Террористы (Наёёмные убийцы) - Вале Пер (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗

— Я не очень разбираюсь в юридических тонкостях, — покривила она душой. — Но это дело, на мой взгляд, проиграно. Твои показания могут что-нибудь изменить?

— Вряд ли. Я даже не знаю, что ему, собственно, надо от меня.

— И остальные свидетели защиты не внушают оптимизма. Директор банка, учительница домоводства, полицейский. Хоть кто-нибудь из них был там в тот момент?

— Кристианссон был. Он вел патрульную машину.

— Такой же тупой, как второй фараон?

— Такой же.

— И непохоже, чтобы защитительная речь могла спасти положение. С таким адвокатом.

Мартин Бек улыбнулся. Мог бы знать наперед, что Рея примет это дело близко к сердцу.

— Верно, непохоже. Но ты уверена, что по справедливости должен бы выиграть защитник? Уверена, что Ребекка невиновна?

— С таким дознанием не в суд, а на помойку идти. По-настоящему это дело надо бы вернуть в полицию. Они же ничего толком не выяснили. Вот за что я ненавижу фараонов, впрочем, и за рукоприкладство и за все остальное тоже. Они передают в суд дела, по которым надо бы еще работать и работать. Потом прокурор пыжится, словно петух на мусорной куче, а суд состоит из болванов, которых посадили на это место только потому, что в политике им нет применения и ни на что другое они не годятся.

В основном она была права. Присяжных набирали на помойках политических партий, они нередко были в приятельских отношениях с обвинителем или же шли на поводу у властных судей, которые в душе их презирали. Обычно они не смели перечить юридическим авторитетам и слишком часто представляли шведское молчаливое большинство, которое стоит за законность и порядок вообще, а в частности не вдается.

Попадались прогрессивные судьи, но очень редко. Большинство защитников давно смирились с существующим положением и только сожалели, что не занялись более доходной практикой в мире бизнеса, где можно рассчитывать на крупные куши и на то, чтобы попасть в программу «События недели».

— Может, это звучит странно, — сказал Мартин Бек, — но мне сдается, что ты недооцениваешь Роксена.

По пути в зал суда Рея вдруг взяла его за руку. Это бывало не часто и только в тех случаях, когда ее что-то тревожило или она была сильно возбуждена. Рука, как и сама Рея, была крепкой и доверчивой.

Бульдозер вошел в коридор одновременно с ними, за минуту до конца перерыва.

— С ограблением банка на Васагатан разобрались, — выпалил он, запыхавшись, — но на нас свалились два новых. В одном из них угадывается рука Вернера Руса.

Заметил Квастму и подбежал к нему, даже не договорив.

— Можешь идти домой, — сказал он сержанту. — Или заступать на дежурство. Этим ты сделаешь мне личное одолжение.

К таким словам Бульдозер прибегал, когда хотел отругать человека.

— Чего? — не понял Квастму.

— Можешь заступать на дежурство, — повторил Бульдозер. — Каждый должен быть на своем посту.

— А что, здорово я пригвоздил эту бандитку, — сказал Квастму. — Недаром все детали назубок знал. Не придерешься.

— Да-да, — отозвался Бульдозер, — ты выступил блестяще.

Квастму удалился, чтобы продолжить борьбу против бандитизма.

Перерыв кончился, разбирательство возобновилось.

Рокотун пригласил своего первого свидетеля, директора банка Румфорда Бундессона, подождал, пока тот принесет присягу, и взял слово:

— Не всем дано уразуметь те принципы, или, вернее, ту беспринципность, которая составляет основу капиталистического общества. Большинство слышало о выгребных ямах, а также о таком явлении, как всеобщие выборы, когда социал-демократы и другие буржуазные и капиталистические партии, я бы сказал — так называемые партии, вымогают у народа огромные деньги, чтобы провести формально добровольное голосование за политику, которая на руку привилегированным слоям, а именно капиталистическим дельцам, партийным бюрократам и профсоюзным боссам, объединенным общими интересами — проще говоря, жаждой наживы. И чтобы люди санкционировали названную политику независимо от того, за какую из социал-буржуазных партий они проголосуют.

