Увязнуть в паутине (ЛП) - Марченко Владимир Борисович (читать онлайн полную книгу .txt) 📗
1
Когда, в конце концов, прокурор Теодор Шацкий выбежал из судебного здания на Лешне, он был в ярости. Давно уже не случалось такого дня, когда все шло не так, как ему бы того хотелось. Утром он поссорился с Вероникой, доведя до плача ее и, при случае, Хелю, оказавшуюся свидетельницей скандала. Самое паршивое, он даже не помнил, с чего все началось. Мало того, он был уверен, что когда они орали друг на друга, он тоже не помнил, а с чего все началось. Поднялся он довольно рано после паршиво проведенной ночи с намерением отправиться в бассейн. Чувствовал, что следует хорошенько выложиться, хоть ненадолго выбросить из головы мысли о деле Теляка. Разбудил жену поцелуем, сварил кофе, потом не мог найти свои очки для плавания, хотя был уверен, что в последний раз укладывал их в ящик с бельем. Так что он искал по всем ящикам и бурчал, а Вероника пила кофе в постели и посмеивалась, что это он просто давно не был в бассейне, и что очки высохли по причине отсутствия воды и превратились в порошок. В ответ он выпалил, что если речь о заботе о себе, то он как раз ни в чем себя обвинить не может. После чего все пошло в разгон. Кто что делает, кто чего не делает, кто, от чего и по чьей причине отказывает себе во всем, кто собой жертвует, у кого более важная работа и кто больше занимается ребенком. Последнее замечание достало Шацкого за живое, и он рявкнул, что как-то не может вспомнить такого, чтобы главной обязанностью отца было воспитание маленьких девочек, и что, к сожалению, не может всего делать за жену, о чем она, наверняка, сожалеет. И вышел. Было уже поздно, чтобы идти в бассейн, к тому же ему уже расхотелось плавать, опять же, у него не было очков, а без них глаза бы щипало от хлорированной воды. Во всем этом хорошим было только то, что во время ссоры он забыл про Теляка.
С работы он позвонил приятелю по учебе в институте. Шацкий знал, что Марек какое-то время работал какой-то пригородной прокуратуре, кажется, в Новем Двоже Мазовецким, после чего по его собственной просьбе откомандировали в следственный отдел Института национальной памяти. [113] К сожалению, мало того, что Марек был в отпуске, на озере неподалеку от Нидзицы, так еще повел себя довольно холодно и предложил Шацкому придерживаться служебных процедур.
— Извини, старик, — хотя в голосе не было слышно ни грамма сожаления, — но со времен Вильдштейна [114] все изменилось. Мы опасаемся проверять что-либо на стороне, потом могут случиться проблемы. Нам глядят на руки, даже страшно проверить что-либо в архиве. Напиши заявку, потом звякни, постараюсь, чтобы слишком долго ответа ты не ждал.
Оказалось, что «не слишком долго» это не менее недели. Шацкий холодно поблагодарил и в конце беседы предложил, чтобы Марек без всякого звонил ему, если у него будет какое-нибудь дело. Уж я тебе, курва, такое в ответ устрою, думал он, слушая традиционные заверения, что как-нибудь они встретятся на пиве и повспоминают старые добрые времена.
Еще он пытался дозвониться Олегу, но мобильник того не отвечал, а в комендатуре ему сообщили лишь то, что комиссара задержали важные семейные дела, и что он будет только после двенадцати.
И Шацкий закурил первую сегодняшнюю сигарету, хоте еще не было и девяти.
Под влиянием импульса он позвонил Монике. Та была вне себя от восторга и заверяла, что давно уже на ногах, хотя и было слышно, что Шацкий разбудил ее своим звонком. Голова Теодора была настолько занята убийством Теляка, что сам он даже и не пробовал флиртовать. Довольно официальным — как впоследствии посчитал сам — тоном он спросил у девушки, нет ли у нее каких-нибудь знакомых или журналистских контактов в ИНП. Невероятно, но таковой контакт у нее имелся. Ее бывший ухажер, еще с лицейских времен, окончил институт по специальности «история», после чего оказался среди километров полок с папками архивов безопасности. Шацкий не мог поверить в собственное счастье, пока Моника не сообщила, что парня давно уже не видела, у него как раз родился ребенок с комплексом Дауна, так что, возможно, он уже сменил работу на лучше оплачиваемую. Но обещала, что позвонит. Шацкому нужно было выходить, чтобы успеть в суд на начало процесса Глинского в половину десятого, так что пришлось ему вешать трубку.
