. Почему бы тебе не стать просто Блудным Сыном? Я задумался, потом покачал головой.

— Нет, — сказал я. — Костюм не должен все разъяснять. А в ярко-красном наряде демона, с длинным хвостом и с вилами...

— Блеск, — согласилась Дорис, — передай-ка пикулей. Я передал пикули. Потом откусил сандвич, прожевал, проглотил и обратился к ней:

— Ну а ты вот, такая умная, ты-то кем собираешься быть?

— Еще не решила. Но это будет что-то оригинальное, милый, обещаю тебе. Что-то красивое и необычное.

— Осеннее Утро, — предположил я.

— Я так и думала — ты предложишь что-нибудь подобное.

Почему не Леди Годива?

Чего-то подобного я и ожидал. Но я не стал спорить, а вместо этого занялся сандвичем. Перед тем как мы кончили есть, Дорис взяла меня за руку и сказала:

— Не беспокойся, Уилли. Ты же знаешь, я не имела в виду ничего плохого...

Я, разумеется, знал и потому ответил:

— В некоторых отношениях ты поумнее меня. Но ты ведь все равно меня любишь.

— Ну конечно люблю, — отвечала она с чувством, поглаживая меня по руке, — и ты любишь меня.

— Разумеется.

Да, разумеется. Из-за любви к Дорис от меня отреклись мои родные, лишили меня наследства и выкинули из самого огромного дома в городе. Ради нее я пожертвовал многомиллионным состоянием. После этого ей не приходилось сомневаться в чувствах мужа.

Последние пять лет, с тех самых пор, как я убрался из поместья Пидмонтов, отказавшись от всяких притязаний на их кажущееся счастье, были нелегкими. Само собой разумеется, Уильям Пидмонт III (в моем лице) не мог заниматься физическим трудом ради пропитания, а гуманитарное образование, полученное в привилегированном колледже, никоим образом не подготовило меня к какой-либо “беловоротничковой” <Белый воротничок — представитель выпускников учебных заведений, принадлежащих к привилегированным классам общества (англ.).> деятельности. Оказавшись людьми без профессии, мы с Дорис вынуждены были рассчитывать лишь на свои быстрые ноги и острый ум, дабы иметь доход сообразно нашим потребностям.

Но спустя год, в течение которого мы в сущности только учились, жизнь стала постепенно налаживаться. Немножко украсть тут, своровать там, скромненько распродать еще где-нибудь — набиралась вполне приличная сумма. А в сельской местности, особенно на юге, старое доброе мошенничество все еще могло приносить небольшой, но стабильный доход.

Однако дела шли не столь хорошо, чтобы я мог позволить себе простить свое дражайшее семейство. Вот уж нет. Помимо того, что мои любезнейшие родственнички обрекли меня на жизнь впроголодь, они еще и отвергли девушку Дорис, которую я любил только потому, что она происходила из бедной семьи, членов которой, случалось, таскали в полицию. Поэтому обида постоянно терзала меня на протяжении всех пяти лет. Я жаждал встретиться вновь со своей семьей и свести с ними счеты.

Но о таком не стоило и думать. Я не мог проникнуть в их общество ни под каким предлогом — а не проникнув, как я мог осуществить свою месть? Нет, это было невозможно.

Вернее, это было невозможно до определенного момента. До того счастливого дня, когда мои ловкие пальцы вытянули у бывшего владельца бумажник с приглашением на два лица в усадьбу Пидмонт. На весенний бал-маскарад. С раздачей призов.

Так-то вот. С раздачей призов.

Это случилось пару недель назад. Мы приехали в город всего за день до того, как мне досталось приглашение, — раза два в год я возвращался в родные места, вынашивая планы отмщения, — и коротали время в мелком воровстве. Мы были здесь в достаточной безопасности, покуда избегали появляться там, где меня мог встретить кто-то из родни, и проявляли должную осмотрительность, чтобы не попасть в полицейскую облаву. Поэтому мы остались в городе и ждали своего часа.

