Глухая стена - Манкелль Хеннинг (библиотека книг .TXT) 📗
В кафетерий вошел Ханссон. С завистью покосился на чашки с кофе. Он был не один, а в сопровождении седовласого мужчины с приветливым взглядом и множеством лычек на погонах. Капитан парома, Сунд. К удивлению Валландера, говорил он на диалекте провинции Даларна.
— Какой ужас! — воскликнул Сунд.
— Никто ничего не видел, — сообщил Ханссон. — Но ведь Ландаль каким-то образом проник в машинное отделение.
— Стало быть, свидетелей нет?
— Я поговорил с двумя машинистами, которые несли вахту во время рейса из Польши. Они ничего не заметили.
— Двери машинного отделения вы держите на замке? — спросил Валландер.
— Согласно инструкциям по технике безопасности, это недопустимо. Но на них, разумеется, есть табличка «Вход воспрещен». При появлении посторонних все, кто работает в машинном отделении, должны немедля принять меры. Понятно, иной раз какой-нибудь пассажир спьяну забредает туда. Однако мне в голову не приходило, что может случиться этакий кошмар.
— Полагаю, сейчас паром пуст, — сказал Валландер. — Машин на автомобильной палубе не осталось?
В руках у Сунда был радиотелефон, и он быстро связался с означенной палубой. В радиотелефоне затрещало, когда ему ответили.
— Все автомобили разъехались, — сказал он. — Там пусто.
— А как насчет кают? Забытых сумок случайно не обнаружено?
Сунд пошел выяснять. Ханссон сел за столик. Валландер отметил, что к сбору информации о случившемся он отнесся с необычайным тщанием.
Выйдя из Свиноуйсьце, паром, по расчетам, должен был примерно через семь часов пришвартоваться в Истаде. Валландер спросил, удалось ли машинистам приблизительно назвать время, когда тело угодило под гребные валы. Может, это случилось, еще когда паром стоял в польском порту? Или же непосредственно перед тем, как они заметили неполадки? Ханссон задавал машинистам этот вопрос. И оба ответили одинаково: тело могло оказаться там уже во время стоянки в Польше.
Больше ничего путного выяснить не удалось. Никто ничего не видел. И на Ландаля никто внимания не обратил. Пассажиров на борту было около сотни, в основном поляки, шоферы-дальнобойщики. Кроме них, делегация шведских производителей цемента, которые ездили в Польшу на конференцию по поводу инвестиций.
— Надо разузнать, был ли Ландаль один или с кем-то еще, — сказал Валландер, когда Ханссон умолк. — Это самое главное. Стало быть, без фотографии парня не обойтись. Кто-нибудь из наших отправится завтра в Польшу и обратно. Погуляет тут, покажет экипажу фотографию — вдруг кто узнает Ландаля.
— Надеюсь, ты пошлешь не меня, — сказал Ханссон. — Меня мигом укачает.
— Подыщи кого-нибудь другого, — решил Валландер. — А сам возьми с собой слесаря и скатай на Снаппханегатан. За фотографией Ландаля. Кстати, покажи ее парнишке из скобяного магазина, пусть скажет, похож он или нет.
— Ты имеешь в виду Калле Рюсса?
— Именно. Он ведь наверняка видел своего соперника.
— Паром отчаливает в шесть утра.
— С фото придется разобраться прямо сейчас, — решил комиссар.
Ханссон встал, собираясь уйти, но тут у Валландера возник другой вопрос:
— Азиата на пароме сегодня не было?
Они сверились по списку пассажиров, но азиатских имен не обнаружили.
— Тот, кто пойдет на пароме в Польшу, должен непременно задать этот вопрос. Не было ли пассажира с азиатской наружностью.
Ханссон ушел. Валландер с Мартинссоном остались. Немного погодя к ним присоединилась Сюзанна Бекселль, села рядом, бледная как полотно.
— В жизни не видела ничего подобного. Сперва девушка, сожженная током высокого напряжения. Теперь вот это.
— Можно ли полагать, что тело принадлежит молодому парню? — спросил Валландер.
— Да, можно.
— Но причину смерти ты, понятно, назвать не можешь? Как и время смерти.
— Ты же сам видел, как все выглядело. Он ведь совершенно изуродован. Одного из пожарных вырвало, и я его понимаю.
— Нюберг еще там?
— По-моему, да.
