Тот, кто знает - Маринина Александра Борисовна (читаемые книги читать .txt) 📗
– Куда ты? А обедать? – спросила Бэлла Львовна, видя, что Наташа снова собирается уходить.
– Извините, Бэллочка, я потом поем, – бросила она на ходу и помчалась в Староконюшенный переулок.
Только выскочив на улицу и пробежав метров двести, Наташа сообразила, что сегодня воскресенье и школа закрыта, так что никто не даст ей адреса Люлькиных. Что же делать? Вспомнив собственное арбатское детство, она решила все-таки дойти до школы, ведь учебный год начнется через несколько дней, большинство детей уже вернулось в Москву, но не сидеть же им дома, тем паче в такую чудесную погоду. Наверняка играют на улицах и в школьном дворе. А среди играющих вполне можно найти тех, кто знает, где живет шестиклассник Люлькин.
Надежды ее оправдались. На школьной спортплощадке пацаны гоняли мяч.
– Привет. – Наташа тронула за рукав мальчика лет двенадцати, сидящего на земле и задумчиво разглядывающего огромный кровоподтек на щиколотке.
– Здрасьте, – буркнул тот, не поднимая головы.
– Слушай, ты случайно Люлькина не знаешь?
Паренек поднял голову и прищурился:
– А вам зачем? Вы из милиции?
– Нет, я из кино. Так знаешь или нет?
– Из кино-о-о? Это клево. А зачем вам Митяй? Вы его в кино снимать будете?
– Может, и буду, если он мне подойдет. Сначала посмотреть на него надо.
– А чего на него смотреть? Вон он, в воротах стоит. Митя-я-яй!!! – заорала раненая жертва футбола. – Вали сюда, дело есть!
Подбежал потный запыхавшийся Люлькин, и уже через пару минут Наташа узнала, что живут они совсем рядом, в Большом Афанасьевском переулке, что родители еще вчера уехали «на участок» что-то копать и что Ирка Маликова совершенно точно пошла к ним, потому что не далее как час тому назад сеструха Надька выперла его из дома, сказав, что к ней придут гости и чтобы он не мешался под ногами, а когда он шел от дома к школе, то как раз Ирку и встретил и даже поговорил с ней.
Квартира, где жили Люлькины, оказалась хоть и отдельной, но находилась в полуподвальном помещении, и Наташа подумала, что до революции это наверняка была дворницкая. Она позвонила, стараясь держать себя в руках и думая только о том, как бы увести отсюда Иру без скандала, чтобы не унижать девочку.
Дверь ей открыл парень лет семнадцати с длинными сальными волосами и прыщавым лицом.
– Тебе чего? – Он выдохнул Наташе в лицо запах нечищеных прокуренных зубов и дешевого вина.
– Ира здесь? – негромко спросила она.
– Какая Ира?
– Ира Маликова.
– Это которая, черненькая или рыжая?
– Черненькая.
– А, Ирка-Копирка… Ну, здесь, а что надо?
– Почему Копирка? – удивилась Наташа.
– Так черненькая же. Как копирка. И в рифму. Позвать, что ли?
– Позови, пожалуйста.
Она твердо решила без необходимости в квартиру не входить и дурацких сцен с извлечением малолетки из дурной компании не устраивать. Лучше все сделать тихо и спокойно, чтобы не вызвать у строптивой Иринки реакции протеста.
Появилась Ира, в Наташиной замшевой куртке бежевого цвета и в ее же брюках. Глаза ее лихорадочно блестели, то ли от вина, то ли от возбуждения, то ли от поднявшейся температуры. Увидев Наташу, она отшатнулась в испуге:
– Что ты здесь делаешь? Как ты меня нашла?
– Нужно было – и нашла. Ириша, надо домой идти, – как можно миролюбивее произнесла Наташа, борясь с желанием схватить девчонку за руку и потащить за собой.
– Не хочу. Мне здесь нравится, здесь весело. Чего дома сидеть? Тоска одна. Бэлла явилась, теперь воспитывать будет по сто раз в день.
– Зайка, ты нездорова. Ты еще не поправилась настолько, чтобы гулять со своей компанией. У тебя очень плохие швы, разве ты забыла, что доктор говорил? Если ты будешь убегать из дома, не дождавшись, пока все заживет, раны так и не затянутся, а потом появятся некрасивые шрамы. Останешься уродиной на всю жизнь, ни перед одним мужчиной раздеться не сможешь, на пляж в купальнике не выйдешь. Ты этого хочешь? Пойдем, зайка, пойдем. Потерпи немножко, вот поправишься окончательно – и гуляй где захочешь. Иди скажи своим друзьям, что у тебя бабушка заболела, сердечный приступ у нее, и за тобой пришла соседка, надо помочь. Давай. – Наташа легонько подтолкнула девочку туда, откуда доносилась громкая музыка и веселые голоса подвыпившей молодежи.
