Современный швейцарский детектив - Дюрренматт Фридрих (читать книги полные TXT) 📗
Штудер умолк, обессиленный, он разволновался, рассказывая, но поднять глаза на доктора не решался.
— И вы всему поверили, вахмистр Штудер?
Штудер поднял голову, недоверчиво посмотрел врачу в глаза. Доктор Ладунер даже не подумал отвести взора. Взгляд его был полон печали.
Наконец Штудер раздраженно сказал:
— Господин доктор, уж не собираетесь ли вы учить сапожника тачать сапоги? — И добавил с упреком: — Не хотите ли вы преподнести мне урок, как отличить подлинное признание от ложного?
— Ко–нечно, нет, — сказал Ладунер невозмутимым тоном. — Рассказывайте спокойно дальше. Я после сделаю выводы…
Штудер смущенно почесал в затылке. Опять он почувствовал себя не в своей тарелке. Как угорь этот доктор Ладунер, никак его не ухватишь… Что ему там еще известно? Может, в этом анализе действительно что–то есть? Неужели он, вахмистр Штудер, в самом деле клюнул на ложное признание? Но рассказ Герберта Каплауна звучал так искренне… Дальше, да поможет ему бог, то, что сейчас последует, и без того рассказывать довольно трудно…
— Вы искали прикрытия, господин доктор, — произнес Штудер с упреком, — я не забыл ваш хлеб–соль и Лайбундгута, которого вы показали мне, чтобы прояснить случай с Каплауном, я также не забыл и что вы приняли меня как друга, и что госпожа доктор была со мной очень любезна и даже пела для меня… И тогда я подумал, самое лучшее будет, если Каплаун напишет сейчас свое признание и мы оба с Юцелером тут же подпишем его. Я очень следил за тем, чтобы имя ваше нигде не упоминалось. Каплауна я должен был арестовать, но я хотел привести его сначала к вам и обсудить дело с вами, как быть дальше… Боже, упаси его душу! — вздохнул Штудер из самой глубины своего сердца. — Я не хотел испортить начатое вами дело, поверьте мне, я простой человек, господин доктор, я хотел сделать то, что в моих силах, чтобы оградить вас от лишних забот…
— Штудер, Штудер! — прервал его доктор Ладунер с упреком. — Вы опять уходите в сторону! Вы только и делаете, что извиняетесь. Вы совершили нечто такое, за что вам, не дай бог, придется нести ответственность. Рассказывайте лучше, что было, как можно спокойнее и объективнее. А там посмотрим…
Штудер опять вздохнул… Еще одно небольшое усилие, и все будет позади. И тогда можно будет вырваться из когтей Матто…
— Но Эрнст, — подала вдруг голос госпожа Ладунер, — не мучай так нашего вахмистра…
— Мерси, госпожа доктор, — сказал Штудер с облегчением. И продолжал:
— Драйер все время лежал, не двигаясь, на полу, глаза его все еще были закрыты. Но я заметил, что веки подрагивают. Значит, он давно уже пришел в себя. Но я не трогал его, мне нужно было еще кое–что выяснить. Я ведь должен был докопаться до истины, господин доктор, чтобы найти правду для нас… Поэтому я спросил Каплауна: «А бумажник? Зачем вы спрятали бумажник за книгами в кабинете доктора Ладунера?» Тут Каплаун покраснел и наконец сказал, заикаясь, он ждал благодарности от вас, господин доктор, за оказанную вам услугу с его стороны… Ведь когда он узнал про расследование, затеянное директором из–за смертных случаев в «Б» — один, Герберт подумал, вам грозит страшная опасность. И тогда он столкнул директора с лестницы. Но вы не сказали ему ни слова благодарности. Тут он обозлился и решил сыграть с вами шутку: если начнется следствие и бумажник будет найден у вас, на вас падет подозрение, и тогда он, Герберт, выступит вперед и сознается в содеянном, и все увидят, сколько благородства таится в таком пропащем субъекте, как он… Примерно так он выразился. Я остался доволен его объяснением. Но хотел еще знать, зачем Гильген выкрал у меня из баула мешок с песком. И тут я узнаю, что все время находился под наблюдением, и, как бы невероятно это ни звучало, наблюдал за мной Питерлен… Он сидел, спрятавшись, на пустом чердаке над моей комнатой, решив, что это самое безопасное место для него. Он чувствовал себя там настолько уверенно, что даже осмеливался играть на аккордеоне. Потому Гильген так и перепугался, когда я спросил его у себя в комнате, кто это и где играет… В полу чердака была дырка, через нее Питерлену все было видно, что происходило у меня в комнате. Вот он и увидел, как я убирал мешок с песком и кусок серой материи в свой баул. Ночью он прокрался в отделение, а там в комнату Гильгена и все ему рассказал. К вам в квартиру он заявиться не решился. Поэтому пришлось идти Гильгену. Страх, что его уволят, был только предлогом, он хорошо знал, что с вашим приходом на пост директора ему больше бояться нечего.
