Жестокая схватка - Незнанский Фридрих Евсеевич (серия книг .TXT) 📗
Но теперь перед Ярославом встала проблема психологического плана. Что делать? Разоблачить коварного Маношкина (желательно перед всем классом, как это обычно делает сыщик Эркюль Пуаро в конце каждого романа)? Но тогда получится, что Ярослав «сдал» одноклассника, «настучал» на него. С другой стороны, Степищеву было очень жалко бедную Любовь Евстафьевну, которая, должно быть, сидит сейчас дома и обливается слезами, вспоминая о самых ценных экспонатах лелеемой ею школьной коллекции.
Проблема была не из легких. И решить ее оказалось гораздо сложнее, чем распутать само зловещее преступление.
Слава Степищев два дня ломал голову над тем, как же ему поступить. Наконец в его измученном мозгу созрело решение.
Час спустя он сидел на дереве перед домом Маношкиных с биноклем в руках и ждал. Ждать пришлось недолго. Вскоре Вова Маношкин подошел к дому и, скрипнув калиткой, скрылся во дворе.
«С танцев своих пришел», – подумал Ярослав. Он представил, как Маношкин носится по танцевальному залу, держась за руки с девчонками, и презрительно скривился. Через минуту в комнате Маношкина зажегся свет. Степищев приник к биноклю. Вот Маношкин бросает сумку в угол комнаты, вот снимает свитер... Вот пропадает из поля зрения, но почти тут же появляется вновь. В руках у Вовы – коробка.
Ярослав почувствовал, как быстро забилось его сердце. «Ну давай же, открывай!»
Маношкин поставил коробку на стол, воровато оглянулся, затем бережно, двумя руками, открыл крышку коробки. На его конопатом лице появилось выражение восторга.
«Янтарь, гад, разглядывает», – подумал Ярослав и представил себе этот янтарь. Неровные желтые комочки с застывшими внутри жучками и мошками. Класс! Ярослава вдруг охватило сладостное острое желание овладеть этими доисторическими кусочками. Стать их полноправным и единственным владельцем!
«Даже думать не смей! – строго сказал себе Степищев. И тут же с испугом подумал: – Вот это и называется „золотая лихорадка“.
Маношкин тем временем продолжал перебирать свои камешки. Достал один из коробки и стал смотреть сквозь него на лампочку. Ярославу вспомнился персонаж недавно прочитанной книжки, которую дядя привез ему из далекой Караганды. Персонажа звали Горлум. Он носился со своим перстнем так же, как Маношкин с янтарными камушками. Даже называл его «моя пре-елесть». Фу, противно!
Слежка продолжалась. Вдоволь налюбовавшись своими трофеями, подлый злоумышленник снова закрыл коробку и спрятал ее в ящик письменного стола. Потом он обернулся и что-то кому-то крикнул. («Наверно, мать позвала его ужинать», – подумал Степищев.)
Прошло долгих пять минут, прежде чем Маношкин переоделся в майку и старые джинсы и, выключив свет, вышел из комнаты.
Путь был открыт.
Ярослав спустился с дерева, спрятал бинокль в карман и короткими перебежками – от куста к кусту – двинулся к дому. Вскоре кусты кончились. Степищев преодолел оставшиеся три метра бегом и, использовав в качестве опоры поперечную перекладину, одним махом перелетел через невысокий забор.
Оказавшись во дворе, он осторожно, на цыпочках, почти не дыша, пошел к дому и остановился перед темным окном. Теперь нужно было перевести дух. Сердце билось как сумасшедшее.
«Правильно ли я делаю?» – вновь, в который уже раз за этот день, спросил себя Степищев.
Как всегда, на помощь пришла сцена из «Шерлока Холмса». «Иногда даже благородному человеку приходится идти на грязный поступок, чтобы справедливость восторжествовала. Хотя грабители из нас с вами никакие, Ватсон», – раздался в ушах хриплый голос Холмса.
Ярослав мысленно досчитал до десяти, чтобы окончательно успокоиться, затем выпрямился и подергал рукой створки окна. Они были закрыты.
Степищев достал из кармана обломок кирпича, заготовленный заранее. Потом огляделся, зажмурился и стукнул обломком по оконному стеклу. Ярославу показалось, что рядом с ним взорвалась граната – так громко зазвенело проклятое стекло. Он открыл глаза. В стекле зияла огромная дыра. Сунув руку в дыру, Ярослав быстро откинул щеколду и, не медля ни секунды, распахнул створку окна.
