Новые центурионы - Уэмбо Джозеф (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
— Вранье, Марти, я всего лишь слегка задел твой локоть.
— Стоит накинуться на преступника хотя бы двум полицейским разом, как один из них обязательно получит по первое число, — сказал Фаррелл. — Припоминаю ночку, когда мы сцепились с тем педиком-лесорубом. — Все рассмеялись, и Фаррелл тепло посмотрел на Бонелли. — Ну и вот, значит, парень был дровосеком из Орегона. И был он не какой-нибудь жалкий сосунок, а целый сосунище. Приперся в Лос-Анджелес с тенями на глазах. В общем, пошуршал он по Лафайетт-парку и наткнулся на Бонелли, помнишь, Сэл?
— По гроб не забуду этого гада.
— Короче, в тот день мы были в парке впятером, но минут пятнадцать все никак не могли совладать с этим рвотным порошком. Меня он зашвырнул в пруд один раз, а Стива целых два. Мы выколачивали дубинками друг из друга дерьмо до тех пор, пока, благодарение Богу, Сэл не решил подержать его голову несколько минут под водой. Этого орегонского ублюдка так ни разу никому и не удалось угостить дубинкой. Да что дубинкой! Никто не изловчился хотя бы просто попасть ему кулаком в морду, зато каждый из нас ходил потом по докторам и просил, чтоб его подлатали.
— Веселенькая история приключилась потом, — сказал Бернбаум, — когда Сэл едва его не утопил. Тот заметался в паническом страхе и все такое, а потом знаете что он сделал? Завопил: «Помогите, полиция!» Представляете?
Будто ему пяти полицейских было мало.
— А он хоть понял, что вы из полиции? — спросил Гус.
— Да конечно, — сказал Фаррелл. — Заявил еще Бонелли: «На свете не сыскать такого легаша, который бы меня взять сумел». Правда, насчет пяти он ничего не говорил.
— То же самое орал однажды один тип, когда я был при полной форме, — сказал Бернбаум. — Чего только люди не говорят, когда ты тащишь их в тюрягу. Забавно!
— Отбросы, — сказал Бонелли. — Отбросы.
— Когда берешься за этих задниц, нужно мыть руки прежде еще, чем они тебя отпоносят, — сказал Хантер.
— А помнишь, Бен, как тебя облобызал такой же вот шуршунчик? — спросил Фаррелл у Бернбаума, и молодой румяный полицейский содрогнулся от отвращения.
— Заходим мы, значит, в бар, откуда жалоба поступила, мол, голубки там танцульки устроили, — сказал Хантер, — ну и садимся у стойки, и вдруг этот маленький блондинистый стиляга подлетает — нет, не подлетает, а подпархивает так вот легенько — прямо к Бену и — чмок! — точнехонько в губы ему сажает звонкий поцелуйчик, а потом как ни в чем не бывало отплывает в танце в темноту. Бен идет в уборную и мылом, самым что ни на есть туалетным, моет рот, и мы понуро оттуда уходим, даже не поработав как следует в этом притоне.
— Ну хватит, я уже вдоволь всего наслушался. Сейчас схожу оправлюсь, и примемся за работу, — сказал Бонелли, вставая, почесывая брюшко и неуклюже шагая через всю комнату к туалету.
— Что-что? Говоришь, спешишь туда, чтобы произвести на свет сержанта? — спросил Фаррелл и подмигнул Петри, который затряс головой и зашептал:
— Андерсон не оценит твой юмор.
Вернувшись, Бонелли вместе с Гусом собрал бинокли, фонарики и дубинки, которые потом на всякий пожарный случай они положат под сиденья казенной машины. Заверив Андерсона, что не забудут о встрече с ним, они подошли к автомобилю, так и не решив еще, чем заняться.
— Хочешь отправиться по жалобам или предпочитаешь поохотиться на шлюх?
— спросил Бонелли.
— Есть у нас несколько дерьмовых жалоб по статье «три-восемнадцать», — сказал Гус. — Та, что касается картежников в отеле, похоже, чего-то стоит, да только играют там по субботам.
— Ясно, тогда пошли цеплять шлюх, — сказал Бонелли.
— Будем брать или только посидим на хвосте?
— А по душе тебе их сегодня вязать?
— Не имею ничего против. Возьму-ка я свою машину, — сказал Гус.
— Бензину хватит? До следующей недели эта дешевка Андерсон ни за что не раскошелится. Можно подумать, то не городские, а его личные денежки.
