Белый джаз - Эллрой Джеймс (чтение книг txt) 📗

Мне нужна информация о Джонни Дьюхеймеле, Джуниоре Стеммонсе – и обо всем, что (или кто) с этим связано. За деньги, независимо от Эда Эксли.

Д. Клайн

Запираю двери – щелк-шелк – замок, в мозгу – к телефону.

У поворота на Сансет нахожу телефонную будку. Набираю номер Отдела административных правонарушений. Два гудка. «Ригль».

– Сид, это я.

– Ты хочешь сказать – это ты и тебе что-то надо?

– Угадал.

– Так говори – но сперва позволь мне кое-что сказать – это твое дело об убийстве выжало меня как лимон.

– В смысле?

– В смысле – Ричи Херрика нигде нет. Сначала Эксли объявляет его в розыск, потом отказывается от этой идеи, а нам так и не удается найти ни одного белого мужчины, которого часто видели бы в негритянских кварталах.

– Я знаю – лучшим способом было бы позволить Томми К. найти его для нас.

– Что крайне маловероятно, если учесть, что федералы денно и нощно стерегут этих армяшек. Господи…

– Сид, запиши-ка..

– Слушаю.

– Хранилище в Норт-Эко-парке, строение 1750.

– Ну записал. И что теперь?

– Теперь возьми свой личный автомобиль и припаркуйся на автостоянке возле хранилища. Будешь записывать номера машин всех, кто будет входить внутрь. Каждые пять или шесть часов проверяй их через транспортников – и так до завтрашнего утра. Потом позвонишь мне.

Театральные стоны: «И тогда ты расскажешь, к чему все это?»

– Расскажу потом.

– Это связано с делом Херриков?

– Это все, черт подери!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Рубен Руис – поговорить, применить силу – чего бы мне это ни стоило.

Департамент по делам иммиграции и натурализации сообщил мне его адрес – Саут-Лома, 239. Совсем близко – я примчался туда и увидел на крыльце брата Рамона.

– Рубен в «Рейвин», вертит задницей в угоду города Лос-Анджелеса.

И снова – на колеса, в «Чавес Рейвин».

Теперь там – не протолкнуться – везде висят уведомления о выселении. «Парковка только для полицейских автомобилей» – там тоже не продохнуть: машины Управления шерифа, полицейские, фэбээровские.

Обрамленная холмами «главная улица» – мексиканские ребятишки кидают камни. На черно-белых авто – вмятины и царапины.

Подъездная дорога – узкая и пыльная. Я вошел, поднялся на вершину холма и стал смотреть:

Зеваки, путающиеся под ногами, люди в униформе – главная улица перегорожена. Дороги с рядами бревенчатых развалюх, холмы, сточные колодцы – везде понавешены плакаты с уведомлениями о выселении. Люди с фотоаппаратами снуют по дворам: федералы и кивающее сомбреро.

И – вот еще что: обитатели трущоб прямо-таки толпятся вокруг его обладателя.

Я спустился поближе: люди в униформе протолкнули меня через заграждения. Знакомые все лица: Шипстед, Милнер, Руис в костюме тореро.

Рубен:

Раздает деньги – мексикашки окружили его плотным кольцом.

– Dinero! [29]

– El jefe Ruis! [30]

Поток слов на испанском – ни черта не разобрать.

Милнер, обалдевший: что это?

Я протиснулся поближе, помахал – Шипстед меня заметил. Вздрогнул и покраснел – должно быть, Хенстелл уже успел проболтаться.

Он рванулся ко мне. Мы столкнулись и тут же инстинктивно спрятали руки в карманы пальто – оба.

– Gracias il jefe Ruis! [31]

Прямо возле дороги – заброшенный дворик. Он кивнул туда – я последовал за ним: в тени деревьев красовалось уведомление о выселении.

– Обоснуйте историю с пожаром, пока Нунан не отменил твоей неприкосновенности и не арестовал тебя.

Магнит для взглядов: Рубен Руис, раздающий зеленые бумажки.

– Посмотрите на меня, Клайн.

