Конец света в Бреслау (ЛП) - Краевский Марек (книги txt) 📗
— Прошу прощения, уважаемый господин, вы так быстро сели, что я не успел сообщить вам, что у меня уже есть пассажир. Я фиакер Бомбош, а это моя дочь Розмари. Этот рейс последний, и мы сразу едем домой, — фиакер игриво подкрутил пышные усы. — Она такая маленькая, что уважаемому господину не будет тесновато. Он еще такой молод.…
Мок взглянул на треугольное лицо попутчика. Большие, наивные глаза, ток с вуалькой и пальтишко. Девушке могло быть восемнадцать лет, у нее были тонкие, синеватые от холода руки и дырявые, поношенные туфли. Все это Мок увидел в свете фонарей, стоящих вокруг Музея Древностей Силезии.
Розмари следила за большим зданием музея, перемещающимся по правой стороне улицы. Мок громко пересчитывал пабы на Зонненплац, Грюбшенерштрассе и на Редигерштрассе, а результаты своих подсчетов объявлял Розмари с искренней радостью.
Повозка остановилась на Редигерплац перед величественным особняком, где Мок вместе с женой Софи занимал пятикомнатную квартиру на втором этаже. Мок выбрался из повозки и вручил фиакеру первую смятую купюру, которую вытащил из кармана пальто.
— На сдачу купи туфли и перчатки своей дочери, — сказал он громко и, не услышав радостных благодарностей извозчика, широко расправил плечи, наклонил голову и направил ее в сторону дверей дома.
К счастью для головы Мока сторож особняка не спал и успел вовремя открыть двери. Мок обхватил его в изнеможении и, не торопясь, начал трудный подъем по лестнице, натыкаясь на Сциллу перил и Харибду стены, напуганный Цербером, который с воем и лаем кидался в преддверии Гадеса за какими-то закрытыми дверями. Мок, которого не сдержало даже пение сиреной служанки, которая пыталась снять с него пальто и шляпу, или дикая радость старого пса Аргоса, добрался до Итаки своей спальни, где ждала его верная Пенелопа в муслиновом халате и пантофлях на каблуках.
Мок улыбнулся задумчивой Софи, с головой на спинке шезлонга, стоящего рядом с раскладной кроватью. Софи слегка потянулась, и муслин халата плотно обтянул ее полные груди. Мок понял это однозначно и начал лихорадочно раздеваться. Когда он добрался до тесемок кальсон, Софи вздохнула:
— Где ты был?
— В закусочной.
— С кем?
— Я встретил двух коллег, тех, что были вчера — Эбнера и Домагаллу.
Софи встала и нырнула под одеяло. Немного удивленный Мок сделал то же самое и прижался плотно к спине жены. Не без усилий он просунул руку под ее подмышкой и жадно обхватил пальцами мягкую грудь.
— Знаю, ты хочешь извиниться. Знаю об этом прекрасно. Сохраняй гордыню, твердость и ничего не говори. Я прощаю тебя за поведение Франца. Я прощаю тебя за поздний приход. Хотел выпить, был расстроен, — она говорила монотонным голосом, глядя в зеркало трюмо, стоящего напротив кровати. — Ты сказал, что был с коллегами. Не врешь. Конечно, ты не был ни с одной женщиной, — она поднялась на локте и посмотрела в глаза своему отражению. — В таком состоянии ты бы не справился ни с одной женщиной. В последнее время ты не очень хорошо себя чувствуешь. Просто ты слаб в алькову.
— Теперь могу, я способен тебя оседлать. Ты будешь молить меня прекратить, — у Мока пылают щеки, одна рука дергает муслин, другая — хлопок кальсонов. — Сегодня наконец появится наш ребенок.
Софи повернулась к мужу и, прикоснувшись к губам его рта, молвила голосом заснувшего ребенка:
— Я ждала тебя вчера, ты был с коллегами, я ждала тебя сегодня, — ты тоже был с коллегами, ты хочешь потрахаться сейчас?
Мок любил, когда она была вульгарной. В волнении разорвал кальсоны. Софи прислонилась к спинке. Из-под ее ночной сорочки высовывались две стройные узкие стопы. Мок начал ее гладить и целовать. Софи сунула пальцы в густые волосы мужа и отвела его голову.
