Отрава - Макбейн Эд (е книги txt) 📗
Она звала охранниц, но никто не откликался.
Она звала Терезу, пока не охрипла, но, хотя та и могла слышать ее голос из своей камеры, ей не позволили подойти к подземелью.
Она рыдала и звала президента Соединенных Штатов, чтобы он, ради Бога, вмешался и защитил ее.
Она обращалась к Папе, вспомнив все молитвы, которые учила в школе св. Игнатия, она читала их вслух и умоляла Его Святейшество прийти сюда в темницу и самому увидеть, как несправедливо с ней обращаются.
Она снова и снова звала свою мать, захлебываясь слезами: «Мамочка, пожалуйста, помоги мне, мамочка, скажи им, что я хорошая».
На пятый день у нее поднялась температура, начался бред, и ей все время мерещилось, что она стоит на платформе какого-то неизвестного городка и ждет поезда, и в руках у нее только зонтик. Она стоит и смотрит на полчища крыс, выбирающихся из канавы и заполняющих железнодорожные пути.
Их были сотни.
Их были тысячи.
Ими было покрыто все полотно.
Она стояла на этой платформе, был ясный день, и ее окружали миллионы крыс. Серые, и коричневые, и черные, их длинные хвосты мелькали в солнечных лучах, их длинные зубы сверкали на солнце. Она пыталась рассказать им, кто она такая. Она подняла и раскрыла зонтик. Дождя не было, ярко светило солнце, но она раскрыла зонтик.
Крысы стали кусать ее за ноги, карабкаться по ногам, она пыталась сбить их своим зонтом. Они грызли зонт, грызли черный шелк, грызли спицы, грызли деревянную рукоятку. Они карабкались по ее груди, и грудь горела огнем. «Пожалуйста, прекратите, – говорила она им, – где мой зонт, что вы сделали с моим зонтом?» Теперь они набросились на нее, кусали ее лицо. Она не могла дышать, но пыталась отбиваться. Они грызли ее лиц. Они разорвали ее лицо, кровь хлестала изо рта. «Перестаньте, – кричала она, – перестаньте!» Мэрилин проснулась и увидела, что сон обернулся явью, подземелье кишело крысами, огромными, как кошки, они пожирали ее засохшие испражнения, карабкались по обнаженному телу, лизали кровь, запекшуюся на губах.
Она кричала.
Она кричала.
Она кричала.
На шестой день Домингес велел стражнице выпустить ее. Охранница отперла решетку, отодвинула ее и сморщилась, зажав нос, не выдержав вони, идущей из ямы. Она протянула Мэрилин руку, чтобы помочь ей выбраться из подземелья. Мэрилин попыталась встать, но тут же рухнула на колени. Потом сделала еще одну попытку, но снова упала. «Ох», – произнесла она, щурясь от дневного света.
Охранница, не дожидаясь, повернулась и пошла в сторону душевой кабины. Мэрилин тащилась за ней, еле передвигая ноги. Утро выдалось прохладное, градусов десять – двенадцать. В душе была лишь холодная вода, однако Мэрилин встала под ледяную струю, смывая с тела кровь и грязь, очищаясь от всей этой мерзости; она странным образом чувствовала себя победительницей. Губы распухли, правый глаз затек и превратился в узкую щелочку, болела каждая косточка – но она победила.
Когда за ней пришел Луис, держа в руках ее размахайку, она отказалась надеть ее. Заявила, что останется в своем сером халате, которые носили здесь все женщины. Луис только пожал плечами. По дороге в кабинет Домингеса он попытался схватить ее за попку, однако она с силой оттолкнула его руку, и мужчины во дворе заулюлюкали. Прежде чем постучать в дверь Домингеса, Луис взялся за ее грудь, но она отступила от него и вся подобралась, как будто намеревалась вцепиться ему в горло. Он побледнел и осторожно постучал в дверь.
– Да, входи! – отозвался Домингес.
В кабинете находилось около дюжины охранников.
Она потеряла сознание прежде, чем с нее слез пятый.
В следующий раз ему придется ее убить.
Она заставит его убить себя. Она заставит его забить себя до смерти своим кнутом. Да, она была шлюхой в Хьюстоне, но здесь – совсем другое дело. Здесь она чувствовала себя вещью, а она не желала быть вещью, которой мог овладеть любой.
