Из жизни кукол - Сунд Эрик (полные книги .txt, .fb2) 📗
Еще Эмилия получила ответ из лаборатории в Линчёпинге. Ответ следовало передать бригаде полицейских, которые расследовали дела о проституции.
Когда она отъезжала от патологоанатомического института, в Сольне пошел первый снег.
Наука говорить непонятными словами
Промышленная зона Вестберги
С самого детства кошмары Новы питала одна сказка. Речь в ней шла о великанше по имени Грила. Великанша жила в пещере, была злая, уродливая с крючковатым носом, усеянным волосатыми бородавками. Из пещеры она вылезала, чтобы поискать непослушных детей себе на ужин. Поблизости всегда оказывались какие-нибудь сорванцы, которые прямо-таки ждали, чтобы их съели.
Кошмары всегда были одинаковы, и Нова просыпалась с отвратительным привкусом страха во рту.
Сейчас она чувствовала тот же привкус.
Проведя восемь дней в Вестберге, отрезанными от мира, они, чтобы убить время, стали давать друг другу маленькие задания.
Непослушные сорванцы.
Нова стащила в каком-то магазине дорогие спреи для волос, кремы и косметическое масло и теперь расставляла флаконы и баллончики рядком на столе.
Выбираться в город само по себе было рискованным предприятием. Они уже два дня как объявлены в розыск, их фотографии и имена напечатаны в газетах. Нова коротко постриглась и выкрасила волосы в черный цвет, но ее все равно можно узнать.
Несколько дней назад Мерси подцепила клиента и обработала его на автозаправке в Книвсте. Того самого мужика, который играл в видеоролике отца Новы. Мерси удалось угнать его машину, серебристо-серую BMW. За машину они получат от Цветочка тридцать тысяч, хотя он и вздрючил их за неосторожность.
Кроме как добывать деньги, заняться было особенно нечем, и они на стенку лезли от скуки. Нова рассматривала украденное. Некрасивая старинная ваза; русские шахматы, в которые они не играли. Под диваном помещались три коробочки с бокалами для шампанского из “ИКЕА”, ценой в сто семнадцать крон. Поездка на такси до Кунгенс-Курва, где Мерси их стащила, и обратно обошлась Мерси гораздо дороже.
Еще у них имелось изрядное количество сигарет и конфет, и, хотя девочки заплатили только за половину этого добра, они все равно экономили деньги.
Транжирить не стоит.
Они собираются в США.
Мерси курила, сидя в кресле. Дым утягивало в плохо заклеенное окно. Нова замоталась в одеяло.
– Тебя моя добыча не впечатлила, да?
Мерси рассмеялась и сжала ее руку.
– Ну… Тебе как будто скучно играть в кражи. Тебе и со мной скучно?
Нова подумала, а потом сказала:
– Скучно с тобой? Ты же идеальная.
И это сущая правда. Они могли говорить обо всем, могли открыться друг другу, нечего больше было стыдиться.
– Ты лучше всех. Но что ты во мне нашла? – спросила Нова.
– Ты единственный человек в мире, которого мне не хочется убить.
Пару секунд они смотрели друг на друга, потом захохотали.
Как просто стереть все серое, прогнать скуку и печаль, если ты не одна!
Чтобы скоротать время, девочки затеяли писать Луве. В конце концов, тот факт, что Нова и Мерси столько говорят друг с другом – его заслуга.
У Мерси появилась потребность выговориться.
Как будто от этого зависело все.
Она потушила сигарету и тут же закурила новую.
– Помнишь, как мы познакомились?
Нова помнила. Они познакомились в “Ведьмином котле”, утром, после завтрака.
– Твой первый день в Скутшере. Мы вышли на парковку, курили, болтали.
– Да, и ты отдала мне свою последнюю сигарету.
Нова посмотрела на пустую пачку.
– Девушка, которая отдает последнюю сигарету, – продолжила Мерси, – наверняка хорошая девушка.
Мерси задумчиво выдула несколько колечек, и они медленно поплыли к окну, в которое тянуло сквозняком. Сколько Нова ни пыталась, она так и не научилась выдувать дым колечками.
