Крайние меры - Макеев Алексей Викторович (электронные книги бесплатно .txt) 📗
– Потому, что мне не только страшно, мне стыдно! – не выдержав напряжения, почти выкрикнула Татьяна, начав, согласно классическим правилам женской логики, с ответа на последний из вопросов. В глазах женщины блеснули слезы. – Ведь я, возможно, косвенно виновата в гибели Леонида, получается, что я предала его, но, клянусь вам, я не хотела этого!
Из дальнейшего рассказа Татьяны, крайне путанного и сбивчивого, удалось вычленить весьма любопытные моменты.
На проблематику, связанную с АОЗТ «Самострой-сервис», Леонид Рашевский вышел случайно, около полугода назад, когда с азартом работал над своими антирекламными материалами. Сергей Аркадьевич Хруцкий тоже, как позже выяснилось, себе на голову, давал рекламу в редакцию "Молодой Москвы". Когда чуткий нос Рашевского унюхал запах жареного, он с Татьяной своими планами поделился. Она отговаривала его, но безуспешно. Еще более полутора месяцев тому назад Леонид встретился с объектом своего, по словам Дубравцевой, «нездорового», интереса – господином Хруцким лично. После чего охарактеризовал означенного господина в разговоре с Татьяной как "сволочь, какую поискать". И зарылся в тему еще глубже. А потом пошли сплошные чудеса.
– Я понятия не имею, – прижимая руки к груди, говорила Дубравцева, – откуда Хруцкий узнал о нашей с Леонидом связи!
"Ой, батюшки! – Гуров промолчал, с трудом сдерживая усмешку. – Это, конечно, был великий секрет… Редакционная кошка, так и та все о твоих отношениях с Рашевским знала".
В один прекрасный день Сергей Аркадьевич, появившись в редакции, как черт из табакерки, взял Татьяну Тарасовну под локоток и спустился с ней в кофейное заведение "У Бенито". Ну очень вежливо на чашечку «эспрессо» с коньяком пригласил. Как тут откажешь?
"До чего все мы стандартно мыслим, – подумал Лев, вновь промолчав. – Он на чашечку кофе, я на чашечку кофе… Но, видимо, Хруцкий умеет убеждать лучше, чем я? Он-то сотрудничества добился сразу, нет? Весомыми должны были быть аргументы".
Куда весомее!
– Хруцкий, – Дубравцева заводилась все сильнее и сильнее, у нее уже не хватало сил, чтобы сдерживаться, – он впрямую сказал, что моя жизнь и жизнь моего сына… Словом, нас с Вовчиком убьют, если я не буду информировать его о каждом шаге Леонида. И, знаете, я ему поверила. Сразу. Вы бы в его глаза посмотрели, так тоже поверили бы. Что мне было делать? Бежать к вам, в милицию?! Чтобы меня на смех подняли?! Не-ет! Я не дура, наслышана о ваших нравах. Дождешься от вас защиты, как же! Сами виноваты, что поверишь скорее бандиту, чем…
"Однако сегодня ты позвонила мне, а не бандитам, – с грустью подумал Лев. – Хоть во многом ты, увы, права. Эх, почему мы, честные сыскари, вынуждены отдуваться за всякую тварь, напялившую милицейский мундир?! Кому сказать спасибо за такую репутацию? Моя милиция – меня острижет… Что там! Знаю, кому, да только вот руки у меня коротки! И если бы только у меня".
– И вы стали информировать Хруцкого, – презрительно прищурясь, подытожил Крячко.
– Нет! – взорвалась она. – Ничего подобного! Только один раз, только раз я позвонила ему. Тогда, перед праздником, перед тем, как Леонид пропал.
Рашевский в тот день был страшно возбужден. Он сказал Татьяне, что натолкнулся на куда более серьезные вещи, чем скрытые диверсии Хруцкого против "Русского зодчего" и иже с ним. На то, чьими руками осуществляются эти преступные акции. На черную гвардию Сергея Хруцкого, вербуемую среди одуревшей молодежи, приверженцев сатанизма. Что он должен снова встретиться с Хруцким лицом к лицу. И, если он убедится, что не ошибается, ибо его человеческая и профессиональная этика требует полной определенности, то закопает мерзавца так, что тому уже ничто не поможет. Уже и колышек осиновый приготовлен.
"Бог мой! – в полном смятении подумал Лев. – Каким же наивным дурачком был убитый журналист! Это даже риском не назовешь. Это прямое самоубийство. Он шел на верную смерть и даже не догадывался об этом!"
