Большая расплата (ЛП) - Пенни Луиз (онлайн книга без .txt) 📗
— Вы же не…
— Делаю признание? Non. Я никогда не трогал тот пистолет. Я даже не знал, что он у него есть, я бы не потерпел такого, если б знал.
— Следы отпечатков Бребёфа тоже есть на пистолете. Имеете в виду, что это он? Но он бы стёр отпечатки. И вы бы стёрли. Амелия Шоке? Её отпечатки на револьвере, на футляре, и это её карта. Это она убила его?
И в наступившей тишине задал ещё один вопрос:
— Кто она?
— Этого я сказать не могу.
— Кто она? — упорствовал Бовуар. — Тут какая-то личная связь, так? Поэтому вы отменили прежнее решение и приняли ее в Академию. Поль Желина прав.
— Да, он прав. Но сначала мне нужно поговорить с мадам Гамаш.
— Неужели, она…
— Я ничего тебе больше не скажу, Жан-Ги. Я и так сказал слишком много, да и то потому, что доверяю тебе.
— Но не настолько, чтобы сказать мне правду.
— Я сказал тебе правду. Просто, я пока не могу сказать тебе больше. Поверь мне.
Гамаш поднялся и Жан-Ги вскочил следом. Они направились к двери.
— Вы знаете, кто убил Дюка? — спросил Бовуар.
— Думаю, что знаю. Но у меня нет доказательств.
— Скажите мне.
— Не могу. Но я говорю тебе, что ключ ко всему — отпечатки на револьвере.
У выхода Бовуар остановился, прижав ступней дверь, так, чтобы её невозможно было открыть.
— Заместитель комиссара Желина планирует арестовать вас по подозрению в убийстве?
— Думаю, что так.
— Но вы об этом не беспокоитесь?
— Только потому, что я не бегаю по коридорам, и не кричу, не означает, что я не беспокоюсь. Но я не паникую. У него свои планы, у меня свои.
— Не жалеете, что подключили его к расследованию? — спросил Жан-Ги. — Зачем он был вам нужен? И вы всё провернули за спиной у Изабель. Сами бы вы такого не потерпели, когда были шефом-инспектором, а с ней так поступили.
Теперь Гамаш выглядел устало. Он встретил взгляд Бовуара. Сначала Жан-Ги решил, что месье Гамаш раздумывает, довериться ли ему, но потом понял, что тут другое.
Месье Гамаш держался за взгляд Жана-Ги, как утопающий цепляется за соломинку.
Как человек, оказавшийся за бортом.
— Это была слишком хорошая возможность, чтобы ею не воспользоваться, — ответил Гамаш. — Заместитель комиссара КККП как раз посетил Монреаль. Я должен был попросить.
— Но не за спиной Лакост.
— Да. Но сомневаюсь, что он согласился бы, если бы просьба исходила от неё. Они не знакомы.
— С вами он тоже не знаком, раз подозревает вас в убийстве.
— Ты же меня тоже подозреваешь, разве нет?
— Нет, — поторопился отвтеить Бовуар, хотя оба знали, что это не так, это почти ложь. — Желина сегодня снова поедет с вами в Три Сосны?
— Да, я его снова пригласил.
— Зачем? — спросил Бовуар.
— Чтобы он не упускал меня из виду, — ответил Гамаш, потом улыбнулся. — А я бы не упускал из виду его.
— Хотите, я поеду с вами? Могу остаться.
— Нет, тебе нужно к Анни. Я с ней говорил в обед. Она кажется такой счастливой.
Арман Гамаш протянул руку своему молодому коллеге — странно формальный жест.
Бовуар ответил на рукопожатие.
— Не верь всему, о чём думаешь, — проговорил Гамаш, прежде чем отпустил руку и открыл дверь. — Пема Чодрон, буддистская монахиня.
— Конечно, — сказал Бовуар и тяжко вздохнул, когда дверь позади него закрылась. Повернувшись, чтобы уходить, он лицом к лицу столкнулся с Шанталь Марку, стоящей возле своего стола в длинном пальто. И уже надевающей вязаную шапочку на голову.
Распахнув дверь в коридор, она предложила ему покинуть помещение.
Пока они шли по коридору — он с одной стороны, она с другой, Бовуар размышлял, как много мадам Марку слышала. И была ли она секретарем Сержа ЛеДюка, до переворота и приезда коммандера Гамаша.
Глава 36
— Так это всё-таки были Стропила-для-Кровли, — сказал Жак, когда Натэниел с Амелией наконец подсели за их столик. — Кто бы мог подумать, что эта дырка в жопе когда-то там была.
