Скрывая улики. Компиляция (СИ) - Картер Крис (1) (библиотека электронных книг txt, fb2) 📗
Жалкое.
Отчаянное.
Черт…
Через несколько секунд мы оба стоим в крошечном кабинете, заваленном стопками бумаг и обмусоленными собачьими игрушками. Со стен улыбаются фотографии детей с новыми питомцами на руках. Воняет мочой и заплесневелым сухим кормом.
Мужчина ставит коробку на стол, откидывает картонные створки и, с шумом втянув воздух сквозь сжатые зубы, достает из коробки растрепанный комок черной шерсти, скользкий от крови.
— О господи… Гляньте, что с ней сделали!
Мужчина проводит рукой по ее блестящей спине, и кошка поворачивает ко мне голову.
— О господи… — эхом повторяю я.
Чудо, что она до сих пор жива: в боках и спине глубокие колотые раны, правый глаз вываливается из покрытой запекшейся кровью глазницы — не глаз, а вздувшийся мешок кровеносных сосудов с дыркой в оболочке.
Кошка чихает, и на мой халат оседает облачко красного пара.
У меня холодеют руки.
— Мать твою… Уму непостижимо!
Но потрясен я не видом кошки. За последние семь лет я на всякое насмотрелся: рваные уши и сколотые зубы, сломанные хвосты и раздробленные лапы. Каждый день к нам в приют попадают животные, на которых смотреть страшно, жертвы человеческой жестокости или хозяйского недосмотра.
Нет. Меня подкосила отметина на голове у кошки — жирная белая клякса в виде звезды со скругленными лучами, доходящая до середины ушей.
Совсем как у Чарли.
И возраст примерно тот же: даже если эта кошка оправится от побоев, ей так и так скоро умирать.
Она пристально смотрит на меня единственным здоровым глазом — светло-голубым, окруженным толстой красной коростой, — и в мозг, точно осколки битого стекла, впиваются воспоминания.
— Я нашел ее рядом с парком на Гринвуд-авеню, — объясняет мужчина. — Какие-то мелкие придурки тыкали в нее палками. Вы ведь ей поможете, правда?
Я тру лоб, пытаясь привести мысли в порядок.
— Извините, сэр, но здесь просто приют. Мы не оказываем медицинскую помощь. Ее нужно отвезти в ветеринарную клинику.
Он поглаживает кошку по голове. Даже представить страшно, каково ей сейчас, и все же она подставляет ухо и начинает мурлыкать.
— И там ей помогут?
Пальцы мужчины размазывают капельки крови по белому пятну на голове у кошки, окрашивая его в бледно-розовый цвет.
— Конечно. Но без операции тут не обойтись. Придется выложить несколько сот долларов.
Он смотрит на меня так, словно я спросил, какой у его жены размер груди.
— Господи, да вы что? Я же не собираюсь оставить ее себе! Просто хотел спасти, отобрать у этих мелких уродов.
Кошка обнюхивает его раскрытую ладонь. Он закрывает глаза и делает глубокий вдох.
— Что с ней будет, когда я уйду?
Я объясняю, что если оплатить лечение некому, приют берет медицинские расходы на себя — при условии, что повреждения не слишком тяжелые, а животное достаточно молодое. В данном случае мы, скорее всего, порекомендуем усыпление.
Инъекция пентобарбитала натрия.
Быстро и безболезненно.
Со стороны, наверное, я выгляжу последним мерзавцем, но что поделаешь? Я связан по рукам и ногам. Приют и так уже переполнен, да и вообще, вряд ли кто-нибудь захочет взять престарелую кошку, тем более изувеченную.
Такова уж печальная правда: приюты существуют не для того, чтобы спасать животных.
Вовсе нет.
Приюты существуют, чтобы тешить людское самолюбие. В обмен на двадцать баксов и положительную характеристику мы ублажим любого, страдающего комплексом мессии на ранней стадии.
Сюда приходят не просто за питомцем. Людям нужна добротная душещипательная история, которую можно рассказывать друзьям и родственникам. История о том, что только у них нашлось достаточно любви и сострадания, чтобы дать бедному, обездоленному животному шанс на нормальную жизнь.
Впрочем, здесь есть одно «но»: история не должна быть чересчур добротной. Потому что чересчур добротная история, как правило, предполагает тяжкий труд или, что еще хуже, животное с отталкивающей внешностью.