— Бензин есть, — сказал Гус. — Я сделаю крюк по Вашингтон-авеню и Ла-Бреа и через четверть часа буду ждать тебя позади ресторана для автомобилистов. А подцеплю какую-нибудь проститутку, так даже раньше.
— Подцепи. Аресты нам нужны. В этом месяце улов что-то скудноват.
Гус проехал по Западному бульвару к Вашингтон-авеню и направился дальше, к Ла-Бреа. Не успел он проехать и двух кварталов, как засек парочку проституток. Он уже собирался свернуть к обочине, но вдруг узнал в одной из них Маргарет Перл, которую сам же и арестовывал три месяца назад, когда только-только пришел в полицию нравов. Она наверняка его не забыла.
Пришлось проехать мимо. Но пульс уже забился многообещающе.
Гус вспомнил, как впервые пришел сюда на службу, но как-то смутно, неотчетливо. Заново восстановить в воображении подробности тех первых вечеров и первых произведенных им арестов было непросто. Память о них была окутана пеленой страха, вот этого-то он никак и не мог понять. Почему всякий раз, стоило лишь поддаться воспоминаниям о минутах, когда его терзал сильнейший испуг, он видел их, те минуты, сквозь какой-то красный туман, он будто чувствовал этот туман физически? Откуда они — красный оттенок и красный привкус — в его воспоминаниях? Что это: кровь, огонь, нечто другое? Бывало, он пугался так крепко, так основательно, так насквозь, что проститутки шли к его машине не раздумывая и делали недвусмысленные предложения, не спросив даже, кто он и откуда. Они и вообразить себе не могли, что перед ними обыкновенный легавый. Вот он, весь секрет его крайней удачливости в качестве сотрудника, полиции нравов.
Теперь же, когда он обрел немного уверенности и больше уж так не боялся — кроме тех случаев, когда не бояться было нельзя, — приходилось вкалывать в поте лица, чтобы от кого-то услышать откровенное предложение порезвиться.
Время от времени ему даже отказывали — девицы, подозревавшие в нем полицейского. Однако ему по-прежнему удавалось подцепить раза в два больше красоток, чем кому-либо еще в отделе: все же на полицейского он смахивал меньше остальных. Бонелли сказал, что дело тут не только в его «калибре», фактически он был не ниже и не мельче того же Хантера. Дело — в его застенчивости. Стыд и срам, заявил Бонелли, позор этому миру, если в нем почти не находится места для кротости. Надо бы заселить кротостью всю несчастную землю, ну а ты, Гус, говорил Бонелли, слишком хорош для нее, чтобы легко с ней столковаться, с той самой землей.
Гус надеялся, что сегодня ему подвернется белая шлюшка. До сих пор он сумел задержать лишь нескольких белых чертовок, да и тех — в барах на Вермонт-стрит. Но подцепить белую проститутку на улице пока не удавалось; хотя здесь, в негритянской части Уилшира, и можно было встретить кое-кого из белых пройдох, их тут было совсем немного. Вообще-то в Уилширском округе работать лучше — больше разнообразия, подумал он. Из черных кварталов можно отправиться на машине к северо-западным границам округа, и вот ты уже где-нибудь на Чудесной Миле или в Ресторанном Ряду. Столько контрастных различий на небольшом пятачке в несколько квадратных километров! Он был доволен своим переводом. Лейтенант Госкин, начальник смены, почти сразу распознал в нем будущего сотрудника полиции нравов, и, как только открылась вакансия, он же его в конце концов сюда и рекомендовал. Любопытно, сколько из его однокашников по академии успели уже поработать «шпиками»? Работенка что надо. И станет еще приятнее, когда наконец исчезнет этот тошнотворный страх, страх оказаться в одиночку на улице без формы и значка, страх лишиться их охраны, а значит, и уверенности. Особо бояться чего-то еще вряд ли стоило: если ты осторожен, тебе никогда не придется выяснять с кем-либо отношения один на один. Если ты осторожен, ты всегда позаботишься о том, чтобы рядом с тобой был Бонелли, такой же могучий, как Кильвинский, и так же, как Кильвинский, умеющий разбудить в тебе утраченную было уверенность. Только вот Бонелли, конечно, не обладал интеллектом Кильвинского, но тут уж ничего не попишешь.
Гус напомнил себе, что не ответил на последнее письмо Кильвинского, и дал себе обещание, что непременно сделает это завтра. Оно его обеспокоило.
