Плутоний для «Иисуса» - Незнанский Фридрих Евсеевич (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
— Вот повесят тебя за яйца, тогда будешь господин! — протягивая ему конверт, весело заявил Вася.
— Чего радуешься? Думаешь, только я буду отдуваться? Иди давай!
Лисовский отправил Василия и только после этого вскрыл послание. Мало ли что там может быть написано, а ведь о контракте знают всего несколько человек, и громила Васька отнюдь не входит в число избранных и посвященных.
Письмо было от Месхиева. Оно было напечатано на электрической машинке и содержало, на первый взгляд, сухую коммерческую информацию о тоннах груза и тысячах рублей. Лисовский не один год проработал рядом с Генералом, успел изучить тайнопись, научился читать между строк. То, что сейчас прочел, обрадовало его. Месо сообщал, что внеочередной съезд воров в законе по случаю убийства Генерала состоится через неделю в Москве. В Челябинск решили не ездить, потому что там из-за этого чепе большой шухер. Лис должен быть на съезде не только потому, что ему докладывать по делу, но также и для того, чтобы провести последнее совещание по контракту. Соберется узкий круг лиц: Месо, Лис и Боря Лазкин, который специально для этого приедет из Германии.
Лисовского вполне устраивало такое положение дел. Что бы ни думал Месхиев о нем, Лисе, будет беречь как зеницу ока, пока будет длиться работа по контракту.
Он смял листок бумаги, на котором было написано послание от Месхиева, положил его в пепельницу и поджег. В этом не было особой необходимости, сожжение бумажки отдавало театральностью, но иногда Александр Андреевич любил внешние эффекты.
В дверь, предварительно постучав, вошла секретарша Людочка, девица вульгарно-красивая и очень здоровая, потому что не обременяла ум и душу думами и сомнениями. Она понимала, что должна быть печальной по поводу гибели начальства, и честно пыталась придать лицу постное и скорбное выражение, но получалось плохо.
— Сан Андреич, там какой-то парень к вам рвется.
— Что ему надо?
— Говорит, на работу хочет устроиться.
— Люда! Ты же знаешь!..
— Знаю: никого не берем, штат укомплектован. А он говорит, что вы примете, даже поспорить предлагал.
— Ну вот еще! Ладно, впусти на минуту, посмотрим, что за тип.
Тяжело ступая, Люда скрылась за дверью.
Вместо нее на пороге вырос высокий молодой мужик, одетый дорого, но безвкусно.
— Здорово! Ты, что ли, будешь Лис?
— Кому как, — осторожно произнес Лисовский, пытаясь вспомнить, лежит ли у него в столе пистолет. — Кому Лис, а кому и Александр Андреевич.
— На работу вот пришел к тебе наниматься, — будто не слыша Лисовского, сказал парень.
— Боюсь, что не смогу помочь. Нам работники не нужны.
— Э! Не надо лапшу вешать! У вас как раз вакансия освободилась!
— Это какая же?
Не иначе какой-то урка, из тех, что Фролу на зоне шестерили, подумал Лисовский, решил, что я теперь каждого из них лопатником буду оделять прямо у ворот тюрьмы!
— У тебя, Лис, место директора фирмы освободилось!
Лисовский даже ошалел от такой наглости.
— Сынок, я понимаю, может, угорел или похмелье… Давай так: я этого не слышал, ты этого не говорил. Дам тебе на литр водяры, и иди выпей за помин души Фрола Алексеевича!
Парень улыбнулся снисходительно:
— Не егози, старичок, а то в швейцары переведу! Ты, может, прикинул уже, куда Генералову долю от контракта пустишь, на какой «мерседес»? Не спеши. У Фрола Алексеевича наследничек имеется.
С этими словами парень протянул поближе к Лисовскому свою широкую, мясистую ладонь, на которой поблескивал полукруг половинки монеты достоинством один доллар США.
Такую же половинку всегда носил с собой Фрол Алексеевич Колбин по прозвищу и по сути своей Генерал…
Александр Борисович Турецкий не очень любил беседовать с женщинами. Конечно, это относилось прежде всего к разговорам, вызванным служебной необходимостью. Исключение составляли разве что добровольные свидетельницы, но они чаще всего доставались розыскникам, работающим по горячим следам. До следователя доходили чаще дамы натасканные и упорные, которым было что скрывать, которые неплохо умели это делать.
