Мы вернемся осенью (Повести) - Кузнецов Валерий Николаевич (читать бесплатно полные книги TXT, FB2) 📗
— Но... это значит, сегодняшний рабочий день должен пропасть?
— Вам кто-нибудь запрещал работать здесь вечером?
— Нет, но...
— А ночью? Ночью кто-нибудь не пускал вас в отдел? Вы мне скажите, кто, я дам команду, чтобы вас пропускали.
Начальник уголовного розыска покраснел. Реук удовлетворенно кивнул головой:
— Полагаю вопрос исчерпанным. Вещи заактируйте, что не нужно — уничтожьте, тоже по акту. Радиодетали передайте в школу или детский клуб. И прошу вас, в дальнейшем следите за этим сами. Не надо засорять помещение и самому себе создавать трудности в работе. Договорились? Теперь по следствию...
Планерка затягивалась, Голубь мельком взглянул на часы. Наконец, присутствующие шумно стали подниматься с мест. Они остались вдвоем.
— Вот так. И раскрывальщик, и следователь, и уборщица, — вздохнул Реук. — Ну, ничего. Месяц-другой — и привыкнут сами за всем смотреть. А как на твой взгляд? — он вопросительно взглянул на приятеля. — Гожусь я в начальники? Не очень резко вел? Угрозыск на меня не обидится?
— Нормально, — успокоил его Голубь. — Начальник розыска — парень хороший. Я поговорю с ним — он поймет. Он немножко партизан, сюда пришел из старших инспекторов, больше раскрывать привык, чем быть организатором. И ребята под стать ему: работящие, веселые. С фантазией.
— В этом я уже убедился, — удрученно ответил Реук. — Они и при мне сработали одну хохму. Недавно к нам двое из высшей школы приезжали. Собирали материал для диссертации. Ну и один меня все просил достать ему семена черемши. Захотелось, видишь ли, ему дома на балконе ее разводить. Объясняю, мол, нету такого, не собирает никто ее семян. Дикая она — черемша. Не верит. Уезжать собрались — подходит ко мне и говорит: видишь, какой ты жмот? Ребята твои и то отзывчивее. И кулечек с семенами показывает этак, гордо. Я потом «уголовничков» собрал, говорю: кто сделал, допытываться не буду — все равно ведь не скажете. Но вы мне хоть объясните, чего вы ему туда насыпали? А они и сами не знают. То ли лук-порей, то ли «анютины глазки». Дескать, хотели сделать человеку приятное. А я-то чувствую, тут без коньяка не обошлось. Словом, не хотел бы я быть на месте этого мичуринца, когда у него из земли «анютины глазки» полезли. Последней веры в людей, поди, лишился.
— Ну, они не только хохмить умеют, — улыбнулся Голубь. — Во всем городе у тебя самый слаженный уголовный розыск. Ты посмотри, как у вас раскрываемость идет. За редким исключением очень стабильно из месяца в месяц. При любой обстановке.
— А мартовские кражи — темные, — вздохнул Реук. — Очень тревожные кражи и при всем том — ни одной зацепки. Чердачники. Белье воровали. Похоже — там ведь тоже через крышу работали.
— Что ж на селекторе не сказал?
— Ишь ты, — усмехнулся Реук. — Нет, брат, я сперва сам проверю. В колокола стукнуть никогда не поздно. Да при том я бога молю, чтобы мне их на селекторе не напомнили — эти кражи. У нас знаешь как? Попадешь на язык — все! Неделю будут башку отвинчивать. Сперва в одну сторону, потом в другую.
В дверь постучали, и на пороге появился дед с узелком в руках.
— Вам кого? — нахмурился Реук.
— Начальника... Дежурный отправил. Внук тут у меня сидит... За хулиганку. Передачу хотел... — дед топтался, теребя узелок.
— Понятно, дедушка, — Реук поиграл желваками. — Вы посидите в приемной.
Он взял трубку, когда дед вышел, заговорил:
— Вы... кто? Не понял, повторите. Так, правильно: дежурный помощника начальника милиции. А почему старика гоняете по пустякам? Что «не могу решать»? Не хотите! Телефон начальника следственного отделения знаете? Вот и соображайте с ним, можно передачу делать или нельзя. Этого еще не хватало! Такой... ерунды решить не можете.
Он положил трубку. Залез в стол, достал какие-то таблетки в разных пакетиках и, отсчитав, бросил горсть в рот. Налил воды из графина и на молчаливый вопрос Голубя показал стаканом в сторону настенных часов. Отпив глоток, пояснил:
— По часам живу. С того самого времени, как Сергеев шарахнул в меня. Помнишь? Сколько я этого добра съел... Пожиже развести — квартиру побелить можно. А толку нет: то улучшение, то обострение. Ты учти: меня волновать нельзя. Враз активизируется деятельность этой... внутренней секреции, повышается кислотность, — и начинается обострение.
