Шоу для богатых - Незнанский Фридрих Евсеевич (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Послушай, Мустафа, – уже совершенно иным, покладистым тоном продолжил он. – Мне действительно сейчас нужны деньги, однако не ахти какие. И поэтому... короче говоря, сколько заплатишь, столько и заплатишь, в обиде не буду.
Подобный поворот, кажется, устраивал хозяина «Геркулеса» и в его глазах, пожалуй, впервые за все время со дня знакомства, Агеев заметил вполне доброжелательную смешинку.
– Тогда – хоп! Но могу заверить тебя сразу, в накладе не останешься.
– Договорились, – принял его игру Агеев. – Что за работа?
– Пара контактных боев.
– Без проблем. Где?
– В довольно приличном клубе.
– Закрытом?
– Естественно.
– Когда?
– Днями. Более точно скажу завтра.
– Условия? Я имею ввиду степень контакта. Абдураимов развел руками.
– Этот вопрос мы еще не обговаривали, но...
В этот момент в дверях появился Али с подносом в руках, на котором исходили паром две чашечки с кофе, и стараясь не смотреть на Агеева, поставил чашечки на журнальный столик. Спросил сквозь зубы, почти выдавил из себя:
– Что-нибудь еще?
– Все, свободен.
Дождался, когда Али закроет за собой дверь в «кают-компанию», и только после этого повернулся лицом к Агееву.
– Ты того... постарайся все-таки помириться с ним. Али хоть и койот, но человек он все-таки неплохой. Помирись, очень тебя, прошу.
В словах Абдураимова прозвучали какие-то просящие нотки, и на это не мог не обратить внимание Агеев. К тому же, он впервые услышал, чтобы хозяин «Геркулеса» назвал своего верного присяжного койотом, причем неизвестно какой ипостаси, и это тоже не могло не насторожить его.
– Так я, вроде бы...
– Знаю! И все-таки, очень тебя прошу.
Абдураимов покосился на своего тренера вопросительным взглядом и как-то очень просто предложил:
– Так может все-таки, по пятьдесят капель? Коньячку... французского.
В «Глории» предпочитали армянский коньяк, причем армянского розлива, однако не станешь же рассказывать хозяину кабинета о своих пристрастиях, и Агеев утвердительно кивнул.
– Можно и коньячку. За победу.
На губах Абдураимова расползлась довольная улыбка.
Вернувшись вечером домой, Агеев проверил, не нарушена ли «секретка», и убедившись, что его, кажется, оставили в покое, достал из спортивной сумки прикупленную по дороге бутылку коньяка – не гоже как-то офицеру ГРУ накладывать на благородный французский коньяк столь любимую им «крис-талловскую» водку, и сунул голову в холодильник, рассчитывая найти в нем хотя бы баночку завалявшихся шпротов.
Нашел. А вместе со шпротами накопал в холодильнике «хвостик» сырокопченой колбасы и вполне приличный лимон, порезав который уже можно было сервировать стол...
После игольчато-обжигающих струек горячего душа, которые моментально сбросили остатки дневной усталости, он насухо обтерся своим любимым махровым полотенцем, накинул на плечи футболку и только после этого позволил себе откупорить бутылку. В нос ударил терпкий коньячный запах, и Агеев, впервые, пожалуй, за весь день, почувствовал, как начинает отпускать понемногу напряженная усталость прошедшего дня.
Наполнил коньяком хрустальную рюмку и неторопливыми глотками выцедил ее до дна.
Когда, наконец-то, окончательно почувствовал себя человеком, составил на поднос все тарелочки с бутылкой, перебрался вместе с мобильником в большую комнату и окончательно обосновался в своем кресле перед телевизором, решив звонить Голованову.
Выслушав рассказ Агеев о том предложении, которое ему сделал хозяин «Геркулеса», Всеволод Михайлович удовлетворенно прицокнул языком.
– Выходит, бои без правил?
– Получается, что так.
– И выходит, все-таки прав был я, когда предположил, что Стас Крупенин...
– Командир, ты всегда прав, – хмыкнул на это Агеев. – А вот что касается Крупенина?... Похоже, что его действительно использовали по найму, но убийство... В общем, не вяжется здесь что-то, нестыковка какая-то получается.
