Выстрел в спину - Леонов Николай Иванович (книги онлайн полностью .TXT) 📗
– Так, не важно, – Ирина закашлялась.
– Ну а все-таки?
– Мне не хочется говорить на эту тему, – Ирина открыто взглянула на Леву, и он сказал:
– Когда вы поняли, что Павел любит вас? Он говорил об этом?
– Никогда! – быстро ответила Ирина. – Никогда, ни полслова.
«Так ли это?» – хотел спросить Лева, но не спросил. Как установить истину? Ирина производит впечатление человека открытого и честного. Нужны факты, а не впечатления. Если Ирина была с покойным в близких отношениях, то убийцей может оказаться либо Олег Перов, либо кто-то третий, пока неизвестный. Убийство из ревности на данном этапе розыска выглядит наиболее убедительно. Деньги же взяли, инсценируя ограбление, узнал-то о деньгах убийца, возможно, в последний момент. Ирина говорит, что не любила Ветрова.
– Павел любил меня, – сказала Ирина. – Я знала, удивлялась и восхищалась его любовью. Я совершенно ее не заслуживала. Павел не только не сказал ни слова, он не искал встреч со мной. Павел всегда оказывался рядом в нужный момент, умел помочь.
– То, что вы рассказываете, очень важно для меня, – после долгой паузы произнес Лева. – Чтобы найти врага Павла, мне необходимо понять его самого.
Ирина согласно кивнула, но окинула Леву таким взглядом, будто сказала: «Не дано вам, мелко плаваете!»
Лева догадался и покраснел. Когда он смущался, в нем вспыхивала красная лампочка, и Лева этой лампочкой управлять не научился, управлять – нет, а использовать – да. Он посмотрел на Ирину открыто, ничуть не скрывая своего смущения, и сказал:
– Пусть мне не дано понять Павла Ветрова до конца, но я обязан, – он выделил последнее слово, – стараться в силу своих возможностей. А вы, Ирина, обязаны мне помочь, – и повторил, растягивая гласные: – Обя-а-за-а-ны.
Несколько лет назад, в самом начале своей работы, Лева, нанося ответный удар, тем более женщине, да еще молодой и обаятельной, опускал глаза, давал человеку прийти в себя. Сейчас Лева смотрел Ирине прямо в лицо, не гипнотизировал, не угрожал взглядом, просто смотрел, как бы предлагал: сбросим маски, будем естественны.
– А то ведь нехорошо, Ирина, что вам хочется – вы рассказываете, не хочется – умалчиваете. Нехорошо, нечестно.
Лева любил и в неофициальных беседах, и при официальных допросах сводить все к сути, к конкретным понятиям: «хорошо и нехорошо», «честно и нечестно», «долг», «совесть». Он научился этому у отца. Лева запомнил не просто слова, он умел их говорить, обнажая их простую, но почему-то многими забытую суть.
Взгляд Ирины заметался, забился, словно солнечный зайчик, пущенный дрожащей рукой.
– Я вам напомню, помогу, – говорил Лева. – Павел относился к вашему мужу несколько снисходительно. Это раздражало вас, но вскоре вы поняли… – он сделал короткую паузу. – Что вы поняли, Ирина?
Леве оставался всего один шаг, последнее усилие, и он завладел бы тайной. Но именно последнего усилия и не хватило, он допустил ошибку, то ли в тоне, то ли в каком-то лишнем движении, и порвал ту невидимую нить, на которой удерживал Ирину. Она встала, отошла к плите и, не глядя на Леву, ответила:
– Вы ошиблись, Лева, неверно меня поняли.
– Возможно, – как можно беспечнее сказал он, понимая, что не ошибся, однако больше ничего от нее сегодня не добьется. Он уже собирался откланяться, подыскивал подходящие слова, мол, не хочу быть надоедливым, но нам придется еще встретиться, когда вернулись с похорон Олег Перов и Евгений Шутин.
Олег, как часто случается с бывшими спортсменами, за последние годы несколько располнел и выглядел старше своих тридцати трех лет. Шутин же, подтянутый, как всегда изящно одетый, был моложе своих сорока трех. В общем, со стороны они казались ровесниками.
С Шутиным Лева раскланялся, они утром уже говорили по телефону, с Перовым поздоровался, и рука Левы потонула в огромной ладони экс-чемпиона. «Такой не воспользуется пистолетом, шарахнет кулаком, расколет голову, как орех», – подумал Лева, потирая слипшиеся после рукопожатия пальцы.
– Помянем по русскому обычаю, – сказал Олег, натужно откашливаясь.
