Неугомонный - Манкелль Хеннинг (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗

— А кто навещал Сигне в таких случаях? Ее мать?

Челльберг ответил не задумываясь, четко и холодно:

— Она никогда не приезжала. Я работаю в «Никласгордене» с девяносто четвертого. Она ни разу не навестила дочь. Сигне навещал только отец.

— Значит, Луиза никогда не приезжала повидать дочь?

— Никогда.

— Наверное, это странно?

Челльберг пожал плечами.

— Не обязательно. Для некоторых невыносимо видеть страдающих людей.

Валландер спрятал блокнот. Сумею ли я разобраться в записях? — мелькнуло в голове.

— Я бы хотел повидать ее, — сказал он. — Если, конечно, она не разволнуется.

— Забыл сказать, она и видит очень плохо. Люди для нее — размытые фигуры на сером фоне. По крайней мере, так полагают врачи.

— Стало быть, отца она узнавала по голосу?

— Да, вероятно. Судя по языку тела, вроде бы узнавала.

Валландер встал. Но Челльберг продолжал сидеть.

— Вы совершенно уверены, что хотите ее увидеть?

— Да. Уверен.

Он, конечно, покривил душой. Вообще-то он хотел увидеть ее комнату.

Они вошли в стеклянные двери, которые бесшумно закрылись у них за спиной.

Челльберг открыл дверь комнаты в конце одного из коридоров. Помещение светлое, на полу синтетический ковер. Несколько стульев, книжный шкаф и кровать, на которой скорчившись лежала Сигне фон Энке.

— Оставьте нас наедине, — попросил Валландер. — Подождите в коридоре.

Когда Челльберг вышел, комиссар быстро огляделся. Зачем книжный шкаф человеку, который слеп и ничего не сознает?Шагнул к кровати, посмотрел на Сигне. Светлые, коротко подстриженные волосы, лицом похожа на Ханса, своего брата. Глаза открыты, но взгляд пустой, устремленный в пространство. Дышит судорожно, словно каждый вздох причиняет боль. У Валландера перехватило горло. Отчего человек должен мучиться так, как она? Существовать и, по сути, никогда не приближаться к тому, что придаст жизни хотя бы иллюзорный отблеск смысла? Он смотрел на нее, но она, похоже, не осознавала его присутствия. Время не двигалось. Он находился в странном музее, где вынужден смотреть на замурованного человека. Девушка в башне, думал он. Замурованная в себе самой.

Валландер перевел взгляд на стул у окна. Здесь обычно сидел Хокан фон Энке, когда навещал Сигне.Подошел к книжному шкафу, присел на корточки. Детские книжки, с картинками. Сигне фон Энке с самого начала остановилась в развитии, по-прежнему была ребенком. Он тщательно перебрал содержимое шкафа, вынул книжки, убедился, что за ними ничего не спрятано.

Среди книжек про Бабара [12]обнаружилось то, что он искал. На сей раз не фотоальбом, да он и рассчитывал на другое. Хотя вообще-то толком не знал, на что именно. Но в квартире на Гревгатан кой-чего недоставало, тут он не сомневался. Либо там кто-то побывал и изъял часть документов. Либо это сделал сам Хокан фон Энке. А где в таком случае он мог их спрятать? Если не в этой комнате? Словом, среди книжек про Бабара, которые Валландер тоже читал с маленькой Линдой, обнаружился большой черный скоросшиватель. Перехваченный двумя толстыми резинками. Он помедлил — может, открыть прямо здесь? — но быстро передумал, снял куртку, завернул скоросшиватель. Сигне по-прежнему лежала неподвижно, с открытыми глазами.

Валландер отворил дверь. Челльберг ковырял пальцем сухую землю в цветочном горшке.

— Н-да, печально, — сказал Валландер. — При одном взгляде на нее бросает в холодный пот.

Они вернулись в приемную.

— Несколько лет назад сюда приезжала одна девушка, студентка художественного училища, — сказал Челльберг. — Здесь жил ее брат. Теперь он уже умер. Она просила разрешения зарисовать пациентов. Очень старательная, привезла с собой рисунки, чтобы показать свои умения. Я был полностью «за», но руководство решило, что это может нарушить неприкосновенность пациентов.

— Что происходит, когда они умирают?

— У большинства есть семья. А иных хоронят тихо, без родни. Тогда мы все стараемся по возможности присутствовать. Персонал здесь почти не меняется. Мы становимся им как бы новой семьей.