Ира, как ни странно, поддалась на уговоры. По дороге домой Наташа беспечно щебетала, рассказывая о том, как ездила к детям, и какой смешной Сашка – поставил Алешу караулить ее возле пролома в заборе, и какой трогательный Алешка – собирался заплакать, узнав о смерти дедушки, но не решился делать это в одиночку, без братика. Она боялась спугнуть Иру, потому что понимала: одно неверное слово – и та сорвется и снова убежит в Большой Афанасьевский, в этот тухлый сырой подвал. И что, бежать за ней следом, хватать за руки, кричать? Чудовищно!
Войдя в квартиру, Наташа сразу сказала:
– Давай зайдем ко мне, все равно тебе переодеться нужно.
Она буквально втолкнула Иру в свою комнату и быстро заперла дверь изнутри на ключ.
– Зачем ты взяла мои вещи? – все еще спокойно спросила Наташа. – Тебе что, надеть нечего?
– Так мне же трет, Натулечка, – жалобно проблеяла Ира. – У меня же швы, сама знаешь. А твои вещи на размер больше, мне в них не больно. А ты что, рассердилась, что я твою куртку взяла? Ты же мне всегда разрешала свои вещи надевать, даже сама предлагала.
– Понятно.
Наташа помолчала, собираясь с мыслями.
– Значит, так, Ирина. Если ты не понимаешь человеческих слов и человеческого обращения, мне придется применять к тебе крайние меры. До первого сентября ты будешь сидеть дома, вот в этой комнате, под замком. Выходить будешь только на кухню и в туалет, и только тогда, когда тебе разрешат. Первого сентября пойдешь в школу, и если не дай бог ты позволишь себе хоть один глоток вина, хоть одну затяжку сигаретой, имей в виду – я тебе больше не сестра. Делай со своей жизнью что хочешь, но на мою помощь не рассчитывай.
– А ты мне и так не сестра, – дерзко ответила Ира, сердито сверкнув глазами. – Нечего тут из себя строить.
– Я тебе больше чем сестра. А ты будешь сидеть в этой комнате и думать о том, в какую историю ты попала и почему это произошло. Ты уже забыла, как ты плакала, называла себя дурой и клялась мне, честное слово давала, что будешь вести себя нормально? Забыла, да?
– Ничего я не забыла, – буркнула девочка.
– А если не забыла, так почаще вспоминай о том, что с тобой случилось, и радуйся, что по чистой случайности ты осталась жива. Если будешь продолжать шляться с пьяными компаниями, вместо того чтобы учиться, то очень скоро попадешь в очередную неприятность, только в следующий раз все может закончиться гораздо хуже. И еще одно запомни: я – твоя сестра, а Бэлла Львовна – твоя бабушка. И то, что мы говорим, для тебя должно быть обязательным.
– У меня своя бабушка есть. – Ира упрямо вздернула подбородок. – И нечего мне навязывать эту… Мне такие родственники не нужны.
Наташа зажмурилась на мгновение, чтобы не дать выплеснуться охватившей ее ярости. Ах, мерзавка, Полина Михайловна, ах, старая пьяная дрянь, сумела-таки заразить девочку своим антисемитизмом.
– Если ты, – она говорила медленно и с трудом, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заорать, – если ты еще раз позволишь себе сказать что-либо подобное, я тебя убью. Запомни это.
Она так же медленно и осторожно вышла из комнаты и повернула ключ в замке. На этот раз снаружи. Все хорошо, все в порядке, она сумела не сорваться на визг и площадную брань, она удержалась от того, чтобы ударить Иру, хотя видит бог, как ей этого хотелось в последний момент. Ей удалось найти ее и привести домой без громких криков и пошлых сцен. Все хорошо, все в порядке, все хорошо, все в порядке…
Перед глазами плыли темные круги, виски сжало горячими тисками. Почти на ощупь Наташа добрела до комнаты родителей, вошла туда, открыла дверцу серванта, схватила первую попавшуюся под руку тарелку и с остервенением швырнула ее в стену. Глуховатый стук осыпавшихся на паркет осколков отрезвил ее, темные круги исчезли, раскаленные тиски разжались. Она рухнула на диван, обхватив голову руками. Боже мой, что же делать, как уберечь Иринку, как сохранить ее? Да что же это такое, в четырнадцать лет ведет себя как… И никто с ней справиться не может. Ведь на грани жизни и смерти балансировала, уже ТУДА заглянула, чудом спаслась – и никакого толку. «Марик, милый мой, дорогой Марик, как хорошо, что ты уехал и не видишь, каким уродом растет твоя девочка, твоя случайная дочь. – Наташа снова мысленно разговаривала с ним. – Ты просил меня заботиться о ней, не бросать ее, и я тебе это обещала, но разве ты мог предполагать, на какую каторгу меня обрекаешь? Ты же не мог знать, что Колю посадят, что Нина погибнет, что старая дура Полина окончательно сопьется и свихнется и что твоя дочь превратится фактически в мою дочь, потому что никто, кроме меня, о ней заботиться не станет и никому, кроме меня, она не будет нужна. Она даже твоей маме не нужна, и я не могу ее винить за это. Твоя мама все душевные силы истратила на то, чтобы пережить твой отъезд, который был для нее равен твоим похоронам, у нее больше не осталось внутреннего ресурса на то, чтобы переживать за твоего внебрачного ребенка».