— Хочешь потрахаться? — повторила вопрос. Мок закрыл глаза и кивнул. Софи подтянула ноги к себе и обеими ступнями коснулась груди мужа. Она их резко выпрямила, сталкивая его с кровати. — С коллегами да пошел ты, — услышал он шепот жены, когда упал на жесткий ковер.
Мок проснулся на бюро в своем кабинете. Его правую руку покрывали сгустки крови. Лампа освещала фляжку рейнского спатбургундера и наполовину наполненный стакан. Он взглянул на руку в свете лампы. С запекшегося сгустка бурой крови торчало несколько светлых волос. Мок вышел на кухню, придерживая разорванные кальсоны. Он тщательно вымыл руки в чугунном умывальнике. Потом он налил воду в эмалированную кружку и выпил, вслушиваясь в отголоски со двора: похоже на металлические пружины. Он выглянул в окно. Фиакер Бомбош повесил лошади на голову мешок с овсом и погладил ее по шее. Кибитка раскачивалась на рессорах во все стороны. Розмари зарабатывала на новое пальто.
Мок открыл глаза и через мгновение услышал призывы молочников, которые повторялись регулярно и настойчиво. Утренний холод проник в его тело. Он с трудом открыл рот и провел пересохшим языком по терке неба. Поскольку ни одна поза на стуле не была безболезненной, Мок решил встать. Он обернулся в халат и затопал босыми ногами по песчанику пола в прихожей. Пес Аргос выказывал утреннюю безумную радость, которую его хозяин не разделял ни в малейшей степени. В ванной комнате Мок сунул зубную щетку в коробку с порошком «Феникс» и приступил к очищению полости рта. В результате к кисло-алкогольным испарениям присоединился терпкий привкус цемента. Мок с яростью выплюнул в раковину серую кашицу и кремом «Пери» намылил большую кисть из барсучьего меха. Бритва была предметом, который должно сегодня использовать только под чьем-то пристальным контролем. Сильный укол напомнил ему, что он застрял. Маленькая струйка крови была очень яркая, ярче крови, вступившей вчера ночью из носа Софи. Мок внимательно вгляделся в свое отражение.
— Почему я могу смотреть тебе в глаза? — он вытер лицо и плеснул в него одеколоном от Уэлзла. — Потому что ничего вчера не произошло. Впрочем, я ничего не помню.
Служанка Марта Гозолл суетилась по кухне, ее муж, камердинер Адальберт, стоял выпрямившись как струна, в одной руке держа более десятка галстуков, в другой — вешалку с костюмом и белой рубашкой. Мок поспешно оделся и повязал на шею бордовый галстук. Марта протолкнула его толстый узел между жесткими крылышками воротника. Мок с трудом втиснул на опухшие ноги свежевычищенные Адальбертом ботинки, накинул на плечи светлое пальто из верблюжьей шерсти, надел шляпу и вышел из квартиры. В коридоре к нему привязался большой шпиц. Мок погладил собачку. Его владелец, адвокат Патшковский, взглянул с презрением на своего соседа, отличавшегося, как всегда, алкогольно-одеколонным благоуханием.
— Вчера ночью у вас был ужасный шум. Моя жена не могла заснуть до утра, — процедил Патшковский.
— Я дрессировал собаку, — проскрежетал Мок.
— Типа собственной жены, — монокль Патшковского заблестел в желтом свете лампы. — Вы думаете, что вам все позволено? Ваша собака жаловалась человеческим голосом.
— Некоторые животные говорят человеческим голосом за месяц до сочельника, — Моку захотелось спустить соседа с лестницы.
— Правда? — Патшковский поднял в изумлении брови.
— Я сейчас разговариваю с одним из них.
Адвокат встал как окаменевший и некоторое время смотрел на кровавые белки глаз Мока. Потом медленно спустился по лестнице, зарабатывая на очередные блестящие «правда?».
Мок вернулся в квартиру. Обнаружив, что дверь спальни закрыта изнутри, он прошел на кухню. Адальберт и Марта сидели за столом, сильно напуганные.
— Господин советник не стал завтракать. Я сделала омлет с курицей, — Марта показала расщелины в зубах.
— Ешьте на здоровье, — Мок усмехнулся. — Я хотел пожелать вам хорошего дня. Надеюсь, он будет так же хорош, как и прошлая ночь, вы хорошо спали, правда?
— Да, господин советник, — Адальберту казалось, что он еще слышит пронзительный крик Софи и тупое царапанье собачьих лап по закрытой двери спальни.