Он предполагал, что разговор с Еленой Ивановной Тузик будет непростым, но все же ожидал от него хоть совсем небольшого, даже крохотного результата.
Добраться до нее, засевшей в гулкой и пустой четырехкомнатной квартире в закрытом городе-заводе «Маяк», было непросто. Сначала потребовалось испросить разрешение на въезд, затем миновать несколько постов с вооруженными часовыми — и только после этого подняться на четвертый этаж пятиэтажного дома.
Дверь она открыла сразу, не глядя в глазок, не спрашивая кто и зачем.
— Проходите в гостиную. Сейчас будет кофе.
Квартира была подготовлена к печальной необходимости принять в свои стены покойника: все яркие, веселые вещи спрятаны, мебель, кроме самой необходимой, сдвинута и зачехлена, зеркала завешаны.
Елена Ивановна вкатила в гостиную сервировочный столик на колесиках, уставленный кофейной посудой.
— Курите, если хотите, — предложила она.
И Турецкий, благодарно кивнув, вытащил из пачки сигарету.
Она последовала его примеру.
— Вам еще не говорили, Александр…
— Борисович.
— …Борисович, что это я сломала Тузику жизнь?
Фраза прозвучала настолько двусмысленно, что Турецкий невольно посмотрел на вдову: вдруг она сказала так специально, с умышленной издевкой. Кажется, нет, в глазах прячется испуг и затаенная боль.
— Нет, Елена Ивановна, я не обсуждал ни с кем вашу личную жизнь, хотя предположение об убийстве из ревности слышал.
— Ну да, конечно! Но если так, то это не я убийца, а Лариска Колбина!
— Вы знакомы?
— Да. Имела честь…
— Вот что мне не очень понятно: директор крупного оборонного предприятия, подчиняющийся напрямую Москве, — и водил дружбу с вором…
— Я попробую объяснить. Когда вы ехали в городок, проезжали мимо уходящей в лес дороги, перекрытой шлагбаумом?
— Да.
— Так вот, там наш заповедник, место, на которое Виктор всегда смотрел с суеверным ужасом. Там располагается участок, загрязненный радиоактивными веществами, наш маленький Чернобыль. Пару лет назад произошла утечка, и, пока чесались, несколько сот гектаров леса и пашни зафонило. Авария произошла при прежнем директоре. После этого его сменил Виктор Тузик, который судорожно боялся только одного — такой же аварии. Смешной был… Ни внешне, ни внутренне не подходил для административной работы. Умный трус, так бы я его охарактеризовала. Ответственность давила его. И если он выдержал на этом посту восемь лет, так только благодаря мне. У меня на груди он выплакивал все свои страхи и обиды, я была его советником и консультантом, кухаркой и прачкой. Для этого он и держал меня дома, не пускал работать. Так я мучилась с ним до тех пор, пока не начались перестройка, новое мышление и разоружение. После этого те, которые наверху и которых боялся Виктор, потеряли интерес к заводу. В лучшем случае предлагали заняться конверсией. Ну хорошо, можно конверсировать танковый завод, но как быть нам, выпускающим начинку для атомных бомб? Никто не знает. Мы потихоньку работали, с перебоями денежки получали. Это после прежнего-то снабжения по первой категории?! Конечно, кто мог, уволились, уехали. А Тузику нельзя, его дело — завод сторожить. Когда дела на заводе пошли ни шатко ни валко, на горизонте вдруг появился Колбин. Я не знаю, кто он по жизни — вор или деловой человек, но Виктора он раскрутил быстро. Создали дочернее предприятие, «Тонус» называется. Начинали вроде с тренажеров различных. Виктор получал свою часть от прибыли. И чем больше становилась эта часть, тем смелее и бесшабашнее становился Витя. Начал попивать, а там дальше и погуливать. Пошла реакция полураспада. Если раньше он боялся всего и всех, то теперь море ему стало по колено…