– Помнишь ту девчонку, из какой-то дыры возле Евле? Она еще думала, что в Стокгольме так же круто, как в Нью-Йорке?
– Ага. Она столько таблеток жрала, что у нее внутри прямо бренчало.
– А говорок у нее был! Нукагдила?
Нова тогда не сразу поняла, что нукагдила означало “ну, как дела?”. Просто так говорили в деревушке под Евле.
– Окнорм, – усмехнулась Мерси, и Нова поняла, что это значит “нормально”.
Нова разорвала пакет и высыпала чипсы на бумажную тарелку.
– А старая заведующая, которая была до Луве… Она всерьез думала, что я не люблю кровяную колбасу потому, что она для меня связана с каким-то ужасным переживанием. Но кровяная колбаса же просто ужасная гадость. Она видела психологию во всем, что мы говорили или делали.
– Знаешь, что папа говорил мне про психологию?
Нова помотала головой.
– Что это наука говорить непонятными словами то, что все и так знают. – Мерси повертела в руках флакон шампуня из “Оленс” и продолжила: – В первые дни в Брэкке, до того как туда привезли шведские книги и газеты, я читала только надписи на шампунях да еще свой словарь. На шампуне шведские, норвежские и датские надписи шли подряд, производители место экономили. – Она подняла флакон повыше. – Надписи на шампуньском языке.
– Такого же не бывает?
– Ребята в Брэкке так говорили.
Нова взяла горсть чипсов и налила в газировку красного вина. Если это вино смешать с кока-колой, то пить можно.
Цветочек дал понять, что им не стоит здесь задерживаться. Что им пора двигать дальше.
И все они выступают под одним псевдонимом
Квартал Крунуберг
Судмедэксперт Эмилия Свенссон курила под густым снегопадом, стоя у гаража полицейского управления в Кунгхольмене. Справа тянулись к безрадостному небу голые деревья, слева угадывался светлый фасад здания. Делая затяжки, Эмилия рассматривала сине-желтые полицейские “вольво”, и ей подумалось, что шведские полицейские машины и английский марципановый торт объединяет баттенбергская разметка. Коллега как-то рассказывал, что после долгих испытаний на борта машин экстренных служб решили наносить разметку, похожую на квадратики баттенбергского торта. Шахматный рисунок видно лучше всего.
Так полицейские машины оказались разрисованы сине-желтыми прямоугольниками.
Главное – сделать что-либо заметным, подумала Эмилия и отбросила окурок. Увидеть неожиданное в ожидаемом.
Ларс Миккельсен, занимавший в угрозыске одну из начальственных должностей, попросил ее о помощи. Он объяснил, что собирается – не сказать, чтобы общепринятым способом – установить личности нескольких человек, распространителей детской порнографии в интернете. Эмилия с готовностью согласилась: то, о чем просил Миккельсен, входило в ее компетенцию, к тому же ей хотелось понаблюдать работу уголовного розыска изнутри.
Лассе упомянул, что им поможет “серая шляпа”. В ответ Эмилии пришлось признаться, что она незнакома с этим понятием.
Возвращаясь в тепло полицейского управления, она уже знала: “серая шляпа” – это хакер. Как в классических вестернах хорошие парни носят белые шляпы, а плохие – черные, так в мире хакеров существую те, кого называют “серые шляпы”. Они занимаются всем понемногу и по обе стороны закона. И не так уж отличаются от прочих граждан, подумала Эмилия. Она поднялась на лифте туда, где ждали ее у кофейного автомата Лассе и “серая шляпа”.
Эмилия представилась мужчине, который в ответ нервно кивнул, не пожав протянутую руку.
– Себастьян Дагерман, – сказал он, не отрывая взгляда от кофемашины. – Моя мать здесь служила, руководила отделом.
Они унесли свои дымящиеся стаканчики в кабинет для совещаний, где на столе ждал ноутбук.
Миккельсен объяснил, что компьютер принадлежал бывшему служащему стокгольмской полиции, который скончался больше месяца назад.
– Ноутбук обнаружил сын того человека, – добавил Миккельсен. – Кевин Юнсон, тоже наш коллега. Нашел компьютер в отцовском доме.
Компьютер покойного полицейского оказался битком набит детской порнографией.