А верная подруга, по замыслу Рашевского, становилась своего рода страховкой. Никто, кроме нее, не должен был знать о последних его догадках. Всему свое время: бомба взорвется в нужный момент, его публикация прогремит на всю Россию! Но если с ним что-то случится, то она доведет его дело до победного конца!
Выслушав этакое, трое сыщиков дружно опустили глаза – ну сил нет! "Бонни и Клайд", право слово. В лучших традициях самого реалистичного в мире американского кино. В каком заповеднике его вырастили, Леонида Рашевского? Что ж ему журавлик в небе грядущей всероссийской славы голову до прямого идиотизма вскружил? И ведь не врет Дубравцева им сейчас, не играет. Так не сыграешь, будь ты хоть трижды разгениальной актрисой, им ли не знать!
– Я пыталась, в который раз пыталась остановить его.
Дубравцева уже не могла сдержать слез, рот ее некрасиво кривился, вся она словно бы съежилась, слиняла. А за стеной продолжала наяривать разухабистая музыка.
– Но вновь – безуспешно! – Татьяна с трудом сглотнула слюну, чуть не до крови закусила губу, пытаясь справиться с волнением. – И тогда… я позвонила Хруцкому, сказала, что Леонид ищет встречи с ним. Я хотела как лучше. Чтобы Хруцкий имел в виду – я тоже в курсе дела! Я подстраховать хотела Леонида! Я…
– Ах, до чего благородно звучит! – не выдержал Гуров, кинув на Дубравцеву очень холодный, без капли сочувствия взгляд. – А других мотивов у вас не было? Ведь были! Прежде всего – испугались вы за себя, а не за Рашевского. Себя вы хотели подстраховать. Но ведь не только, а? Я примерно догадываюсь, на что вы намекнули Хруцкому в этом разговоре. Вы пытались этак мягко, совсем чуть-чуть его пошантажировать, нет? Вроде того, что только вы можете отговорить Рашевского от его безумной затеи, а потому Хруцкому выгодно иметь с вами хорошие отношения, так? Вы женщина умная и решительная. Вам показалось, что вы можете повернуть направленность ваших отношений с Хруцким на сто восемьдесят градусов, сделать уже его зависимым от вас, а не наоборот. С тем чтобы в будущем, возможно, поиметь с него какую-то выгоду. Нет, не деньгами, конечно, не столь примитивно. Но вы быстро поняли, что он – человек влиятельный и сильный. Мало ли зачем такой может пригодиться? Однако вы просчитались! И загнали в ловушку не только Рашевского, хоть Леонид, скажу честно, залез бы в нее и без вашей помощи, но и саму себя. У вас просто не хватило фантазии и опыта, чтобы представить, на что могут пойти преступники. А когда вы узнали, на что, вы перепугались и решили затаиться. Мол, ничего и ни о чем я не слышала, ничего не знаю, и вообще – я в стороне. И что из этого получилось?
Как ей было ответить на эти жалящие слова? Что возразить? Она молчала, опустив голову и редко, отрывисто всхлипывая. Пряди темно-русых волос свесились вниз, закрывая лицо женщины. Затем вдруг проговорила очень тихо, почти шепотом:
– Прошу вас, прекратите. Пожалейте меня! Мне больно и стыдно.
– Э нет! Вам придется выслушать меня до конца. Лекарства часто бывают неприятны на вкус. Вы говорите, что тогда предали Рашевского невольно. Верю, – продолжал Лев, чуть смягчив свой резкий тон. – Но вот вчера и сегодня вы снова предавали его! Пусть даже вы не лгали нам совсем уж откровенно. Всего лишь умалчивали о самом главном, сводили все к безобидному бзику Рашевского на антирекламной тематике. Почему вы сразу же, как только поняли, что Леонид вляпался в крупные неприятности, что он исчез бесследно, почему вы не связались с нами? Ведь вы же знали, на какую опасную встречу он отправился! Надо понимать, недооценивали опасность, не ожидали такого жуткого исхода, надеялись, как та беременная гимназисточка, что само как-нибудь рассосется? Допустим, хоть не верится мне в такую вашу наивность. Но когда вы узнали о кошмарном исходе событий, о смерти Рашевского, что же вы и тогда сначала Станиславу Васильевичу, а потом и мне мозги крутили? А теперь вот пропал еще один человек! Скорее всего, он в большой беде. И если бы вы, Татьяна, начали откровенно отвечать нам на вопросы не сегодня в полночь, а вчера утром, этого можно было бы избежать! Поймите, я не собираюсь читать вам мораль, но нельзя же так, право слово!
