Охота на сыщиков - Макбейн Эд (книги серии онлайн .TXT) 📗
Клинг со вкусом принялся за сладости, которые они ему принесли, и, не переставая жевать, с энтузиазмом поведал, что такая вот служба в больнице — вещь первый сорт, им стоило бы только посмотреть на отдельных сестричек в облегающей белой форме.
Похоже, он не таил зла на того пацана, что его ранил. Бывает — работа у нас такая, что поделаешь, делился он своими соображениями с Кареллой и Хэвиллендом. Клинг жевал, улыбался, болтал до тех пор, пока детективы не засобирались уходить. Он задержал их еще на минутку, чтобы рассказать на прощание анекдот о мужике, который был вынужден ходить, широко расставляя ноги, потому что у него было три, ну, этих… Сами знаете чего.
Берт Клинг в тот вечер пребывал в прекрасном настроении.,
Глава 18
Три траурные церемонии последовали одна за другой с необычайной быстротой. Жара не способствовала соблюдению классического ритуала, которым мы обставляем смерть. Скорбящие шли за гробами, обливаясь потом. Яростное солнце злорадно сияло им палящей улыбкой, и свежевырытая земля, которая должна была быть холодной и сырой, приняла гробы с сухим и пыльным равнодушием.
Сказать, что в эти дни пляжи были переполнены до отказа, — значит не сказать ничего. Было официально подсчитано, что за данный период пляжи в Колмз-пойнте и на острове Мотт посетило рекордное число любителей океанской волны — два миллиона четыреста семьдесят человек. У полиции возникли проблемы. У полиции возникли проблемы с дорожным движением, поскольку каждый, у кого было хоть какое-то средство передвижения, вывел его на улицу. У полиции возникли проблемы с пожарными кранами, поскольку детвора по всему городу открывала вентили, затыкая жерла кранов сплющенными консервными банками, и ликовала под импровизированным душем. У полиции возникли проблемы участившихся грабежей, поскольку люди спали с распахнутыми окнами, люди оставляли машины незапертыми и с опущенными стеклами, приказчики в магазинах оставляли свои прилавки без присмотра, чтобы перебежать улицу и по-быстрому глотнуть пепси-колы. У полиции возникли проблемы с утопленниками, поскольку многие изнывающие от немилосердного зноя горожане искали облегчения в отравленных водах рек, окаймляющих Айзолу, и многие из них тонули.
На острове Уокер, что на реке Дикс, у полиции возникли проблемы с заключенными, поскольку те решили, что не в силах более выносить вдобавок ко всему прочему еще и это пекло, и тогда заключенные похватали алюминиевые миски, которыми и стали колотить в решетки своих раскаленных и душных камер, и полисмены под этот невероятный тарарам спешили в арсенал, где на случай бунта хранилось автоматическое оружие.
У полиции возникло множество самых разнообразных проблем.
Карелле было бы много легче, если бы он не был одет в черное.
Он понимал всю абсурдность своих ощущений. Когда у женщины умирает муж, женщина одевается в черное.
Но они с Хэнком вели долгие беседы в спокойные часы во время ночных дежурств, и Хэнк много раз подробно описывал Элис в черных ночных сорочках, в которые она переодевалась ко сну. И как бы Карелла ни старался, он никак не мог сейчас разделить две самостоятельные концепции черного цвета: черное как прозрачное и возбуждающее одеяние обольщения и черное как траурные покровы скорби.
Элис Буш и он сидели в гостиной ее квартиры в Колмз-пойнте. Окна были широко открыты, и Карелла мог видеть высокие готические строения студенческого городка, резко очерченные на беспощадной голубизне неба. С Бушем он проработал много лет, но впервые попал в его квартиру, и вот теперь ассоциации, которые порождала у него в мыслях Элис Буш в черном, заставляли его чувствовать себя виноватым перед памятью Хэнка.