На него – огорошить его псевдоюридическим трепом. «Это были некасательные уличающие доказательства. Они не имели ни малейшего отношения к Кафесьянам либо к прочим аспектам вашего расследования или моего потенциального свидетельствования перед Большим жюри. У Нунана и так на меня всего предостаточно, и мне не хотелось бы, чтобы он получил еще порцию компрометирующей информации».

– Скажите мне, как адвокат – адвокату: как вы можете вести такую жизнь?

Мгновенно замолкаю.

– Мы пытаемся сделать так, чтобы вы вышли из всего этого живым. Лично я разрабатываю план – он будет заключаться в том, чтобы вывезти вас из города после того, как вы дадите показания, и, честно говоря, Нунан полагает, что мне не стоит так уж стараться.

– Это значит?…

– Это значит, что его я невзлюбил несколько больше, чем вас. А еще это значит, что ему ничего не стоит арестовать вас и демонстрировать всем в качестве «враждебно настроенного свидетеля», а потом отпустить и ждать, пока Джанкана, или кто там, вас не прикончит.

Мег: арестовывают – истязают – убивают – отчетливо, в цвете. «А мою сестру вы спрятать сможете?»

– Это невозможно. Последняя эскапада стоила вам остатков доверия Нунана, к тому же в вашем контракте про сестру ничего не сказано. И вообще, прецедентов, когда мафия причиняла бы вред близким свидетеля в бегах, не установлено.

МНЕ НУЖНЫ ДЕНЬГИ.

Тем временем Рубен разбрасывает наличность пачками – налево и направо.

– Мы – ваша единственная надежда на спасение. Я постараюсь все уладить с Нунаном, но вам необходимо явиться в штаб-квартиру ФБР ровно в восемь утра послезавтра, иначе мы вас разыщем, арестуем вашу сестру и начнем процедуру возбуждения уголовного дела по фактам ваших налоговых махинаций.

Гомон толпы, облака пыли. Рубен пристально наблюдает за нами.

Я помахал связкой ключей. Металл блеснул на солнце – он кивнул.

Шипстед: «Клайн…»

– Я буду там.

– Ровно в восемь.

– Я не глухой.

– Это ваш единственный…

– Чем это Руис занимается?

Он обернулся. «Искуплением вины, или как это называется. В общем, стоит ли его винить? Все это – ради какого-то бейсбольного стадиона».

Рубен подошел к нам.

– Так вы пришли к нему! А что это за ключи?

– Позвольте мне поговорить с ним наедине.

– Так это – личное?

– Да, личное.

Шипстед ушел. Проходя мимо него, Руис подмигнул ему. Рокаби Рубен: костюм тореро, ухмылка до ушей.

– Привет, лейтенант.

Я побренчал связкой ключей. «Ты первый».

– Нет. Сперва ты скажи мне, что это – просто дружеский треп двух федеральных свидетелей и что ты не любитель арестовывать мексиканских боксеров суперлегкого веса.

По склону холма медленно сползают бульдозеры – одна из хижин разлетается в щепки.

– Ключи, Рубен. Ты видел оригиналы, запомнил номера, а потом попытался заказать слесарю дубликаты – а еще на двери той самой кабинки остались следы отмычки.

– Что-то я не услышал ничего похожего на «это между двумя приятелями, ни один из которых не желает, чтобы у другого были неприятности».

Скрежет гусениц, треск досок, пыль и труха – я даже поморщился от шума. «Я не в том положении, чтобы кого-то арестовывать».

– Я так и подумал – если учесть то, что говорили федералы…

– Рубен, рассказывай. Я отчего-то уверен, что тебе этого хочется.

– Может, из чувства вины. А что рассказывать-то? Не знаю.

– Так это ты стащил меха из той кабинки?

– Ровно столько, сколько смогли унести мои добрые приятели. И их больше нет – на случай, если ты вдруг решил подарить своей сестричке-домовладелице норковое манто.

Бутоны, трава – и тут же клубы дыма.

– Значит, ты украл несколько шуб, продал их и роздал деньги своим несчастным угнетенным братьям?

– Не-а, я подарил шкурку черно-бурой лисы нашей соседке миссис Мендоса, потому что я сломал целку ее дочке, да так и не женился на ней, а уж потом продал оставшееся, потом напился и отдал деньги.

– Всего лишь?

– Ага, и эти stupidos, скорей всего, потратят их на бейсбольные билеты.