Сюзанна Бекселль ушла. Капитан Сунд пока не вернулся. У Мартинссона заурчал мобильник. Звонила Лиза Хольгерссон из Копенгагена. Мартинссон протянул телефон Валландеру, но тот отрицательно помотал головой:
— Поговори сам.
— А что говорить-то?
— Как есть, так и скажи. Вот и все.
Валландер встал, прошелся по безлюдному кафетерию. Смерть Ландаля перекрыла путь, который казался перспективным. Но больше всего ему не давала покоя мысль, что этого кошмара, вероятно, можно было избежать. Вдруг Ландаль скрылся не потому, что совершил убийство, а потому, что убийство совершил кто-то другой и он был напуган.
Комиссар ругал себя. За небрежность. Ухватился за самый очевидный мотив. Хотя надо было прикинуть разные варианты. А теперь вот Ландаля нет в живых. Возможно, это было неизбежно? Но Валландер сомневался.
Мартинссон закончил разговор. Комиссар вернулся к столику.
— Знаешь, по-моему, она слегка навеселе, — сообщил Мартинссон.
— У них там банкет, — сказал Валландер. — Но теперь она, во всяком случае, знает, чем мы заняты сегодня вечером.
В кафетерий вошел капитан Сунд:
— Как выяснилось, в одной из кают осталась сумка.
Валландер с Мартинссоном разом вскочили на ноги. Вслед за капитаном оба по извилистым коридорам добрались до каюты, где их ожидала женщина в форме пароходства. Полька. По-шведски она говорила плохо:
— Согласно списку пассажиров, каюту заказывал некто Юнассон.
Валландер и Мартинссон переглянулись:
— Кто-нибудь может описать, как он выглядел?
Капитан владел польским не хуже, чем своим родным диалектом; женщина выслушала его, потом покачала головой.
— Он занимал каюту один?
— Да.
Валландер вошел внутрь. Помещение тесное, без окон. Валландер поежился, представив себе, каково это — провести целую ветреную ночь в такой вот клетушке. На прикрепленной к стене койке стояла сумка с колесиками. Валландер взял у Мартинссона пластиковые перчатки и открыл сумку. Пусто. Следующие десять минут они тщетно обыскивали помещение.
— Пускай Нюберг тут пошарит, — сказал комиссар, когда они потеряли надежду что-нибудь найти. — А сумку надо показать таксисту, который вез Ландаля к парому. Вдруг он ее опознает.
Валландер вышел в коридор. Мартинссон договорился с капитаном, чтобы каюту не убирали. Комиссар смотрел на двери соседних кают. Возле них лежали узлы из простынь и полотенец. На дверях номера — 309 и 311.
— Постарайся выяснить, кто занимал эти каюты, — сказал он. — Вдруг они что-то слышали. Или видели, как кто-нибудь туда входил.
Мартинссон сделал запись в блокноте и продолжил беседу с полькой. Валландер частенько завидовал его хорошему английскому. Сам он, как ему казалось, говорил по-английски прескверно. Путешествуя вместе с ним, Линда вечно насмехалась над его дурным произношением. Капитан Сунд проводил Валландера вверх по лестницам.
Время близилось к полуночи.
— Может быть, позволите угостить вас грогом после такого тяжелого испытания? — спросил капитан.
— Увы, не могу, — ответил Валландер.
Из радиотелефона Сунда послышался треск. Капитан выслушал сообщение, извинился и ушел. Валландер был рад остаться один. Его мучила совесть. Мог бы Ландаль уцелеть, если б он, Валландер, рассуждал иначе? Ответа не будет. Лишь неизбывное самообвинение, от которого невозможно защититься.
Двадцать минут спустя пришел Мартинссон:
— Триста девятую каюту занимал норвежец по фамилии Ларсен. Сейчас он, по-видимому, сидит в машине, едет в Норвегию. Но у меня есть его телефон. В городе Мосс. А вот триста одиннадцатую каюту занимали истадцы. Супруги Тумандер.
— Поговори с ними завтра, — сказал Валландер. — Вдруг будет толк.
— На лестнице я встретил Нюберга, перепачканного маслом чуть не по пояс. Он осмотрит каюту, когда переоденется.
— Интересно, как далеко мы продвинемся… — вздохнул комиссар.
Вместе они покинули паром и зашагали к выходу из терминала. Там было пусто, только несколько молодых людей спали на скамейках. Билетные кассы закрыты. На стоянке, у валландеровского автомобиля, они расстались.
