Неугомонный - Манкелль Хеннинг (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
— Ты чувствуешь, что жизнь идет к концу?
— Иногда.
— И что тогда думаешь?
Он помедлил, потом сказал правду:
— Жалею, что Байбы уже нет. Что у нас так ничего и не получилось.
— Есть другие, — сказала Линда. — Тебе незачем оставаться одному.
Валландер встал.
— Нет. Других нет. Байбу никем не заменишь.
Они вернулись к машине, поехали дальше, в лечебницу, расположенную в нескольких километрах. Большая прямоугольная фахверковая постройка с сохранившимся старинным внутренним двором. Мона сидела на лавочке, курила, по булыжной дорожке они направились к ней.
— Она начала курить? — спросил Валландер. — Раньше-то не курила.
— Говорит, что курит ради утешения. И потом бросит.
— Когда?
— Она пробудет здесь еще месяц.
— Лечение оплачивает Ханс?
Линда не ответила, ведь и так ясно. Мона встала им навстречу. Валландер огорченно смотрел на ее землисто-бледное лицо, на темные мешки под глазами. Она показалась ему уродливой, а ведь раньше у него и мысли такой не мелькало.
— Как мило, что ты приехал, — сказала она, взяв его за руку.
— Хочу посмотреть, как ты тут, — пробормотал он в ответ.
Они сели на лавочку, Мона посередине. Валландер с радостью уехал бы прямо сейчас. Мона боролась с абстинентным синдромом и страхом, но для него это не повод быть здесь. Почему Линда хотела, чтобы он увидел Мону в таком вот состоянии? Чтобы он так или иначе признал свою вину? Но в чем? Он заметил, что взвинчивается, Линда и Мона меж тем разговаривали друг с дружкой. Потом Мона спросила, не хотят ли они увидеть ее комнату. Валландер отказался, а Линда пошла с ней в дом.
В ожидании он бродил по двору. Неожиданно в кармане зазвонил телефон. Иттерберг.
— Вы на службе? — спросил он. — Или еще в отпуске?
— В отпуске, — ответил Валландер. — Делаю вид, будто отдыхаю.
— А я сижу в кабинете. И передо мной лежит отчет наших секретных коллег из военного ведомства. Хотите знать, что они пишут?
— Вообще-то нас могут перебить.
— Думаю, мы успеем, мне надо буквально несколько минут. Отчет тонюсенький. Иными словами, б о льшая часть информации не предназначена для меня и других обычных полицейских. Цитирую: Ряд разделов помечен грифом «секретно».На самом деле такова львиная доля материалов. Нам они подбросили лишь песчинку-другую. Жемчужины, если таковые есть, оставили себе. — Иттерберг вдруг расчихался. — Аллергия, — пояснил он. — Уборщицы в управлении используют какое-то моющее средство, которое я не переношу. Впору самому убираться в кабинете.
— А что, неплохая мысль, — нетерпеливо заметил Валландер.
— Отчет гласит, цитирую: Материалы — в частности, микрофильмы и фотонегативы, а также шифрованный текст, — найденные в сумке Луизы фон Энке, содержат секретные военные сведения. Большинство из них особо щекотливого свойства и помечены грифом «секретно» как раз затем, чтобы они не попали в неподходящие руки.Конец цитаты. Иными словами, нет ни малейших сомнений.
— Что документы подлинные?
— Совершенно верно. Далее в отчете говорится, что ранее аналогичные материалы оказались у русских, поскольку методом исключения установлено, что они определенно располагали сведениями, доступа к которым им иметь не следовало. Понимаете, о чем я? Отчет написан, мягко говоря, малопонятным армейским языком.
— Обычное дело у наших засекреченных коллег. Как видно, и военная контрразведка изъясняется таким же манером. Но думаю, я понял.
— Больше в отчете почти ничего нет. Тем не менее вывод однозначен: Луиза фон Энке запускала руки в армейские банки с вареньем. Продавала разведматериал. Бог весть, как она до него добиралась.
— Остается масса вопросов, — сказал Валландер. — Что произошло на Вермдё? Почему ее убили? С кем она там встречалась? И почему этот человек или эти лица не забрали то, что было в сумке?
— Может, не знали о существовании этих документов?
— А может, у нее ничего с собой не было?
— Мы учитываем эту возможность. Что бумаги ей подбросили.
— По-моему, вполне вероятно.
— Но зачем?
— Чтобы ее заподозрили в шпионаже.
— Так ведь она вправду шпионка?