— Верно, — согласилась Амелия. — Это было совсем не очевидно. Нам пришлось над этим поработать.
Она глянула на Жака, прежде чем принять от Оливье кружку горячего густого шоколада, увенчанную взбитыми сливками. — Merci.
Слегка оробевший от её вежливости, Оливье улыбнулся:
— De rien.
— И в итоге, всё, что вы нашли — пара вёдер с кленовым сиропом, — Жак протянул свою пустую кружку Оливье, тот принял её и удалился. — Отличная работа.
— С кленовым соком, — поправил его Натэниел.
Хуэйфэнь ранее наблюдала разговор между молодыми кадетами и старой поэтессой, и хотя не слышала, о чём говорилось, заметила, сколько внимания беседе уделила сумасшедшая старуха.
Уж точно, они обнаружили что-то большее, чем сок.
— Что вы нашли? — спросила она.
— Что тебе за дело? — спросила Амелия.
— Что нам за дело? — переспросила Хуэйфэнь. — Нас там, может быть, и не было, но работаем мы все вместе.
-Нет, не вместе, — сказал Натэниел. — Вы чуть не бросили меня на дороге. Сели в машину и готовы были уехать.
— Ничего подобного, — возразил Жак. — Я завёл мотор только для прогрева печки, и чтобы поторопить тебя.
— Я не просто там торчал, я искал Стропила-для-Кровли, а ты сдался, ленивое говно.
— Ты мелкий кусок дерьма! — Жак дернулся в сторону Натэниела, тот отклонился. Но Хуэйфэнь удержала Жака, взяв его за руку.
Амелия уловила едва заметный жест, и не в первый раз задалась вопросом — какую власть имеет эта миниатюрная женщина над этим крупным мужчиной. И не впервые подумала, какое влияние та оказывает на Жака.
Хуэйфэнь способна остановить его, но способна ли она побудить его к действию?
— Ты просто боишься сознаться, что был неправ, — сказала Амелия.
— Я ничего не боюсь, — зыркнул Жак на Амелию. — Сколько раз мне это доказывать?
— О, сейчас-то ты боишься, — тихо сказала Хуэйфэнь. — И раньше боялся. Как и все мы.
Дружеский смех и тепло бистро расстворились, когда четверо юных кадетов уставились друг на друга.
Потом хлопнула входная дверь, и все четверо вернулись к реальности — коммандер Гамаш и заместитель комиссара Желина вошли в бистро.
Потопали ногами, стряхнули снег с пальто, похлопали шапками о коленки. То была своеобразная квебекская джига, впитываемая с молоком матери.
Снегопад с наступлением ночи превратился в снег с дождём, и теперь стучал в окна бистро, скапливаясь сугробами на рамах переплётчатых окон.
Гамаш снял промокшее пальто, и, повесив его на вешалку у двери, огляделся, потёр руку об руку, чтобы согреться и впитать тепло от двух каминов, весело потрескивавших поленьями на противоположных концах бистро. В зале было на удивление много народа, для такой отвратительной ночи. Однако не хватало кое-кого из завсегдатаев.
Рейн-Мари, Клара, Мирна, Рут и Габри остались дома у Гамашей, возле гудящего в камине огня. Они пили красное вино и просматривали содержимое многочисленных коробок, обнаруженных ими в подвале Королевского канадского Легиона.
— Смотрите, — Клара держала фотографию. — Это мой дом, с задней стороны.
Она показала фото двух юношей в обмотках от колен до лодыжек. Униформа их была слишком тесной, а улыбки, как видела Клара, достаточно широкие.
Мальчишки стояли на деревенском лугу, а между ними — женщина фермерского вида в своём лучшем воскресном платье, неловкая, застенчивая и исполненная гордости, что по обе стороны от неё крепкие сыновья, обнимающие её за мягкие плечи.
— Посмотрите на сосны, — сказал Габри. — Они размером с этих мальчишек.
Направляясь к дому Гамашей, они как раз проходили мимо этих сосен, возвышающихся теперь над деревней. Крепких, стройных и всё еще подрастающих.
— Я думала, этим деревьям несколько сотен лет, — сказала Мирна. — Как Рут.
— Они и так там сотни лет, — сказала Рут. — Эти три сосны вроде как всегда росли на деревенском лугу.
Поэтесса говорила с такой уверенностью, что Мирна готова была поверить — Рут действительно несколько сотен лет. Укоренилась и промариновалась, как старая репа.