Дальнейшее было делом нескольких мгновений. Ярослав запрыгнул в комнату, открыл ящик стола, достал коробку и, зажав ее под мышкой, выпрыгнул во двор. За спиной раздался собачий лай и крики.
Ярослав опрометью кинулся к забору, но споткнулся и выронил коробку из рук. Окаменевшие куски дерева и драгоценные обломки янтаря рассыпались по траве. Не обращая внимания на сильную боль в ступне, Ярослав быстро покидал камни и янтарь обратно в коробку. Затем встал и, прихрамывая, побежал к забору.
Он уже был у самого забора, когда из дома выскочила огромная черная овчарка и с глухим рычанием бросилась вдогонку.
Шаг, еще шаг... Ярослав поставил ногу на перекладину, перекинул ногу через забор... И в тот момент, когда спасение было уже совсем близко, свирепая овчарка черным, лохматым комом подлетела к забору и, подпрыгнув, вцепилась зубами Степищеву в кроссовку.
Ярослав взвыл от боли. Из дома выскочили люди – Ярослав слышал их крики. Он из последних сил затряс ногой, стараясь вырвать ступню из пасти черного чудовища. Прошло несколько мучительных секунд, прежде чем ему это удалось. В несколько прыжков домчавшись до дерева, Ярослав вытащил из кустов спрятанный мопед и вскочил в седло. Взревел мотор, колючие кусты акации хлестнули Ярослава по лицу, и он понесся по дороге, оставляя за спиной крики людей и собачий лай.
Войдя в квартиру, Степищев прохромал мимо матери к себе в комнату. Потом запер дверь, упал в кресло и лишь тогда перевел дух.
Ступня болела так, будто в нее гвозди вбивали. Ярослав достал из шкафа бинт, вату и йод. Потом осторожно стянул кроссовку. Ступня кровоточила в нескольких местах, но крови было немного. Ярослав обработал раны йодом и тщательно забинтовал ногу.
На следующий день, рано утром, когда класс был еще пуст, Ярослав, чуть прихрамывая, вошел в кабинет биологии и положил коробку с древностями учительнице в стол. Дело было сделано. Жаль только, череп вернуть не удалось. Ну да ладно.
На переменке Ярослав подошел к Маношкину и тихо проговорил ему на ухо:
– Слушай ты, Арсен Люпен недоделанный, еще раз что-нибудь стянешь из школы – сдам тебя в милицию. Понял?
Маношкин испуганно захлопал глазами.
– Я спрашиваю – понял? – грозно повторил Ярослав.
Злоумышленник кивнул:
– Да.
– Молодец, – кивнул Ярослав. Затем похлопал перепуганного воришку по плечу, повернулся и похромал из класса.
Итак, закончилось все хорошо. За исключением того, что прокушенная подлым псом нога стала гноиться, и Ярославу пришлось делать уколы и ходить на перевязки еще целых полтора месяца, выслушивая по вечерам охи и жалобы огорченной матери.
Однако преступление было раскрыто. А это – главное.
Совещание проходило в кабинете Александра Борисовича Турецкого. Вокруг стола расселись как старые коллеги Турецкого – Вячеслав Иванович Грязнов, майор милиции Виктор Солонин, так и молодые – капитан ФСБ Леонид Сокольников, следователь Мосгорпрокуратуры Ярослав Степищев, старший лейтенант Туманов и капитан Бердников. Лица собравшихся были серьезны и сосредоточенны. Особенно сосредоточенным выглядел Степищев. Брови его были сдвинуты, губы плотно сжаты, в глазах горел азартный огонек, а на пухлых щеках выступил румянец. По всему было видать, что следователь Степищев намерен довести это трудное во всех отношениях дело до конца.
После того как коллеги расселись и перед каждым из них была поставлена чашка с чаем или кофе, Александр Борисович начал совещание.
А начал он его следующим образом:
– Итак, коллеги, дело, которое нам предстоит расследовать, крайне сложное. Некоторые газеты уже начали трубить про «преступления века». – Тут Александр Борисович усмехнулся и осуждающе покачал головой. – Звучит пафосно, но боюсь, что на этот раз борзописцы недалеки от истины. В общем, фигурантов много, и работы нам с вами предстоит невпроворот.