В суде он был в четверть десятого. В десять пришла судебная секретарша и сообщила, что автозак с арестантом потерпела аварию на Модлинской, в связи с чем был объявлен перерыв до полудня. Шацкий съел яйцо в соусе «тартар», выпил кофе, выкурил вторую сигарету, прочитал газету, включая экономические новости. Скука, скука, скука, заинтересовала его лишь дискуссия о «жемчужинах» архитектуры ПНР. Архитекторы считали, что к ним следует относиться как к памятникам и охватить реставрационной опекой. Владельцы Центрального Комитета и Дворца Культуры и Науки [115] были в панике — если им придется выдирать разрешение на всякую дыру в стене, то никто у них не снимет в аренду даже однокомнатного помещеньица, так что дома превратятся в безлюдные призраки. Шацкий кисло подумал, что если бы сразу после восемьдесят девятого года Дворец Культуры снесли, не было бы никаких проблем, а в Варшаве, возможно, случился бы самый настоящий центр. Или же еще более крупный Купеческий Товарный Дом. [116] Черт его знает, в этом городе, порожденном Третьим миром, ни в чем быть уверенным было нельзя.
В полдень объявили перерыв до часу дня. Олег появился на работе, но Шацкий не желал говорить ему по телефону, к каким заключениям он пришел. Он лишь просил, чтобы не наскакивать на Рудского с компанией и продолжать копаться в прошлом Теляка, поскольку именно оно, наверняка, является ключом ко всему делу. Кузнецову не хотелось говорить о следствии, зато признался, что на работу опоздал, что у них с Натальей имеется традиция: каждый второй вторник месяца устраивать себе «веселые игры в постели до полудня».
В час дня судебное заседание почти что началось, подсудимого, в конце концов, доставили, зато не хватало пана адвоката, который «на минутку выскочил в канцелярию» и застрял в пробке, за что от всего сердца просил прощения. Женщина-судья со стоическим спокойствием объявила перерыв до четырнадцати ноль-ноль. Едва живому от бешенства Шацкому пришлось потратиться на «Ньюсвик», чтобы хоть чем-то занять себя. Он пролистал журнал и уже собирался позвонить издателю, чтобы ему вернули четыре с половиной злотых, которые он потратил на «Портрет современной польской проститутки» — внешне привлекательной, образованной, всей в работе.
В четырнадцать ноль-ноль он наконец-то зачитал обвинительный акт. Глинский в своей вине не признался. Ничего более на заседании не произошло, поскольку, как для варшавских судов, время было довольно позднее, а защитник обвиняемого выдал из себя полтонны формальных заключений, о которых Шацкий позабыл сразу же после их прочтения, но их хватило, чтобы отсрочить судебное рассмотрение на полтора месяца. Теодор поднялся и вышел, не ожидая, пока высокий суд покинет зал заседаний. Лишь с огромным трудом ему удалось не грохнуть дверью.
Когда за дворником ситроена обнаружился штраф за неоплаченную стоянку, Шацкий лишь пожал плечами. Он закурил третью сегодняшнюю сигарету и подумал, что ему глубоко плевать на собственные принципы, что он свободный человек, и что будет дымить столько, сколько ему захочется.
Сконцентрироваться на работе он не был в состоянии. Мысли приходили то об убийстве Теляка, то — гораздо чаще — о Монике. С трудом он сдерживался, чтобы не позвонить ей только лишь затем, чтобы услышать ее голос. Он запустил Гугль, чтобы найти о ней хоть какие-нибудь сведения, но нашлись только тексты в «Жепе» и старинная страница, на которой ее фамилия имелась в составе студенческого самоуправления на отделении польского языка и литературы. И никаких фотографий, к сожалению. Было бы невежливым с его стороны, если бы он попросил Монику выслать свою фотку на электронную почту? Прокурор чувствовал, что сами размышления по данной проблеме уже не совсем приличны, но сдержаться не мог. Несколько секунд стыда казались ему небольшой ценой за снимок Моники, в особенности, в том самом платье, что было на ней вчера. Эту фотографию он мог бы сделать обоями рабочего стола, в конце концов, никто не пользуется этим компьютером, кроме него; Вероника же в прокуратуру никогда не приходила.