– С чего бы это вдруг? – искренне удивился Голованов. – Бои без правил оттого так и называются, что они без правил. А если в предварительных условиях было оговорено, что можно и насмерть добивать...
Он замолчал, однако и без того было ясно, что он хотел сказать.
– И все-таки... – не очень-то спешил соглашаться с Головановым Агеев, вороша в памяти самые тонкие, самые, казалось бы, незначительные, и в то же время весьма значимые нюансы разговора с хозяином «Геркулеса». – Я даже не сомневаюсь, что Кру-пенин дрался в этих самых боях без правил, как не сомневаюсь и в том, что именно мной Абдураимов хотел бы заткнуть образовавшуюся дыру в своем бизнесе, но ставить новичка на место убитого, если тот действительно был убит на ринге, это, прости меня за каламбур, уже полная жопа. А самбист этот на полного дебила не похож.
– Выходит, сомнения грызут? – с язвинкой в голосе уточнил Голованов.
– Ну, не то чтобы очень уж сильно грызут, – хмыкнул Агеев, – однако окончательные выводы делать рановато. Я имею ввиду относительно убийства Крупенина.
– В таком случае от меня-то тебе что надо? – уже окончательно обиделся Голованов. – Твои сомнения – тебе их и разгребать.
Замолчал было, но видимо поняв, что сморозил глупость, и что Агеев просто так звонить не будет, пробормотал негромко:
– Извини, Филя. Нервы ни к черту стали.
– Лечиться бы надо, – не упустил своего Агеев.
– И тебе тоже не мешало бы. Кстати, где проходят бои?
– Не знаю. Мустафа, судя по разговору, еще не совсем доверяет мне, а я не стал его расспрашивать. В общем, к субботе, думаю, все прояснится.
О встрече с Турецким подумывал и Плетнев, правда по совершенно иной причине чем Александр Борисович. Тот клубок, который он, якобы, стал разматывать, не самом деле затягивался в более тугой узел, расшнуровать который ему одному уже было не под силу, и он это осознавал. Работать мешали родственные и просто дружеские отношения ведущих сотрудников шумиловской фирмы с хозяином, которые вставали на пути Плетнева всякий раз, когда надо было прижать того или иного разработчика «Клюквы», будь она проклята. И самый красочный пример тому – разговор с Савиным, на которого показал Модест.
... В то утро он самолично пришел в лабораторию Савина, заставленную клетками с подопытными грызунами, и довольно учтиво произнес:
«Поговорить бы надо».
«Да, конечно, – встрепенулся Савин, и не надо было изучать основы психологии, чтобы догадаться о его излишней нервозности. – Только о чем? Я ведь и так уже все рассказал».
«Да, конечно. Но я бы сделал маленькую поправку: вы не рассказали главного».
«Я. я не понимаю вас».
«Почему вы не сказали, что порезали о стекло руку?»
«Что?... Какое стекло? – вскинулся на него Савин. – Я уже сказал вам, что это был ожог».
«Да, но у вас и халат был в крови».
«Ну и что с того? Я обжегся о колбу с азотом. Вы никогда в детстве не прижимали язык к железу на морозе? А здесь минус двести... У меня открытая рана».
«Пусть будет так. Но вы сказали, что не вышли потому, что перевязывали рану. А между тем, на полу около хранилища была кровь. Причем еще до того, как там появились свидетели».
«Кто это вам сказал?» – вскинулся Савин.
«Вы объясните мне, что вы там делали?»
Он хорошо помнил, как замялся Савин, и после затяжной паузы произнес:
«Хорошо... Я выбежал, когда услышал звон разбитого стекла, рядом с лабораторией... Увидел разбитое окно и сразу же подбежал к нему. Подумал было, что кто-то бросил камень, и в тот момент... В общем, нечаянно порезался о стекло».
«И что? Вы увидели кого-нибудь?»
«В том-то и дело, что нет. Видимо, этот кто-то уже успел скрыться за углом ближайшего здания. – Он замолчал, видимо вспоминая что-то, и не очень уверенно добавил? – Правда, я заметил под окном какой-то продолговатый предмет, похожий на урну, но людей... людей там не было».
«Хорошо, допустим, я вам поверил. Но почему в таком случае вы побежали обратно?»