— Мы словно блуждаем в лабиринте, — сказал Валландер. — Я не нахожу выхода. Надо обдумать ваш рассказ. Какое место вы сейчас отводите этому убийству?
— Очень важное. Ходит слух, что о нем пойдет речь в одной из телепередач, посвященных текущим расследованиям преступлений. Начальство всегда нервничает при виде СМИ с микрофонами.
— Пошлите их ко мне. Я не боюсь.
— А кто боится? Я только опасаюсь проявить невежливость, если они примутся задавать совсем уж идиотские вопросы.
Валландер сел на лавочку, задумался, перебирая в памяти услышанное от Иттерберга. Пытался отыскать слабые звенья, но безуспешно. Да и сосредоточиться трудно.
Глаза у Моны были красные, когда они с Линдой вернулись. Валландер понял, что она плакала. Ему не хотелось знать, о чем они говорили. Но он вдруг ощутил сочувствие к Моне. Ведь и ей мог бы задать вопрос: как сложилась твоя жизнь? Вот она стоит седая, сокрушенная, дрожащая перед силами, которые ей очень трудно превозмочь.
— Мне пора на процедуры, — сказала она. — Спасибо, что заехали. Тяжко мне приходится.
— А в чем заключается лечение? — спросил Валландер в храброй попытке проявить интерес.
— Сейчас меня ждет беседа с врачом. Его зовут Турстен Рус е н. У него самого были проблемы с алкоголем. Мне надо спешить.
Они попрощались во дворе. Линда и Валландер ехали домой в молчании. Он думал, что ей все это причинило больше боли, чем ему. Ее связь с матерью только крепла с тех пор, как она вышла из трудного подросткового возраста.
— Я рада, что ты поехал со мной, — сказала Линда, когда он выходил из машины.
— Ты же не оставила мне выбора, — ответил он. — Но, разумеется, важно, что я увидел, как она и через что ей приходится пройти. Спрашивается только, сумеет ли она справиться.
— Не знаю. Надеюсь.
— Да. В итоге остается только надеяться.
Он просунул руку в открытое боковое окно, быстро погладил дочь по голове. Она развернула машину и выехала со двора. Валландер смотрел вслед, пока машина не пропала из виду.
На душе было тоскливо. Он выпустил Юсси, некоторое время сидел, почесывая ему за ушами, потом наконец встал, отпер дверь. И сразу же заметил, что в доме кто-то побывал. Его предосторожности оказались небезрезультатны. Один из его мелких маячков изменил положение. На окне рядом с входной дверью кто-то сдвинул небольшой подсвечник, который он поместил прямо напротив ручки двустворчатого окна. Сейчас подсвечник стоял дальше от края подоконника и левее ручки. Валландер настороженно замер. Может, он ошибается? Нет, он совершенно уверен. Присмотревшись, он обнаружил, что окно открывали снаружи каким-то узким острым предметом, вероятно инструментом наподобие тех, какими автоугонщики отжимают замки на дверцах машин.
Он осторожно поднял деревянный подсвечник в медной оправе, осмотрел его. Осторожно поставил на место, потом медленно обошел дом. Никаких других следов визитера или визитеров не нашел. Осторожные ребята, подумал он, осторожные и ловкие. Подсвечник — случайный недосмотр.
Сел за кухонный стол, глядя на подсвечник. По всей видимости, есть лишь одно объяснение, почему неизвестные лица влезли в его дом.
Кто-то уверен, что он, сам о том не подозревая, располагает некими сведениями. Возможно, эти сведения связаны с записями или даже предметами, находящимися у него.
Он неподвижно сидел на стуле. Я подбираюсь к разгадке, думал он. Или кто-то подбирается ко мне.
38
Наутро он проснулся от сновидений, которых не мог вспомнить. Может, во сне опять мчались лошади, может, на сей раз было что-то другое, кто знает. Подсвечник стоял на окне напоминанием, что кто-то шныряет совсем близко. Нагишом он вышел во двор, во-первых, чтобы отлить, во-вторых, чтобы выпустить Юсси. Над полями плыла первая осенняя дымка. Он зябко вздрогнул и поспешил в дом. Оделся, сварил кофе и сел за кухонный стол, решив сделать еще одну попытку разобраться, что, собственно, произошло с Луизой фон Энке. Знал, конечно, что найдет разве только самое предварительное объяснение. Но тщательно все взвесить необходимо, в первую очередь чтобы попробовать найти причину неотвязного ощущения, что он все время чего-то не замечает. Оттого что в доме снова побывал неведомый визитер, оно слабее не стало. Короче говоря, сдаваться он не желал.