113
Институт национальной памяти — Комиссия по расследованию преступлений против польского народа (ИНП) (польск. Instytut Pamieci Narodowej — Komisja Scigania Zbrodni przeciwko Narodowi Polskiemu (IPN)) — государственное историко-архивное учреждение, занимающееся изучением деятельности органов госбезопасности Польши в период 1944–1990 гг., а также органов безопасности Третьего Рейха и СССР с целью расследования преступлений по отношению к польским гражданам в этот период, а также осуществления люстрационных процедур. В руках политиков правого толка институт стал важным элементом, орудием для осуществления исторической политики.
114
В середине января (2005 года) польский журналист Бронислав Вильдштейн опубликовал в интернете список людей, которые могли сотрудничать со службой безопасности Польши в годы коммунистического режима. Он включает около 240 тыс. фамилий людей, дела которых находятся в Институте национальной памяти Польши (IPN), распоряжающемся архивами службы безопасности страны. В список входят штатные сотрудники, осведомители и лица, которых собирались завербовать. Публикация списка Вильдштейна вызвала большой резонанс в Польше и сильно встревожила польские спецслужбы, поскольку, по некоторым данным, наряду с именами бывших сотрудников были обнародованы имена ныне действующих агентов. 2 февраля Бронислав Вильдштейн был уволен с работы в газете Rzeczpospolita за поведение, «противоречащее журналистской этике».
115
Дворец культуры и науки (польск. Palac Kultury i Nauki, часто сокращают как PKiN) — здание в Варшаве, являющееся самым высоким зданием в Польше. Расположено в центре города на площади Парадов, 1. В наши дни дворец входит в десятку высочайших небоскрёбов Европейского Союза. Построено по образцу так называемых «сталинских высоток» в качестве подарка Советского Союза польскому народу (возведено на советские деньги советскими строителями). Сегодня небоскрёб выполняет функции офисного здания и выставочного центра, является штаб-квартирой ряда компаний и государственных учреждений. Кроме того, в нём находятся музеи, кинозалы, театры, рестораны, книжные магазины, научные институты, бассейны и выставочные пространства. Кстати, В здании Дворца культуры и науки в 1967 году выступали Rolling Stones. Это было первое выступление ведущей западной рок-группы в социалистической стране.
На 30-м этаже здания (на высоте 114 метров) имеется свободная для посещения терраса со смотровой площадкой, откуда открывается панорама города. У неё дурная слава: в 1956 году началась серия самоубийственных прыжков с неё: первым прыгнул француз, потом ещё семеро поляков. После этих инцидентов террасу огородили решеткой.
В музее выставлены уникальные коллекции произведений из стекла, а в планетарии можно просмотреть на звезды.
В 2009 году, когда Европа отмечала 20-летие падения Берлинской стены, в Польше опять забурлили разговоры о сносе высотки. Инициировал полемику глава МИД Польши Радослав Сикорский, в одном из своих выступлений заявивший, что поляки должны разрушить Дворец культуры в Варшаве так же, как немцы разрушили Берлинскую стену.
В феврале 2007 года Дворец Культуры и науки был внесён в реестр архитектурных памятников. В настоящее время здание находится в собственности мэрии Варшавы. Объектом управляет транспортная компания «Zarzad Palacu Kultury i Nauki» Sp. z o. o. (ООО «Правление Дворца Культуры и Науки»).
116
Фирма «Купеческие Товарные Дома» была учреждена в 1999 году в силу договоренности между тогдашним вице-президентом Павлом Пискорским и союзом торговцев. Участок под застройку был выделен прямо на Площади Парадов, рядом с Дворцом Культуры. Он представлял собой временный павильон из жести площадью более 10 тыс. кв. метров, где работало от 600 до 700 предпринимателей-торговцев. После длительных дискуссий павильон в 2009 году был снесен.