Штудер помолчал немного, потом продолжил:
— Каплаун успокоился. Казалось, улетучился и его гнев на палатного Юцелера. Я подошел к Драйеру, толкнул его легонько и сказал ему, чтоб перестал притворяться. Он пойдет с нами. Тот открыл глаза. Взгляд у него был злобный. Мне действительно надо было лучше смотреть за ним. Но ведь невозможно предвидеть все сразу. Мы с Юцелером взяли обоих в середину. Рядом со мной шел Каплаун, потом швейцар, и крайним слева — Юцелер. Мы шли по улочке, и тут Юцелер сказал, если мы пойдем дорогой вдоль берега, то значительно сократим путь…
— Вы уверены, вахмистр, что предложение сделал именно Юцелер? — спросил доктор Ладунер.
Штудер удивленно взглянул на него.
— Да, господин доктор, абсолютно…
— Вот как, — только и произнес доктор Ладунер. Потом он вытащил руки из карманов халата и скрестил их на груди.
Штудер опять почувствовал неуверенность.
— Я не знаю, — сказал он, колеблясь, — известно ли вам то место, где берег обрывается довольно круто рядом с дорогой… Река там глубокая!
Ладунер молча кивнул.
— Дорога там настолько узка, что пришлось идти гуськом. Я шел первым, за мной Драйер, потом Герберт и последним Юцелер. Я время от времени посматривал назад, но Драйер шагал, опустив голову. Было темно. Слева обрывистый берег, справа поднимается вверх крутой склон горы, поросший густым кустарником. Вдруг я слышу сзади себя шум, тяжелое дыхание, топот ног. Оборачиваюсь — Каплаун и Драйер вцепились друг в друга и каждый пытается спихнуть другого в реку. Я кричу Юцелеру, чтобы он разнял их, потому что сам стою на одной ноге, на самом краю обрыва, у меня из–под ног сыплется земля, и комочки ее плюхаются в воду. А Юцелер не двигается с места. Скрестил руки, точно так же, как вы сейчас, господин доктор, и наблюдает за борьбой… Все кончилось очень быстро. Только я почувствовал твердую почву под ногами, как увидел, что Драйеру удалось высвободить правую руку, он размахнулся и ударил Каплауна кулаком в челюсть. Герберт упал спиной в воду. Не поверите, господин доктор, но в тот момент я подумал про старика директора, который так же, спиной, упал с… Мне показалось… что это… да, как… божий суд… Возможно, я успел бы подхватить Каплауна, но тогда и сам сорвался бы наверняка в воду… В такие моменты соображаешь мгновенно, господин доктор. Я не тронулся с места. Видите ли, я не умею плавать. Каплаун сразу пошел ко дну. Он даже не вскрикнул. Удар оглушил его. Мы с Юцелером схватили Драйера и отвели его в Рандлинген. Я отдал распоряжение переправить его сегодня утром в Берн.
Молчание. И тут мертвую тишину вдруг разорвал резкий телефонный звонок. Доктор Ладунер встал, снял трубку, протянул ее Штудеру.
— Вас, Штудер. Мне кажется, начальник почтового отделения на вокзале в Берне.
Штудер выслушал молча, сказал потом: «Хорошо!», положил осторожно трубку на рычаг и повернулся. Лицо его было очень бледным.
— Что случилось, Штудер? — спросил доктор Ладунер.
— При попытке к бегству Драйер угодил под грузовик. Тот переехал его… Насмерть…
Казалось, доктор Ладунер все еще вслушивается в последнее слово, хотя уже прошло достаточно времени, как оно прозвучало в комнате.
И тут вдруг вокруг его губ опять заиграла улыбка–маска; левым указательным пальцем он загнул оттопыренный большой палец на правой руке.
— Сначала директор, — сказал он, потом палец его коснулся кончика правого указательного пальца. — Вторым был Гильген… — Теперь пришел черед среднего пальца. — Третьим Герберт Каплаун… — И, наконец, безымянного. — Четвертым швейцар Драйер… Будет лучше, если вы откажетесь от дела, иначе мне не хватит пальцев на обеих руках… А может, и наоборот, все к лучшему… — Он помолчал, потрогал руками повязку на голове, поправил ее немножко и сказал в заключение: — Я мог быть пятым…