Бульдозер Ульссон был погружен в изучение какого-то документа, но тут он очнулся и объявил, взмахнув руками:

— Протестую, у нас судебное разбирательство, а не предвыборный митинг.

— В школе нам толковали про Иону в чреве рыбы-кита, — невозмутимо продолжал Рокотун. — Позже выяснилось, что кит никакая не рыба. А просто-напросто кит, млекопитающее. Но лично я китов не видел, разве что на картинках. И у одного клиента в тюремной камере, по телевизору конечно. Сам-то я дома телевизора не держу, он только препятствует полету мысли. Зато у меня есть дочь одних лет с… — Он заглянул в свои бумаги: — …одних лет с Ребеккой Линд, хотя сам я довольно пожилой. Кстати, одна из ее подруг состоит в родстве с каменщиком, которого зовут Лексер Оберг, но он не имеет никакого отношения к артисту Обергу, тому самому, который снял фильм про Эльвиру Мадиган, то есть он-то играл не Эльвиру Мадиган, а лейтенанта Спарре и сам же был режиссером. Он ему такой же родственник, как мастер по художественному выпиливанию Эрнст Ёнссон из Треллеборга родственник артиста Эдварда Перссона.

— А зачем им состоять в родстве? — спросил судья, несколько сбитый с толку.

— На это не так-то просто ответить, — сказал Рокотун.

— Разговаривать с адвокатом Роксеном — все равно, что толковать с муравейником, — сообщил Бульдозер.

И снова обратился к своим бумагам, время от времени делая заметки или всплескивая руками; он не поднял головы, даже когда председательствующий вдруг спросил:

— А какое отношение это имеет к рассматриваемому делу?

— Я бы, пожалуй, сказал, что и на этот вопрос непросто ответить, — отозвался Роксен.

После чего внезапно указал незажженной сигарой на свидетеля и инквизиторским тоном спросил:

— Вы встречали Ребекку Линд?

— Да.

— Когда?

— Примерно с месяц назад. Эта молодая женщина приходила в главную контору банка. Кстати, она была одета так же, как сейчас, но у нее на руках был грудной ребенок, вернее, не на руках, а на каких-то ремнях.

— Вы ее приняли?

— Да, у меня как раз было несколько свободных минут, и к тому же меня интересует современная молодежь.

— Особенно ее женская половина?

— А хоть бы и так?

— Сколько вам лет, господин Бундессон?

— Пятьдесят девять.

— Зачем приходила Ребекка Линд?

— Занять денег. Она явно не разбиралась даже в простейших финансовых вопросах. Кто-то сказал ей, что банки дают деньги взаймы, вот она и пошла в ближайший крупный банк и попросила, чтобы ее принял директор.

— Что же вы ответили?

— Что банки — коммерческие предприятия, дают деньги в долг только под проценты и под надежное обеспечение. Она ответила, что у нее есть коза и три кошки.

— Зачем ей понадобились деньги?

— Чтобы поехать в Америку. Куда именно, она не знала, не знала также, что будет делать, когда приедет туда. Но у нее, по ее словам, был записан один адрес.

— О чем еще она спрашивала?

— Есть ли другие банки, не такие коммерческие, как остальные. Чтобы они принадлежали народу и простые люди могли обратиться туда за деньгами. Я сказал — больше в шутку, — что Кредитный банк формально принадлежит государству, то есть народу. Ее как будто устроил этот ответ.

Рокотун подошел вплотную к свидетелю, приставил кончик сигары к его груди и спросил:

— Вы говорили еще о чем-нибудь?

Директор Бундессон промолчал. Наконец судья напомнил ему:

— Вы принесли присягу, господин Бундессон. Но вы не обязаны отвечать на вопросы, которые уличали бы вас в преступных действиях.

— Говорили, — неохотно произнес Бундессон. — Молодые девушки симпатизируют мне, и я им симпатизирую. Я вызвался помочь ей разрешить самые неотложные проблемы.

Он оглянулся на присутствующих и зафиксировал уничтожающий взгляд Реи Нильсен и лоснящуюся плешь углубленного в свои бумаги Бульдозера Ульссона.

— И что же ответила Ребекка Линд?