Он не вызывал ее к себе почти до самого Рождества. И опять она не стала надевать свою размахайку, хотя Луис специально предупредил ее, чтобы она сегодня выглядела получше, это была особая просьба начальника тюрьмы. «Пошел он подальше, твой начальник», – сказала она по-английски и последовала за Луисом через двор.
На серый выцветший халат было надето синее пальто с оторванными пуговицами, так что ей пришлось придерживать полы обеими руками, чтобы защититься от пронизывающего ветра. Во дворе было тихо. Мужчины-заключенные знали, что с ней случилось, и прекратили свои грязные шуточки и намеки.
На деревянном стуле за столом Домингеса сидел какой-то человек, одетый в деловой темно-синий костюм, шелковую рубашку в полоску, серый галстук и хорошо начищенные черные ботинки. На коленях лежала серая шляпа. Этакий вертлявый щеголь лет шестидесяти, с аккуратными усиками и живыми карими глазками, внимательно рассматривавшими вошедшую.
– Вот она, – сказал Домингес.
– Она знает испанский? – спросил человек.
Он говорил очень тихо. Мэрилин подумала, что ему, наверное, за всю жизнь не приходилось повышать голос. Незнакомец внимательно разглядывал ее. Спрашивал у Домингеса, а смотрел на нее. «Если он попробует до меня дотронуться хоть пальцем, я выцарапаю ему глаза, – думала она, – уж на этот раз им придется меня убить».
– Ты слышала вопрос, Мариуча, – повысил голос Домингес. Она продолжала молчать, и Домингес пожал плечами: – Да, она говорит по-испански.
– Может быть, вы поговорите со мной, мисс? – сказал тот человек.
– Кто вы? – спросила она его по-испански.
– А, отлично. Меня зовут Альберто Идальго.
– Дон Альберто, – заметил Домингес.
– Вы делаете мне честь. Нет, нет, это не так. Нет, нет, – Идальго покачал головой и улыбнулся.
– И что вы о ней думаете? – спросил Домингес.
– Слишком худая.
– Ближе к сути, – прищелкнул языком Домингес. – Дон Альберто приехал сюда из Южной Америки. Мы хотим договориться, чтобы тебя освободили из нашей тюрьмы.
– Ну конечно, – сказала она по-английски.
– Что? – переспросил Идальго.
– И как вы собираетесь сделать это? – она перешла на испанский.
– У дона Альберто в Мексике много друзей, – сообщил Домингес. – Так что, возможно, нам удастся освободить тебя из «Ла Форталеса». С тем, чтобы ты досидела свой срок у него. Начальство скорее всего разрешит это сделать.
– Мы, конечно, пока еще в этом не уверены, – заметил Идальго. – Сейчас речь идет об Аргентине. Однако могут возникнуть осложнения.
– Но не у человека с такими связями, как у вас, – сказал Домингес.
– Возможно, вы и правы. Посмотрим.
– Ну, если это станет возможным...
– Да, я в этом заинтересован, – произнес Идальго. – Однако молодая леди, возможно, захочет остаться здесь.
– Не думаю, чтобы она этого захотела, – осклабился Домингес.
– Сеньорита?
– А кто вы такой? Сутенер? – спросила она по-испански.
– Нет, нет, нет, нет, – улыбнулся он. – Нет, нет, никакой не сутенер, почему вы так решили?
– Так что-то вдруг осенило, – сказала она по-английски.
– Что?
– Так кто вы?
– Бизнесмен, – он пожал плечами. – Возможно, я просто гуманист. Мне бы не хотелось, чтобы такая красивая молодая девушка, как ты, томилась в тюрьме. – По-испански эти слова прозвучали особенно выразительно. Он снова улыбнулся. – У нее есть паспорт? – обратился он к Домингесу.
– Да, он хранится у меня, – ответил Домингес.
– Ну, это значительно упростит дело. – Идальго снова повернулся к ней. – Итак, решение за тобой. Так ты согласишься, если мы сможем это устроить?
Ей хватило мгновения, чтобы принять решение. Она ни на секунду не сомневалась, что старый щеголь является именно тем, за кого она его и приняла, то есть сутенером. Однако, если он увезет ее отсюда, если она сможет поехать за ним туда, где светит солнце, где ходят люди, у нее всегда будет возможность сбежать.
– Да, отлично, – согласилась она.
– В таком случае, вопрос считаю решенным.
– С ней у вас не будет проблем, – сказал Домингес и затем добавил что-то, что Мэрилин не совсем поняла: – Ya esta domesticada.[9]
