Террористы (Наёёмные убийцы) - Вале Пер (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
X
Прошло почти три часа, прежде чем Стюре Хелльстрём признал себя виновным в убийстве Вальтера Петруса.
Куда меньше времени понадобилось, чтобы установить, что железный прут, послуживший орудием убийства, представлял собой недостающее звено в решетке, которую Мартин Бек нашел в сарае садовника.
Хелльстрём на это заявил, что прут уже отсутствовал, когда он шесть лет назад прибрал решетку, и мог попасть в любые руки.
Осмотр гаража Мод Лундин позволил обнаружить между деревянными ящиками и стеной явственный отпечаток пряжки того же вида, какая скрепляла поясной ремень Хелльстрёма. Были также обнаружены два следа обуви, частичные и нечеткие, как и тот, что был зафиксирован в саду, но, несомненно, оставленные подметками кед, которые стояли в гардеробе Стюре Хелльстрёма. Кроме того, были найдены два волоса и волокна синей хлопчатобумажной ткани.
Пока Мартин Бек терпеливо предъявлял и описывал материал, неотвратимо уличающий Стюре Хелльстрёма в причастности к убийству, Стюре Хелльстрём так же терпеливо отрицал свою причастность. Говорил он мало, только отрицательно качал головой, выкуривая сигарету за сигаретой.
Мартин Бек распорядился принести чай и сигареты; от еды Хелльстрём отказался.
Снова пошел дождь, однообразная дробь капель по стеклу и сумрачное освещение в дымном кабинете создавали своеобразное ощущение оторванности от мира и времени.
Мартин Бек смотрел на сидящего перед ним человека. Он пытался говорить с ним о его детстве и отрочестве, о борьбе за существование свое и ребенка, о любимых книгах, о чувствах к дочери, о работе. Поначалу Хелльстрём отвечал с вызовом в голосе, с каждой минутой все скупее, а потом и вовсе смолк, понурившись и уныло созерцая пол.
Мартин Бек тоже ждал молча.
Наконец Стюре Хелльстрём выпрямился и посмотрел на него.
— А ради чего мне теперь жить, — произнес он. — Он погубил мою дочь, и я ненавидел его всеми силами души.
Он примолк, глядя на свои руки с полосками грязи под тупыми, потрескавшимися ногтями. Поднял взгляд на окно, за которым струился дождь.
— Я и теперь его ненавижу, хотя он мертвый.
После того, как он решил говорить, Мартину Беку оставалось только направлять его отдельными вопросами.
Хелльстрём сообщил, что задумал убить Петруса на пути домой из Копенгагена. Дочь рассказала ему, как с ней поступил Петрус, и ее рассказ потряс его. Он и не подозревал, что происходило.
Кики еще училась в школе, когда Петрус стал заманивать ее к себе в контору. Она не сразу решилась пойти, но он все уши прожужжал девочке про ее редкое обаяние и очарование, твердил, что стоит ей раз появиться на экране в его фильме — и будущее обеспечено.
В первый же раз, когда она пришла, он познакомил ее с гашишем. Они продолжали встречаться, и скоро он стал давать ей амфетамин и героин. Очутившись в полной зависимости от него, она согласилась сниматься, только бы получать наркотики.
Она была уже наркоманкой, когда кончила школу и ушла из дому, и ей не хватало того, что давал Петрус. Поселилась вместе с другими наркоманами, проводила время с ними, занялась проституцией, чтобы добывать деньги.
В конце концов с группой сверстников отправилась в Копенгаген и осталась там.
Когда отец разыскал ее, она сама заявила, что безнадежно влипла и не собирается ничего предпринимать, чтобы выбраться. Ощущая постоянную потребность в наркотиках, она должна была принимать много клиентов, чтобы заработать достаточно денег на ежедневную дозу.
Он всячески убеждал ее вернуться домой и пройти лечение, но дочь ответила, что ей все равно надоело жить и она будет продолжать до последнего укола, а его ждать, по ее мнению, осталось совсем недолго.
Сперва Стюре Хелльстрём себя корил, но, вспоминая, какой славной и способной девочкой была его дочь, прежде чем попала в лапы Вальтера Петруса, стал понимать, кто виноват на самом деле.