Шутин смотрел задумчиво, несколько растерянно. Перов, помогая жене накрывать на стол, двигался энергично, несколько нервно, говорил быстро, пытливо поглядывая на Леву, хотел узнать что-то большее, скрытое за ничего не значащими словами.
– Я почему-то считал, что сыщик всегда присутствует на похоронах, – сказал Шутин, начал разливать коньяк, но рука так дрожала, что он отдал бутылку Леве. – Ведь убийца может выдать себя, – он криво улыбнулся. – Правда, он может выдать себя и на поминках, – и вытянул над столом дрожащие руки.
– Убийца – уголовник, он не из приятелей покойного, – глядя на Шутина, спокойно лгал Лева. – Преступника не было на кладбище и не может быть на поминках, – он чувствовал, что Перов ему верит, а Шутин – нет.
– Время рассудит, – сказал Шутин и, расплескивая коньяк, молча выпил.
Сидевший рядом Перов взял Леву за плечо, повернул к себе и спросил:
– Вы его найдете?
– Куда он денется? – Лева высвободил плечо и отодвинулся. – Некуда ему деваться.
– Глупый и нахальный мальчишка, – тихо сказал Шутин и вдруг закричал: – Что же это делается? Что делается? Павел, где Павел? А? – он встал, махнул рукой, снова сел и начал ругаться.
Лева шел по аллее, по которой пять с лишним лет назад бежали со свадьбы Ирина и Олег, Шутин и Ветров.
Никто из них не имеет отношения к преступлению, думал Лева. Они любили Ветрова, безусловно любили. Шутин знал его с детства, чуть ли не с первого класса. Но Ветров добился того, о чем мечтал Шутин. Один добился, другой нет. Они соперничали всю жизнь. Моцарт и Сальери? Лева поддел ногой камешек: «Мне надо менять профессию. Хорош, хорош, нечего сказать, сидишь у людей в доме, ешь и пьешь за одним столом, смотришь им в глаза, а закрыв за собой дверь, начинаешь рассуждать: кто же из них убийца?»
Лева сел на лавочку. Людей нельзя убивать, людей и обижать-то нельзя. Однако Ветрова убили. Кто-то выстрелил ему в спину и убил. Отнял у человека жизнь в расцвете сил, творчества, пусть неразделенной, но всегда прекрасной любви. Этот кто-то может остаться безнаказанным. Не должен. И он, Гуров, обязан найти человека, который выстрелил в спину Павлу Ветрову.
– Лева, дай сигарету. Ты хоть и не куришь, но таскаешь с собой.
Лева повернулся, рядом сидел подполковник Орлов. Лева знал, что он подполковник, а проходившие по аллее люди видели полноватого мужчину лет пятидесяти, чуть курносого, на вид простоватого. Лева дал подполковнику сигареты и зажигалку. Орлов закурил, выпустил сильную струю дыма и спросил:
– Так что девица? Как она объясняет завещание?
– Я не спрашивал, – неохотно ответил Лева.
– «Я не спрашивал», – повторил Орлов, чмокнул, затягиваясь. – Почему же?
– Мы же люди, Петр Николаевич. Нельзя все наваливать на человека в один день. Сегодня хоронили. Пусть отойдут немножко, – Лева тоже закурил, выпустил дым, кашлянул.
– Люди? – Орлов вздохнул. – Ты, Лева, человек. Твой Турилин – человек. Орлов просто профессионал, – он курил, мусоля фильтр сигареты, размочаливая его крепкими, желтыми от никотина зубами, и причмокивал.
Орлов вообще любил казаться невоспитанным, грубоватым человеком, подчеркивая это и в словах, и в поступках. Леву раздражала его нарочитая мужиковатость. Однажды он видел Орлова в кабинете большого начальства. Там даже простой костюм сидел на подполковнике изящно, безукоризненно был повязан галстук под белоснежным воротничком. Объяснялся он в том кабинете четкими округлыми фразами, курил не чмокая и, уж конечно, не шмыгал поминутно носом.
– Мы обязаны относиться к людям внимательно, щадить их достоинство и чувства, – сказал Лева, понимая, что получит в ответ проповедь, основными аргументами которой будут обвинения в слюнтяйстве и псевдоинтеллигентности.
Он еще не закончил говорить, как Орлов заулыбался, ласково поглядывая на Леву маленькими прищуренными глазками. Он взглянул на Леву один раз, второй, как бы примериваясь, с какой стороны удобнее приняться за сей лакомый кусочек.
