Семейное дело - Незнанский Фридрих Евсеевич (серия книг TXT) 📗
Глава 34 Рюрик Елагин беседует с официанткой
Какими должны быть официантки в кафе, располагающемся на самом Арбате? Молодыми, легконогими, стремительными, неутомимыми. Они должны обладать улыбкой во все тридцать два сверкающих, не тронутых бормашиной зуба. Их должны звать коротко, уменьшительно: Оля, Таня, Света, Зоя, Вера. Согласно стандарту, постепенно перенимаемому от проникшего на российскую территорию «Макдоналдса», подразумевается, что эта не слишком интеллектуальная, зато отнимающая уйму физических сил работа — всего лишь перевалочный пункт в начале жизненного пути, пока Оля или Вера учатся в институте или техникуме, а впоследствии они получат образование, найдут что-то получше и будут заходить в кафе исключительно в качестве посетительниц.
Контингент тружениц подноса в кафе «Зеленый бор» отчасти соответствовал вышеописанному стандарту. Отчасти, но не на все сто. Исключение составляла Лидия Сергеевна Сысоева — немолодая, но подвижная, шустрая, маленького росточка, отличающаяся каким-то гипертрофированным слезливым чувством собственного достоинства, которое давно могло бы послужить поводом для увольнения. Но при этом она была неутомима и незаменима, охотно соглашалась выходить не в свою смену, если у какой-нибудь из девушек случалась сессия или любовная лихорадка, — и ее терпели.
На самом деле, если бы ее расспросить, выяснилось бы, что источник ее нервного напряжения кроется в том, что в Москве, оказывается, такая уймища народищу. Коренная москвичка, она никогда раньше не задумывалась об особом облике мегаполиса, в котором смешиваются, сталкиваются, резко находят друг на друга эмоции, характеры, судьбы; но в последнее время это стало ее тревожить… нет, скорее, забавлять, что ли? «Климакс, дорогая», — хихикали над ее рассуждениями подружки, с которыми она решалась ими поделиться. Однако внутри себя Лидия Сергеевна знала, что дело в другом: привыкнув за многолетний опыт работы относиться к людям, как к фону, как к шелесту листьев или гудению и скрежету несущегося за окном транспорта, после сорока лет она неожиданно ощутила интерес к тем, кого приводят в их кафе случайные обстоятельства. Она — что было вопиющим нарушением профессионализма, да и просто глупостью с ее стороны — прислушивалась к их разговорам, ловя отдельные реплики, иногда причудливые, иногда бессвязные, а иногда отражающие, точно капля воды — солнце, целую жизнь. Люди в жизни гораздо интереснее, чем в телевизоре или в книгах! Порой доводилось услышать такое, что Лидия Сергеевна, вспомнив позднее какую-нибудь из этих несуразностей, начинала хохотать. Никому не открывала, над чем смеется. Это было ее тайной, ее маленьким развлечением.
Но то, что довелось ей не так давно узнать, было скорее страшным, чем смешным. Они думали, что их никто не слышит, потому что они занимают крайний столик возле окна, рядом со стеной, но понятия не имели, что стена эта звукопроницаемая, фанерная. Это был разговор… разговор двоих мужчин лет сорока — после Лидия Сергеевна вышла на них взглянуть. Один запомнился сине-белой курткой, а второй — смешной растительностью на щеках: вроде бакенбарды, как у Пушкина. И зачем такое безобразие отращивать, перед кем форсить? Был бы еще двадцатилетним парнем, тогда понятно, а то ведь лысина уже пробивается, а он еще кого-то бакенбардами удивить хочет!
Лидия Сергеевна сначала почему-то приняла его за иностранца, но по-русски он говорил чисто. Чисто, отчетливо — благодаря этому она расслышала многое, даже то, что не совсем поняла. Того, что поняла, оказалось достаточно, чтобы задуматься: не обратиться ли в милицию? Мысль о милиции оказалась кратковременной и нестойкой. Во-первых, может, разговор на самом деле был безобидный, это Лидия Сергеевна чего-то напутала. Во-вторых, визит в милицию наверняка повлечет повальный допрос других сотрудников «Зеленого бора», и неизвестно, как к этому отнесется начальство — точнее, известно, что отнесется не очень-то хорошо. Поэтому рассудительная Сысоева пришла к единственно правильному, в ее представлении, выводу: не надо будить лихо, пока оно тихо.
Однако когда кафе «Зеленый бор» посетил сотрудник прокуратуры, она ничуть не удивилась. Удивилась менее всех остальных. И с этим обаятельным молодым человеком, которого в порыве фамильярности, прикрывающей неловкость, быстро принялась называть Рюриком («Какое необычное имя!»), проговорила едва ли не дольше всех других.
Из предложенных ей на выбор фотографий Лидия Сергеевна не поколебалась моментально выбрать нужную:
— Он тут моложе, без лысины и бакенбардов, но все равно он. Я сразу его узнала, если надо, и в жизни узнаю. Такой же вдавленный…
Рюрик Елагин подивился меткости слова, подобранного этой не слишком образованной, зато наблюдательной женщиной. Поистине, Роланд Белоусов был по-своему вальяжно красив и выглядел щеголем, но его крупный лоб и выпирающий подбородок в сочетании со слабым тонким носом и округлыми губами создавали впечатление, будто давным-давно, когда он был еще младенцем, белоусовская мамаша чересчур усердно втыкала ему соску в рот.
На основе показаний официанток Сысоевой, Бубновой и Нагатенко, а также сведений, которые стали известны следствию раньше, фантазия Рюрика заработала. Или это снова посетило его ясновидение, приступы которого по мере удаления от профессии историка становились все реже? По мере совершенствования в области охраны правосудия Рюрик не так охотно пользовался своим даром, не осмеливался ему доверять: цена ошибки, порожденной этой неконтролируемой, неясной для него деятельностью мозга, могла быть слишком велика там, где речь идет не о далеких предках, а о наших современниках.
Решено и подписано: патентованным ясновидцем следователю прокуратуры Елагину не быть! Но почему так резко, отчетливо встает перед глазами внутренность этого впервые увиденного кафе — каким было оно в тот вечер, когда Роланд Белоусов пригласил сюда на встречу своего друга, Николая Скворцова… Рюрик уже не сопротивлялся охватившей его волне, он плыл в ее невидимых струях. Ему словно показывали фильм — чудесный фильм, передающий не только цвета и звуки, но и запахи, и оттенки вкуса. А самым чудесным было то, что по отношению к фильму Рюрик выступал не только зрителем, но и исполнителем главной роли…