— Врешь ты все, — буркнул Голубь. Ему было жалко смотреть, как бодрится Реук, прижимая ладонь к больному месту. — Печет?
— Печет, — признался Реук.
— Что ж гробишь себя на этой работе?
— А ты знаешь работу, которая от язвы излечивает?
— У тебя язва?
— Пока нет. Обещают.
Дверь приоткрылась, заглянул дежурный:
— Разрешите?
— Что, опять передачу принесли? — осведомился Реук.
— С передачей разобрались, — улыбнулся дежурный. — Тут задержанный...
— Ну и ведите его в уголовный розыск.
— Начальник на происшествие выехал, а задержанный странный какой-то. У него в авоське... это...
— Яснее говорите. Что в авоське?
— Череп.
— Что-о?
Реук недоуменно посмотрел на Голубя.
— Муляж?
— Да, вроде, настоящий.
— Кто задержанный?
— Студент.
— Медик, наверное. Спер где-нибудь? У себя в институте?
— Да нет. Парень какой-то... крученый. Путается. И нетрезвый, точнее, с похмелья.
— Ну-ка, заводи его!
Дежурный приоткрыл дверь пошире, и в кабинете появился Женька. Он стоял с несчастным видом, держа в руке, на некотором расстоянии от себя сетку, сквозь которую на присутствующих глядел равнодушно Федькин «знакомец».
— Где его задержали?
— Возле рынка. На автобусную остановку шел, — сообщил дежурный.
— Так это? — спросил Реук у Женьки. Тот подавленно мотнул головой:
— Да. Я шел на автобус.
— Вы что — хотели вызвать массовые беспорядки? — поинтересовался Реук, — с этой штукой — да в автобус! Это вам что — арбуз, картошка? Откуда череп?
— Д-дали... то есть... Подарили.
— Вы много выпили? Перед тем, как принять подарок?
— Не очень... Три бутылки вина на двоих.
— У приятеля пили?
— У... него.
— Обмывали находку?
У Женьки округлились глаза.
— Откуда вы знаете?
Реук сел, показал рукой Женьке на стул:
— Рассказывайте.
— Все? — покорно спросил Женька.
— До тютельки! — Реук категорически пристукнул по столу костяшками пальцев.
— Хорошо.
Женька сел и, осторожно разместив авоську у себя на коленях, жалобно попросил:
— Только можно я не буду называть своего товарища?
— Пока можно, — разрешил Реук.
И Женька стал рассказывать. Когда он закончил, Голубь подошел к нему, взяв авоську, принялся рассматривать череп.
— Стенку, где обнаружили останки, не забетонировали? Не заложили? — спросил Реук.
— Не успели еще.
— Хорошо. Идите с дежурным. Получите бумаги, напишите все, что сейчас рассказали. Потом поедете, покажете место. Ясно?
— А как же?..
— Что?
— Да насчет товарища... Мне бы не хотелось, чтобы он фигурировал.
— Послушайте, уважаемый, — Реук подошел к нему. — Все, что вы рассказали, правдоподобно, хотя и не совсем обычно. И коль скоро вы в своем повествовании ссылаетесь на конкретных лиц, они, должно быть, подтвердят сказанное вами, верно? А иначе как я должен верить вам? Пьяному. С человеческим черепом в авоське.
— Да, но...
— Они нужны только для этого. Ясно?
Когда дежурный увел Женьку, Реук прошелся по кабинету.
— Ты обратил внимание, как расколот череп? — спросил Голубь. — Там не только дыра — там даже трещины с обеих сторон. Видимо, кость испытала мгновенную деформацию на узком, длинном участке. Там, где пришлась основная сила удара, кусок кости сломался. Сила удара на других участках оказалась слабее — образовались трещины.
Реук устало взглянул на него.
— Какая деформация? Какие трещины? Ты что — не видел черепа? Он же, как минимум, двадцать лет в земле пролежал! И ты думаешь, я сниму людей с кражи, с других дел и отправлю их в пятидесятые годы? Не жирно ли будет? Кого устанавливать? Убийц? Убийц КОГО? Вот этого — в авоське? Виктор, ты же взрослый человек. Это бесперспективное дело. У меня вон неопознанный труп с автодорожного. Не с пятидесятых годов — с апреля. Установить личность не можем. А ведь с криминальной травмой, не хухры-мухры. А тут... средневековье какое-то.