Зная, что Петрус регулярно посещает Мод Лундин, он решил убить его там. Начал следить за ним, когда тот ездил в Рутебру, и скоро установил, что утром Петрус часто остается в доме один.
В ночь на шестое июня, когда Петрус отправился к Мод Лундин, он доехал поездом до Рутебру, спрятался до утра в гараже, потом вошел в дом и убил Петруса, который даже не успел его заметить.
Только об этом он и сожалел. С таким оружием, каким он располагал, Хелльстрём вынужден был действовать сразу. Будь у него пистолет, он сперва сказал бы Петрусу, какая кара его ждет и за что.
Он покинул дом через заднюю дверь, пересек поле, лесок, старый заросший сад и вышел на Энчёпингсвеген. Потом вернулся на станцию, доехал до города и пересел на юрхольмский поезд.
И все.
— Никогда не думал, что я способен убить человека, — говорил Стюре Хелльстрём. — Но когда я увидел, до каких пределов падения дошла моя дочь, а тут эта самодовольная жирная свинья расхаживает, у меня просто не оставалось выбора. И даже полегчало на душе, когда я решился.
— Но вашей дочери это не помогло, — сказал Мартин Бек.
— Ей-то уже ничто не поможет. Да и мне тоже. — Помолчав, Стюре Хелльстрём добавил: — Может быть, мы с Кики с самого начала были обречены. И все равно я считаю, что правильно поступил. Теперь он хоть другим вредить не будет.
Мартин Бек внимательно посмотрел на Стюре Хелльстрёма. Лицо усталое, но совершенно спокойное. Они молчали. Наконец Мартин Бек выключил магнитофон, на который записывался допрос, и поднялся.
— Что ж, пошли.
Стюре Хелльстрём тотчас встал и первым направился к двери.
XI
В середине августа Ребекку Линд выселили из квартиры.
Дом был старый, запущенный, теперь его собирались снести, чтобы выстроить новый и брать с жильцов минимум втрое больше за всевозможные современные удобства и ненужные приспособления скверного качества, зато роскошные с виду.
Так уж было заведено у стокгольмских домовладельцев, но Ребекка в этом мало разбиралась. К тому же официально квартира числилась не за ней, она не подписывала контракта и не могла, в отличие от других съемщиков, претендовать на равноценную площадь или сравнительно доступную квартиру в предместьях. Да и будь у нее контракт, вряд ли она стала бы его читать и выяснять, какими правами обладает.
По истечении месячного срока она перебралась со своей дочуркой и немудреным скарбом к друзьям, которые жили в большой общей квартире в таком же запущенном, обреченном на снос доме в том же городском районе Сёдермальм.
Одна комната — маленькая каморка с ходом через кухню, некогда служившая обителью кухарок и служанок, — пустовала, и Ребекка могла временно ею пользоваться.
Обстановку ее светелки составляли матрас, четыре красных лакированных ящика из-под пива, игравшие роль полок, большая корзина для простынь, полотенец и одежды, и детская кроватка — ее смастерил Джим перед отъездом в Америку.
Маленький чемодан, который Ребекка захватила с собой, еще когда уходила из дома, но который, по существу, потом никогда не разбирала, она засунула под кровать Камиллы. В нем лежали школьные рисунки, фотографии, письма и завернутые в старую вышивку мелкие вещицы, доставшиеся ей по наследству от маминой тетки. В чемодане хранился также дневник, подаренный матерью к пятнадцатилетию. Ребекка редко писала в нем, последняя запись была более чем годичной давности и гласила: «Я думаю, что делать дальше: идти работать или учиться. Чтобы жить в этом странном мире, нужны деньги. В том-то и вся беда. Большинство людей на земле любят деньги, вместо того чтобы любить своих собратьев, но я надеюсь, что они образумятся и постигнут реальность, вместо того, чтобы жить иллюзиями».
Ребекка была рада, что есть крыша над головой, ей было хорошо с друзьями, и ее вполне устраивала маленькая каморка с окном, обращенным в большой двор, где два высоких дерева широко раскинули свои зеленые кроны.
Она все еще ждала весточки от Джима. И когда кто-нибудь из друзей советовал забыть его, дескать, он ее бросил, она спокойно отвечала, что слишком хорошо его знает, он не мог покинуть ее без всяких объяснений.