Люди подыскивают себе слегка недокормленную кошку тигрового окраса, а не совершенно слепую американскую короткошерстную. Немецкую овчарку с вислым ухом, а не бордер-колли с хроническим поносом.
Каждый мечтает поиграть в спасителя, но никто не хочет забирать животных, которые действительно нуждаются в спасении.
Кошка мяукает, как будто отлично понимает, что ее ждет. Она снова глядит на меня своим светло-голубым глазом. Глазом Чарли.
— Можете вы хотя бы оказать ей первую помощь? — спрашивает мужчина. — Чтобы она не так мучилась?
Мне хочется сказать, что уже слишком поздно. Что бы я ни сделал, легче от этого станет не кошке, а только ему самому. Но, глядя, как он крепко прижимает ее к груди и осторожно почесывает белую отметину в форме звезды, я отвечаю:
— Да, конечно.
Мужчина кивает, потом резко выдыхает, отчего все его подбородки слегка подрагивают.
— В хреновом же мире мы живем, если у детей теперь такие развлечения.
— Не волнуйтесь. Когда-нибудь они об этом пожалеют, — говорю я и неожиданно для себя самого добавляю: — Даже если не хотели причинить ей вреда.
Мужчина сощуривает на меня глаза.
— По-вашему, это несчастный случай? Да эти мелкие засранцы… — Он ненадолго замолкает, а потом произносит: — Мы ведь сейчас не об этой кошке говорим?
Черт…
Я не упоминал о Чарли целых пятнадцать лет, но что-то в этой искалеченной бродяжке, настолько на нее похожей, вытягивает из меня признание. Она — священник в кошачьей шкуре, готовый выслушать мою исповедь.
— Девятый день рождения моей сестры, — начинаю я.
Джессика была избалована до ужаса и всегда требовала только самого лучшего. Наши родители с трудом сводили концы с концами, но в том году они как-то ухитрились устроить на заднем дворе настоящий парк развлечений: взяли напрокат миниатюрного пони и надувной замок и накупили штук сто огромных шаров из фольги, наполненных гелием.
Все это я объясняю, натягивая чистые резиновые перчатки.
— Отношения у нас с Джессикой были не самые дружеские, — продолжаю я. — По правде говоря, мы друг друга терпеть не могли. Сестра никогда не упускала случая посмеяться над моими очками и кривыми зубами.
Я вытаскиваю из стоящей на столе коробки ворох одноразовых салфеток и осторожно промокаю бока и спину кошки. На бумаге тут же расцветают темно-красные кляксы.
— На глазах у всех гостей Джессика распаковала целую гору подарков: игр, игрушек и одежды, которой хватило бы на два шкафа. Любая нормальная девчонка была бы на седьмом небе, но эта только скрестила на груди руки и надула губы. И вот сидит она посреди лужайки в своей короне и коротком красном платьице с таким видом, словно не получила ничего, кроме непарных носков.
Кошка снова чихает. Еще одно алое облачко опускается на пол и оседает на изжеванную тряпичную куклу, из которой торчит набивка. Кукла отправляется в помойное ведро вместе с грязными перчатками и салфетками, насквозь пропитанными кровью.
— И тут наши родители торжественно выносят из дома картонную коробку, — продолжаю я, надевая чистые перчатки.
Мама гордо объявила, что у них есть еще один подарочек для любимой доченьки. Все сгрудились вокруг Джессики. Она распахнула картонные створки коробки и завизжала от восторга.
Мужчина хмыкает:
— Дайте-ка угадаю. Кошка?
— Котенок, — отвечаю я и достаю из ящика стола аптечку первой помощи. — Не старше двух месяцев. Джессика запустила руки в коробку и вытащила оттуда крошечный комочек шерсти. Чисто черный, только на голове белая отметина.
Глаза мужчины сначала сужаются, потом широко распахиваются.
Испачканным в крови пальцем он обводит по контуру порозовевшее пятно на голове у кошки, но ничего не говорит.
— Джессика тут же окрестила кошку Чарли, потом обняла родителей и объявила, что именно о таком подарке она и мечтала. Затем сестра принялась расхаживать по двору с Чарли на руках, давая всем ее погладить.
