Дело «Пестрых». Черная моль - Адамов Аркадий Григорьевич (книги онлайн полные версии txt) 📗
Итак, перед Сергеем и его сотрудниками встала нелегкая задача — получить хотя бы ненадолго обувь Горюнова или, в крайнем случае, четкий ее отпечаток. К этому решению они пришли уже на второй день после разговора Сергея с Климом и Сенькой. Поэтому Сергей прежде всего решил посоветоваться с Приваловым. Клим долго молчал, что-то обдумывая, потом сказал:
— Можно сделать так. После работы мы в душ пойдем. А раздеваемся мы в первой комнате. Вот, пока мыться будем, ваш человек пусть обувь и посмотрит. А я Горюнова задержу сколько надо.
— Значит, он, хоть рука и не в порядке, на работу выходит?
— Выходит. Не хочет почему-то бюллетень брать. Это, между прочим, тоже на него не похоже.
— Так. Запомним. А скажи, не помешают нам в душе-то? Ведь туда народу много небось сразу приходит?
— Человек пятнадцать. Да мы раньше времени никого не выпустим.
— Кто это «мы»?
— А я еще двух-трех ребят возьму. И объяснять ничего не буду. Мне так поверят. Раз надо, — значит, все.
— Кого же ты возьмешь?
— Да хоть Женьку Осокина. Хороший парень. Все доверить можно. Ну, и еще найдется. Надежных ребят у нас хватит, — Клим добродушно улыбнулся.
На том и договорились.
В тот же день Клим выполнил свое обещание. Операция прошла успешно.
Под вечер Сергею позвонили из научно-технического отдела. Старый эксперт Лев Матвеевич Юров коротко пробасил в трубку:
— Коршунов? Так вот. Следы совпали полностью. Можете брать этого типа.
Обрадованный Сергей немедленно вызвал машину и вместе с двумя сотрудниками поехал на фабрику. Но там ему сообщили, что Горюнов сегодня на работу не вышел. Дома его тоже не оказалось.
— Как вчера после работы пришел, так и ушел с мужчиной, — сказала соседка. — Конечно, выпили перед тем. — И, заметив досаду на лице Сергея, она прибавила: — Да вы не расстраивайтесь. Это с Колькой теперь случается. Не сегодня-завтра заявится.
— А с кем же он ушел вчера?
— Вот уж, право, не знаю. Никогда он раньше у Кольки не бывал. Сам такой худой-худой, с усиками. А глаза красные, как у кролика. Больной, наверно.
Но Горюнов не вернулся.
Засада в его комнате была снята на третий день. За это время к нему никто не приходил, и только раз его спрашивал по телефону девичий голос.
— Это Клавочка, — охотно пояснила соседка, вешая трубку. — Девушка его. А вот где живет или там фамилию, ей-богу, не знаю. Ни к чему было.
Обыск в комнате Горюнова ничего не дал.
Сергей позвонил по телефону Гаранину и коротко сообщил, что группа возвращается в управление.
В этот момент взгляд его остановился на висевших тут же рядом с телефоном правилах пользования газовыми колонками. Края листа были испещрены номерами телефонов, именами, фамилиями. Около одного из номеров стояло: «Клава».
Вот тут-то у Сергея и мелькнула новая мысль…
Зиновий Арсентьевич Поленов давно уже оставил работу и жил на свою скромную пенсию. Единственный сын его погиб на фронте еще в тысяча девятьсот сорок третьем году, спустя несколько лет умерла жена, и Зиновий Арсентьевич остался один. Здоровье у него было неважное, и если бы не забота многочисленных соседей по коммунальной квартире, то старику пришлось бы плохо. Навещали его и товарищи с завода, где он проработал почти полвека. Словом, жил Зиновий Арсентьевич тихо, мирно и сам давно уже примирился с такой жизнью, хотя и любил вспоминать огневые годы своей юности и свой не менее огневой в то время характер.
И можно себе представить удивление Зиновия Арсентьевича, когда его остановил на улице прилично одетый молодой человек и вежливо сказал:
— Простите, Зиновий Арсентьевич, нам требуется с вами поговорить. Вот мое удостоверение. Я из милиции. Фамилия — Лобанов.
Зиновий Арсентьевич с изумлением посмотрел поверх очков на незнакомца.
— А вы, батенька, не обознались, часом? — Он даже повеселел от этой мысли. — Я ведь не переодетый. Мне и в самом деле шестьдесят седьмой пошел. И паспорт не фальшивый, и вот усы тоже.
