Убийство в состоянии аффекта - Незнанский Фридрих Евсеевич (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
– Это гарнитур, видите? Диадема, серьги и ожерелье, камни одной огранки, подобраны по цвету. Судя по огранке, камни покупались у Де Бирс, это бразильские изумруды, хотя могут выдаваться за африканские. Смотрите, как камни играют на свету. Видите, какое богатство оттенков, от лазурно-зеленого до почти белого? Разница между бразильскими и южноафриканскими изумрудами заметна только специалисту. Жемчуг японский, искусственно выращенный, но от этого ценность жемчужин не умаляется. Бриллиантовая осыпь... Такая вещь должна храниться в футляре!
– Спасибо, учту, – кивнул Турецкий.
– Вас также интересует стимость изделия? – растягивая слова, словно мурлыкающий от удовольствия кот, спросил ювелир, любуясь игрой камней.
– Разумеется.
– Цены на такие изделия колеблются. Это штучная работа. Ни в одном каталоге коллекций Картье я не видел украшения такой формы. Это работа одного мастера. Вот здесь, с внутренней стороны, видите? Присмотритесь.
Турецкий взял лупу, прижмурил левый глаз. Действительно, увидел на металле какую-то закорючку величиной с блоху.
– Что это?
– Это – личное клеймо мастера, который делал украшение, – с безграничным почтением в голосе произнес ювелир. – Это величайшая привилегия для ювелира – иметь право ставить личное клеймо на фирменном изделии дома Картье.
– И вы можете сказать, кто мастер?
– Нет, увы, молодой человек. Имени его я не знаю, но это клеймо мне известно. Я могу вам вычислить приблизительную стоимость камней, хоть это черновая цена.
– Ну приблизительно?
– Я не могу достать камни и взвесить, а определять количество карат на глазок – это, знаете ли, трюкачество. Но стоимость одного карата на мировом рынке колеблется в пределах 180 фунтов стерлингов. Я говорю о необработанных камнях! Стоимость же каждого ограненного камня – индивидуальна. Понимаете, молодой человек, разницу между этим украшением и, скажем, вот этим?
Ювелир взял двумя пальцами кольцо со стола и показал Турецкому.
– Кольцо, конечно, стоит дешевле. Камни в нем мельче. Дизайн более современный, – подумав, перечислил опознавательные признаки Турецкий.
– Именно! Вы правы! – обрадовался ювелир. – Дизайн. Это новомодное словечко я никак не мог припомнить. Дизайн этого изделия совершенно иной.
– Это тоже Картье? – спросил Турецкий, рассматривая кольцо.
Оно было изготовлено из белого металла, отполированного до блеска, а мелкие бриллианты составляли буквы английского слова «лав» – «любовь», причем литера «о» в слове была сделана в виде сердечка, в которое вставлен мелко ограненный розовый камешек.
– Нет, уважаемый, это швейцарская фирма Шопард, офис в Женеве. Тоже известная фирма, но не Картье. Нет, не Картье! – повторил ювелир тоном, каким Нонна Мордюкова в старом фильме про председательшу колхоза говорит герою: «Хороший ты мужик, но не орел!»
– А цепочки, браслеты? – спросил Турецкий.
– Все изделия из крученого золота – это из коллекций французской фирмы «Шомет». Черный жемчуг – это от Микимото, японских ювелиров. Броши и подвески в виде насекомых со вставками из камней – это типичные Тиффани. А вот эти чудесные камни, обратите внимание, – черный бриллиант! На любителя. Из коллекции фирмы де Гризоджоно, авторская работа ювелира Фаваза Груози.
– Тоже выполнены на заказ?
– Нет, это коллекционная работа, я видел ее в каталоге Груози. Скорее всего, серьги приобретены на выставке-продаже в Москве в феврале прошлого года.
– В таком случае проследить, кто их покупал, не представляется возможным? – заметил Турецкий, обращаясь скорее к самому себе, чем к ювелиру.
Но старик оказался в курсе современных веяний.
– Да, – ответил он, – особенно если платили не кредитной карточкой, а наличными. Если вы надеетесь отыскать владельца этих изделий, советую вам обратиться в парижский офис фирмы Картье. Я вижу по клеймам, у них заказывались три изделия: изумрудный гарнитур с диадемой, бриллиантовый гарнитур – серьги с колье, и сапфировый гарнитур с браслетом. Почерк и клеймо одного мастера. Их готовили штучно, на заказ. Возможно даже, заказчик предоставил собственный рисунок изделия.