Сегодня же во время завтрака, за три дня до большого бала-маскарада, меня осенило, какой костюм мне надеть. Дорис это, конечно, позабавило: среди всего прочего меня привлекала в ней ее беспрестанная борьба с банальностями, шаблоном, стереотипом. Я ведь происходил из семьи, где банальность возводили в ранг философской концепции, и не мог сразу поменять свой образ мыслей, однако разделял взгляды Дорис и с истинным удовольствием наблюдал, как она подмечает любые взятые мной на вооружение штампы.

С другой стороны, я все же унаследовал склонность к ясным символам и не собирался от нее отказываться. Костюм Люцифера, к примеру: я его придумал, Дорис кольнула меня за пошлость, и я порадовался ее насмешкам, не забывая о том, что доставлю себе и другое удовольствие, облачась в избранный наряд.

В общем, я бы сказал, что я человек дружелюбный. Да, дружелюбный. В общении с миром — за единственным исключением своей собственной семьи, по отношению к которой я непримирим, — это моя обычная и характерная черта.

Итак, уверив еще раз друг друга в своих добрых чувствах, мы пошли за костюмами в магазинчик, который я приглядел ранее. Потратив часть денег из бумажника незнакомца, я заказал потрясающий наряд Сатаны с хвостом, вилами и всем прочим, после чего предложил Дорис тоже подобрать себе что-нибудь, чтобы внести аванс сразу за два костюма. Владелец бумажника, видно, недурно зарабатывал — во всяком случае, наличности у него с собой было немало.

Но Дорис воротила нос.

— Нет, — сказала она. — Мне нужно что-то другое. Оригинальное.

— Ну, так думай, — подытожил я.

В субботу, когда я отправился за своим костюмом, благая мысль ее еще не осенила. Но она поклялась, что к моему приходу что-нибудь сотворит.

— Ну да, — недоверчиво сказал я, — обернешься старой простыней. Призрак прошлого Рождества.

— Вот увидишь, — пообещала она.

А когда я воротился со своим дьявольским нарядом, Дорис была одета с головы до ног во все черное. Можно подумать, она окунулась в бочку с черной краской. Голову обтягивал черный чулок, как у грабителей из комиксов, открытой оставалась лишь нижняя часть лица, которая, в свою очередь, была прикрыта маленьким квадратным зеркальцем, каким-то чудом прикрепленным на уровне носа.

Посмотрев на нее, я не увидел практически ничего. Все кругом черное — единственное, на что наткнулся мой взгляд, — мое собственное отражение в зеркальце.

— Ладно, сдаюсь, — сказал я, моргнув несколько раз. — И кем же ты будешь?

— Тобой, — произнесла она из-за зеркальца.

— А?

— Ну, то есть любым, кто будет, говоря со мной, глядеть на меня.

Я посмотрел в зеркальце и увидел себя.

— Ну, Дорис, это нечестно. Тебе нужно быть кем-то.

— А я и есть кто-то. Я — это ты. И потом, неплохая экипировка для вора, а?

Я разочарованно взирал на сверток со своей дьявольской одеждой, запоздало представляя себе, как буду пробираться в ней по темным верхним залам усадьбы. Несомненно, Дорис была куда более изобретательна.

Однако менять что-либо уже не представлялось возможным. Кроме того, мой костюм нравился мне и по некоторым другим причинам. Так что, когда мы этим вечером появились в начале десятого в нашем фамильном особняке, я под верхней одеждой был весь в красном, а Дорис — в черном.

На приглашениях, разумеется, не стояло никаких имен, это испортило бы главную забаву — попытки угадать, кто есть кто. Наше я вручил Кибберу, противному старику, который неимоверно давно служил у нас, и мы с Дорис влились в живописную толчею главного зала.

По случаю празднества из него убрали всю обстановку, кроме небольших диванчиков вдоль стен, против дверей. Искрились массивные люстры, на стенах висели барельефы всяческих знаменитостей, а в дальнем углу возвышался привычный оркестр, игравший на всех благотворительных вечерах, устраиваемых моими родителями. (Это уменьшало налоги и было вполне по-деловому, верно же?) Повсюду шумела пестрая толпа гостей, наряженных всевозможными типажами: от Пирата Джона Сильвера до Последнего Летнего Лепестка; кролик танцевал с лисой, почтальон болтал с почтовым ящиком.