Он никак не ожидал, что Хэнк мог жить в такой квартире. Хэнк был крупным грубоватым мужиком. Квартира же была весьма игривой — типичное жилище женщины. Он никогда бы не поверил, что Хэнку здесь было удобно. Карелла обводил взглядом мебель, миниатюрные изящные вещицы. Как только Хэнк на них умещался! На окнах занавески гофрированного вощеного ситца. Стены болезненного бледно-лимонного цвета. Низкие, щедро инкрустированные столики в обильных завитушках. В углах гостиной этажерки, полки которых уставлены хрупкими стеклянными фигурками собачек и кошечек и пасторальных пастушков с искусно изготовленными тончайшими посохами.
В такой квартире, по мнению Кареллы, Хэнк был так же к месту, как и сантехник на чаепитии в дамском литературном кружке.
Совсем другое дело миссис Буш.
Миссис Буш совершенно непринужденно возлежала в пышном кресле цвета шартреза[47], поджав под себя длинные босые ноги. Миссис Буш органично вписывалась в этот интерьер, задуманный только для миссис Буш, задуманный как олицетворение женственности.
Она была одета в черный шелк. Необычайно большая грудь, невероятно тонкая талия, широкие крутые бедра — женщина, чье тело было создано вынашивать детей. Вот только Карелла никак не мог представить себе миссис Буш в муках рождения новой жизни из ее лона. Он мог представить себе ее исключительно так, как описывал Хэнк, — в роли обольстительницы. Черное шелковое платье только подчеркивало это впечатление. Кокетливая гостиная не оставляла места для сомнений. Это была декорация, созданная специально для Элис Буш.
Платье не было открытым. Да это было и не нужно.
Не было платье и особенно облегающим. И это было не нужно тоже.
Не было оно и дорогим, но прекрасно сидело на ее потрясающей фигуре. Карелла был уверен, что бы Элис не надела, все будет сидеть на ней безупречно. Он был уверен, что даже мешок из-под картошки выглядел бы неотразимо привлекательно на этой женщине, которая была женой Хэнка.
— Что мне теперь делать? — спросила Элис. — Заправлять койки в участке? Кажется, такова обычная участь вдовы полисмена?
— Разве у Хэнка не было страховки? — поинтересовался Карелла.
— Говорить даже не о чем. Полисменам не так-то легко застраховаться, сам знаешь. К тому же… Стив, он был совсем молодым. Кто заранее думает о таких вещах? Кто предполагает, что такое может случиться? — Элис смотрела на него широко открытыми, словно удивленными глазами. Глаза были очень карие, волосы очень светлые, кожа на лице очень белая, чистая и гладкая. Она была красивая женщина, но ему не хотелось о ней так думать.
Он хотел, чтобы она выглядела неряшливой и жалкой. Он не хотел, чтобы она была столь свежа и очаровательна. Чертовщина какая-то, что же такого в этой комнате, что тебя прямо-таки душит? Карелла чувствовал себя последним оставшимся в живых мужчиной в сужающемся кольце полуобнаженных красоток где-то на тропическом острове, который стерегут кишащие в прибрежных водах акулы-людоеды. Остров назывался Амазония или что-то в этом роде, вокруг одни женщины, а он — последний оставшийся в живых мужчина на всем свете.
Комната и Элис Буш.
Женственность неумолимо плотно обволакивала его, все крепче сжимая свои цепкие, жаждущие сладострастия объятия.
— Может, передумаешь, Стив? Выпей чего-нибудь, — предложила Элис.
— Ладно, выпью, — покорно согласился Карелла.
Она поднялась из кресла, мелькнув длинной белой полосой бедра, демонстрируя почти непристойное небрежение, с которым она относилась к своему телу. Она давно сжилась со своим телом, подумалось Карелле. Ее уже не восхищает его соблазнительность. Она привыкла к своему телу, сжилась с ним, пусть другие восхищаются, если хотят. Бедро есть бедро, так какого черта!.. Что там такого уж особенного в бедре Элис Буш! Господи, чуть не застонал Карелла, что же все-таки такого особенного в бедре Элис Буш?
— Виски?
— Хорошо.
— Стив, а что вообще чувствуешь, когда приходится заниматься вот такими делами?
Элис стояла у бара, стояла в бессознательно-раскованной позе манекенщицы, что было совсем уж несообразно представлениям Кареллы о манекенщицах — гибких, тонких и плоскогрудых. Каковой Элис Буш отнюдь не назовешь.