– Сам нарисовал? – с сомнением спросил Турецкий.
– Не обязательно сам. Он мог заказать рисунок у известного художника, а затем отдать ювелиру для воплощения идеи. Обязательно обратитесь в офис Картье, там все подобные заказы регистрируются.
– Значит, собираешься навестить Париж? – ехидно спросил Меркулов.
Турецкий насупился. Сухо доложил:
– Считаю это целесообразным.
– А хорошо небось сейчас на Елисейских Полях, – поддел Меркулов. – Ладно, ладно, шучу! У меня есть для тебя интересная информация.
Он протянул Турецкому желтый конверт. Турецкий вытряхнул на стол толстую пачку цветных фотографий и принялся их рассматривать. Снимки были сделаны на открытом теннисном корте где-то в загородной местности. На заднем плане синел густой сосняк.
– Это сын Разумовского, – ткнул пальцем Меркулов в физиономию блондина в белом костюме от «Найк», застывшего с ракеткой в руке. – Максим. Двадцать шесть лет. Учился в Германии, потом работал в США, в торгпредстве. Не женат. Живет в собственном доме в Жуковке. Не дом, а поместье с парком, лугом и каскадом водоемов. Фотографии сделаны там же, на его личном теннисном корте. Одной обслуги в доме десять человек, не считая охраны.
– Его Максим зовут?
– Да... Завсегдатай ночных клубов, ресторанов и казино... Интересуется антиквариатом, посещает аукционы. В доме собрал целую коллекцию, в основном часы и ювелирные украшения. Держит орловских рысаков для верховой езды. В общении несдержан, вспыльчив. Известно, что пьет. Дважды задерживался сотрудниками ГИБДД за превышение скорости и управление в нетрезвом состоянии, оба раза отпущен без всяких последствий, но пробы показали содержание в крови алкоголя и кокаина...
Турецкий внимательно слушал, перебирал матовые фотографии, всматривался в физиономии людей на снимках.
Судя по устному портрету гостя, который получил подсвечником по башке на квартире Лебедевой, им мог быть этот блондинчик в найковском костюме. Максим... «М» из записной книжки Полины...
Друг Туси описал его портрет очень тщательно.
– Могу оставить у себя? – спросил Турецкий.
– Буквально на один день, – позволил Меркулов. – Фото не мои, поклялся вернуть автору. Как я их раздобыл – отдельный детектив. Уйду на пенсию, буду строчить мемуары. Отпущу себе бороду, куплю трубку, влезу в вязаный жакет... Буду милягой, как Барсуков.
– Ага, – подтвердил Турецкий.
– А ты чем думаешь на пенсии заниматься? Не думал еще?
– Времени не было планировать.
– Что, не собираешься пока, а? – засмеялся шеф.
«Что-то у него игривое настроение сегодня», – подумал Турецкий, изучая взглядом подоконник с цветущими геранями.
– Разрешите идти?
– Какие мы официальные! Ну, иди, иди.
...Засим откланявшись, как говаривали наши предки, Турецкий покинул кабинет Меркулова и направился к себе.
Его ожидал отчет экспертов из лаборатории криминалистики – длиннейший перечень всех элементов таблицы Менделеева, обнаруженных в квартире покойной Лебедевой. Сопоставление нитей ковра, частиц пыли, ворса, ткани, волос...
Турецкий уже сам не помнил, что он говорил, какие указания давал экспертам во время сбора улик. Заглянул в записную книжку-календарь. Напряг память, расшифровывая собственной рукой написанные пометки: «пепел в камине», «бокал», «открытые бутылки».
Ага! Вспомнил.
В помойном ведре на кухне лежал разбитый бокал. Второй такой же аккуратно стоял в посудомоечной машине – чистый и сверкающий. Если у Лебедевой были гости, скорее всего гость, то... Они пили вдвоем. Из открытой бутылки. Допустим. Затем между ними что-то произошло. Что-то, в результате чего Лебедева прыгает (падает?) из окна одиннадцатого этажа. Гость еще в квартире. Ему необходимо срочно спрятать следы. Посуду, из которой он ел и пил, гость запихивает в посудомойку и включает ее. Разбивает второпях бокал, бросает осколки в мусорное ведро.