Попрощавшись с Челльбергом, Валландер поехал в Мариефред, перекусил в пиццерии. Несколько столиков стояли на воздухе, и после еды он устроился там с чашкой кофе. У горизонта собирался грозовой фронт. Неподалеку, у входа в небольшой универмаг, какой-то мужчина играл на гармошке. Играл душераздирающе фальшиво — попрошайка, а не уличный музыкант. Когда «музыка» стала совершенно невыносимой, Валландер допил кофе и поехал обратно в Стокгольм. Едва он вошел в квартиру на Гревгатан, зазвонил телефон. Сигналы печально отдавались в пустых комнатах. Сообщения на автоответчике никто не оставил. Валландер прослушал предыдущие записи — звонили зубной врач и портниха. У врача Луизе назначили другое время, потому что кто-то из пациентов свой визит отменил. Но когда это было? Валландер записал фамилию врача, Шёльдин. Портниха сказала только, что платье готово. Но не назвала ни свое имя, ни время.

Внезапно на Стокгольм обрушился дождь, сильнейший ливень. Валландер стал у окна, посмотрел на улицу. Он чувствовал себя захватчиком. Однако исчезновение супругов фон Энке много значило в жизни других людей, близких ему. Потому-то он и находился здесь.

Лишь через час ливень утих, один из самых сильных, что тем летом обрушивались на столицу. Затопленные подвалы, погасшие по причине пробоя электропроводки светофоры. Валландер, понятно, ничего такого не заметил. Он с головой погрузился в содержимое скоросшивателя, который Хокан фон Энке спрятал в комнате дочери. Уже через несколько минут ему стало понятно, сколько там всего намешано, жуткий хаос. Короткие стихи-хайку, фотокопии выдержек из рабочего журнала шведского главкома от осени 1982-го, более-менее неясные афоризмы, записанные Хоканом фон Энке, и многое другое — газетные вырезки, фотографии, несколько затертых акварелей. Валландер переворачивал страницы с растущим ощущением, что менее всего ожидал «получить» от Хокана фон Энке этот странный журнал, если можно так его назвать. Сперва он перелистал все подряд, попытался составить себе общее представление. Потом опять начал сначала, на сей раз внимательнее. Когда он наконец закрыл скоросшиватель и выпрямил спину, ему подумалось, что, собственно говоря, ничего не прояснилось.

Он вышел в город перекусить. Дождевой фронт ушел прочь. В девять вечера Валландер вернулся в пустую квартиру. В третий раз придвинул к себе черный скоросшиватель и опять начал просматривать.

Я ищу другоесодержимое, думал он. Незримые записи между строк.

Они должны быть. В этом он не сомневался.

13

Около трех ночи Валландер поднялся с дивана, стал у окна. Опять начался дождь, заморосил по уже мокрым улицам. Опять он устало вернулся мыслями к юбилею в Юрсхольме, когда Хокан фон Энке рассказывал ему о подводных лодках. Валландер не сомневался, что уже тогда среди книжек Сигне лежали спрятанные бумаги. Там был Хоканов тайник, более надежный, чем сейф. А уверенность Валландера проистекала оттого, что фон Энке датировал часть документов. Последней датой стал день накануне его семидесятипятилетия. Дочь он навестил как минимум еще один раз, за день до исчезновения, но тогда ничего не записывал.

Дальше я не продвинусь,записал он. Хотя продвинулся достаточно далеко.Таковы были заключительные слова. И еще одно, последнее, явно добавленное позднее, другой ручкой. Трясина.И только. Одно-единственное слово.

Вероятно, последнее из написанных его рукой, подумал Валландер. Не вполне уверенно, однако чутье подсказывало, что сейчас это не важно. Другие документы, найденные в скоросшивателе, рассказали о человеке, который держал ручку, намного больше.

Прежде всего копии рабочих журналов Леннарта Юнга, главкома. Собственно, даже не сами журналы, а пометки Хокана фон Энке на полях. Нередко сделанные красными чернилами, иногда зачеркнутые или исправленные, с добавлениями, а иногда через много лет после первых комментариев вписаны совсем новые соображения. Кое-где он чертил между строк фигурки, чертиков с топорами или кочергами в руках. В одном месте вклеил уменьшенную морскую карту Хорсфьердена. Проставил там несколько красных точек, набросал несколько маршрутов для неопознанных кораблей, а потом в сердцах все перечеркнул и начал сначала. Записал также количество сброшенных глубинных бомб, пометил различные подводные минные заграждения, гидролокационные контакты. Временами все это сливалось перед усталыми глазами Валландера в не поддающуюся расшифровке кашу. Тогда он шел на кухню, ополаскивал лицо. И начинал сначала.