Он дернул себя за усы и, задиристо, по-петушиному вытянув вверх голову, посмотрел на Лобанова.
— Никак нет, Зиновий Арсентьевич, я не обознался, — весело сказал Саша. — Вы нам и нужны. Заслуженный рабочий, дважды орденоносец, персональный пенсионер, бывший боец Красной гвардии.
— Скажи, пожалуйста, — усмехнулся Зиновий Арсентьевич, — все успели разузнать! Ну, а зачем я, старый пень, вам понадобился?
— А это уж вам мой начальник объяснит. Прошу. — И Саша указал на стоявшую у тротуара «Победу».
Зиновий Арсентьевич снова усмехнулся и, кряхтя, полез в машину, придерживая рукой старенькую шапку-ушанку.
Вернулся он домой только через час, задумчивый и обеспокоенный. Про себя он все время повторял: «Высокий, черноволосый, правая рука перевязана, в кирзовых сапогах, светлой кепке и черном пальто». И еще он тайком поглядывал на маленький листок из блокнота, где был записан номер телефона. Ну и ну, впутался на старости лет. Но Клава-то, Клава!..
Зиновий Арсентьевич стал еще реже выходить из дома, но, к удивлению соседей, бодро выскакивал из комнаты, сколько бы звонков ни раздавалось в передней, хотя к нему было по-прежнему четыре: два длинных и два коротких.
Прошло несколько дней, и Зиновий Арсентьевич как будто даже свыкся с тревожной мыслью, что ему надо обязательно подстеречь приход к Клаве высокого парня с перевязанной рукой и в кирзовых сапогах. В этом случае от Зиновия Арсентьевича требовалось, собственно говоря, только одно: немедленно позвонить по указанному номеру телефона и, кто бы ни снял трубку там, в кабинете на Петровке, назвать себя и прибавить два слова: «Приезжайте проведать».
Уже по собственной инициативе Зиновий Арсентьевич стал приглядываться к Клаве. Это позволило ему заметить, что всегда веселая, общительная девушка в последнее время стала грустной, раздражительной, и ее мать жаловалась на кухне соседкам, что Клава очень переживает за одного своего знакомого, который из хорошего когда-то парня стал вдруг очень и очень плохим.
Прислушивался он и к телефонным разговорам Клавы. Это было тем более просто, что телефон находился в комнате Зиновия Арсентьевича. Он давно уже хлопотал, чтобы аппарат переставили в коридор, но пока что все жильцы невозбранно им пользовались, справедливо деля плату.
С момента посещения МУРа Зиновий Арсентьевич вдруг ощутил необычайный прилив энергии. Важное поручение целиком захватило его.
И вот на седьмой или восьмой день, под вечер, когда Клава вернулась с работы, в передней раздались три длинных звонка — к ней!
Зиновий Арсентьевич в это время читал газету. Уже натренированным движением он вскочил с кушетки и выглянул в коридор. Клава в домашнем халатике с повязанной полотенцем головой выбежала из ванной и открыла дверь. И тут Зиновий Арсентьевич вдруг ощутил слабость в ногах и необычайную дрожь во всем теле: на пороге перед Клавой стоял высокий парень с перевязанной рукой, в кирзовых сапогах. Все остальные приметы тоже совпали.
Клава очень сухо пригласила гостя в комнату, а Зиновий Арсентьевич, едва успев запереть за собой дверь на крючок и английский замок, опрометью бросился к телефону. Трясущейся рукой он набрал номер, который успел уже выучить наизусть, больше всего боясь, что абонент окажется занят. Но вот раздались длинные гудки, и Зиновий Арсентьевич приготовился произнести условную фразу. Но гудки все гудели и гудели, а там, в кабинете на Петровке, никто не поднимал трубку. Это было ужасно, почти невероятно: там никого не было.
Зиновий Арсентьевич бросил трубку и выскочил в коридор, чтобы проверить, не ушел ли опасный гость. Нет, тут все было пока в порядке, за Клавиной дверью слышались голоса.
Несвойственной ему рысью Зиновий Арсентьевич вернулся в комнату и в полном отчаянии снова набрал заветный номер. В ответ длинно и равнодушно, невыносимо равнодушно загудели гудки. Никого нет!
Старик был вне себя от злости. Боже, какими страшными словами называл он своих знакомых, как клял он их на все лады! При этом он снова и снова то выскакивал в коридор, страшась даже мысли, что знакомый Клавы может вдруг уйти, то бросался к телефону и набирал ставший ему ненавистным номер. Никого!
